Но в то же время Лила понимала, как неловко было бы навязываться маркизу, который и без того сделал для нее очень много. А еще она чувствовала, что этот вопрос не следует обсуждать с ним до тех пор, пока они не окажутся в Англии.


Карета графа, ожидавшая у яхты, отвезла Лилу к его дому, который оказался совсем рядом.

Когда девушка вышла из кареты, в дверях дома ее встретил маркиз.

— В отличие от большинства женщин вы очень пунктуальны! — заметил он.

— Моя мама всегда говорила, что опаздывать невежливо… И потом — я ужасно проголодалась! — разоткровенничалась Лила.

Маркиз весело рассмеялся.

Он провел ее в гостиную, где уже находилась гостья, которую граф пригласил специально для того, чтобы познакомить со своим другом.

Ею оказалась обаятельная француженка, жена некоего голландского дипломата, который уехал по делам в Германию. Она была не очень красива, но обладала типичным для многих француженок шармом.

Ее наряд отличался элегантностью — с первого взгляда можно было безошибочно определить, что он куплен в Париже.

Разговаривая с каким бы то ни было мужчиной, она непременно прибегала к изысканным приемам с помощью глаз, губ и красноречивых телодвижений.

Эта искушенная женщина уже приложила старания к тому, чтобы завлечь маркиза, тотчас определив, что граф пригласил ее именно ради этого.

Когда появилась Лила, граф и маркиз были покорены очарованием юности. С ней в гостиную словно ворвался луч солнца.

Лила с нескрываемым восхищением наблюдала за виконтессой. По наивности она не догадывалась, что в каждом ее слове кроется двусмысленность.

Маркиз улыбнулся, подумав, что взгляды мужчин будут прикованы именно к Лиле, несмотря на все уловки более зрелой дамы, опытной в искусстве обольщения.

Все были словоохотливы и много смеялись, и хотя Лила не всегда понимала, о чем говорили остальные, она чувствовала себя счастливой, потому что рядом находился маркиз.

На какое-то время она забыла о своем страхе перед будущим.

После обеда все снова перешли в гостиную, следуя французскому обычаю, по которому мужчины не задерживались за столом после ухода дам, чтобы выпить портвейна.

Маркиз как бы между прочим спросил у Лилы:

— Интересно, нет ли среди ваших талантов и музыкального? Вы играете на пианино?

— Немного, — скромно ответила она.

— Тогда предлагаю вам испытать свои силы на этом внушительном рояле.

В углу стоял действительно прекрасный инструмент.

Граф сказал, что получил его в подарок от матери, хотя сам почти никогда за него не садится, предоставляя это право своим гостям.

Лила легко пробежала пальцами по клавишам, и маркиз сразу же понял, что не ошибся: она разбирается не только в живописи, но и в музыке.

За его просьбой поиграть крылось желание избавить Лилу от ощущения неловкости: он не сомневался, что она была далека от смысла разговоров, которые велись за столом.

Его ничуть не удивило, что в гостиной виконтесса села рядом с ним.

Она флиртовала, умело играя голосом и мимикой, и до своего разочарования в женщинах он нашел бы ее в высшей степени обольстительной.

Но теперь его крайне раздражал граф, усевшийся рядом с роялем и не спускавший с Лилы восхищенного взгляда.

На лице ван Рейдаля было ясно написано, что он испытывает к Лиле.

«Дьявольщина, почему он не оставит девушку в покое! Она слишком юна!» — возмущался маркиз.

Вскоре он поймал на себе недовольный взгляд виконтессы: она была обижена тем, что он не слушает ее.

Лила сыграла сперва ноктюрн Шопена, потом несколько романтических вальсов Штрауса.

Играя хорошо знакомые вещи, она думала о том, как красив маркиз, и с невольным любопытством смотрела на виконтессу, пытаясь угадать, о чем она может ему говорить.

Лила решила, что француженка относится к числу женщин, которые должны занимать маркиза, и что ему, наверное, очень скучно с такой простушкой, как она. Он был добр к ней только потому, что она — англичанка, соотечественница, оказавшаяся в затруднительном положении.

«Он не только красив и знатен, — рассуждала девушка, — он еще необыкновенно умен! Конечно, он находит меня неинтересной, ведь я не разбираюсь в тех вещах, которые увлекают его, если не считать лошадей и картин».

Лила и сама не смогла бы объяснить, почему ей стало вдруг невыносимо грустно. Она решила, что просто страшно устала.

Позади был очень тяжелый день.

Когда она переодевалась к обеду, няня в ужасе вскрикнула, увидев огромный синяк у нее на плече — результат бесчинства Никласа. В тот момент он был ярко-багровый, а теперь, наверное, постепенно синел.

Она могла только радоваться тому, что все-таки успела увернуться: ведь Никлас хотел ударить ее кулаком в лицо! Однако плечо болело все сильнее, так что даже играть на рояле становилось трудно.

Закончив очередную пьесу, она немного неуверенно встала из-за инструмента.

— Пожалуйста, поиграйте еще! — взмолился граф. — Я очарован вашим исполнением не меньше, чем вашей красотой!

Он говорил очень тихо, так что ни маркиз, ни виконтесса не могли услышать его слов. Но Лила отошла от рояля и обратилась к маркизу:

— Пожалуйста… вечер был… чудесный, однако… наверное, мне лучше… вернуться на яхту.

Маркиз сразу же поднялся.

— Разумеется, вы правы. Я знаю, вы очень устали. Я отвезу вас обратно.

— Нет-нет… пожалуйста, не беспокойтесь…

Я вполне могу уехать одна! — смущенно возразила Лила.

Не обращая внимания на ее протесты, маркиз спросил у графа:

— Твоя карета ждет, Ганс?

— Конечно!

Лила попрощалась с виконтессой, а потом очень мило поблагодарила графа за возможность побывать у него дома.

— Я постараюсь завтра снова увидеть вас — если только его милость не умчит вас в Англию! — пообещал граф.

Подойдя к ней ближе, он прибавил:

— Я никогда не смогу вас забыть. Надеюсь, вы разрешите мне навестить вас, когда я в следующий раз буду в Англии.

— Спасибо… — пролепетала Лила, сознавая, что не может дать графу адреса, по которому тот нашел бы ее.

Она направилась к двери, и маркиз последовал за ней.

— Мне… не хотелось бы… отрывать вас от друзей, — тихо сказала она ему уже в холле. — Я могу… ехать одна.

— Я еду с вами! — твердо заявил маркиз.

Он взял ее накидку у лакея и набросил ей на плечи, а затем помог спуститься по лестнице и сесть в карету.

Лила с удивлением отметила, что от прикосновения его руки по ее телу пробежал странный трепет.

Когда карета повезла их к стоявшей поблизости яхте, ей вдруг захотелось, чтобы дорога была длинной — такой же длинной, как путь из Гааги в Амстердам.

Ей хотелось говорить с маркизом так, как они разговаривали днем — и чего не могли сделать вечером, в присутствии графа и виконтессы.

Лила не понимала своих чувств, она только знала, что ей приятно его присутствие и хочется подольше быть с ним.

«Цапля» представляла собой романтическую картину.

Огни яхты отражались в темной воде канала, а лунный свет пробивался сквозь листву деревьев на набережной.

Выходя из кареты, Лила думала, что маркиз попрощается с ней и она поднимется на борт одна, однако он сказал кучеру:

— Обратно я пойду пешком, можешь не дожидаться.

При мысли о том, что он побудет рядом еще какое-то время, у нее радостно затрепетало сердце.

Лила подняла голову и умоляюще посмотрела на маркиза.

Эта юная красавица, стоящая перед ним под звездами, освещенная огнями яхты, была прекраснее всех картин на свете. Ни один художник не смог бы передать ее одухотворенную красоту!

Долгие секунды они стояли неподвижно, глядя друг на друга, и казалось, лунный свет произносит за них те слова, которые они не решаются сказать.

А потом Лила заставила себя повернуться и, поднявшись на борт яхты, вошла в салон.

Маркиз следовал за ней.

— День у вас был долгий и трудный. И мне хотелось сказать вам, что вы держались необычайно мужественно. Я уверен, ваш отец гордился бы вами.

От его доброты Лила так растрогалась, что на глаза навернулись слезы.

Она очень тихо ответила:

— Вы… сказали мне… необыкновенно важные слова. И… я знаю… папа был бы благодарен вам… за то, что вы… так добры ко мне!

Маркиз сел в уютное кресло.

Увидев, что он не собирается сразу уходить, Лила устроилась поблизости, сбросив накидку.

Вечернее платье, купленное во Флоренции, очень ей шло, оно выгодно оттеняло юную свежесть ее лица. А еще оно подчеркивало стройность ее фигуры, высокую грудь и тонкую талию.

Немного помолчав, маркиз сказал:

— Я много думал о том, что делать с вами, когда мы вернемся в Англию, Лила.

— Со… со мной будет все в порядке! — поспешно заявила она.

Девушка твердо решила: она ни за что не станет для него обузой.

— О чем вы думали сегодня вечером, — неожиданно спросил он, — когда граф осыпал вас комплиментами и заставлял смущаться?

— Когда я… гостила дома у своих одноклассниц… их братья иногда… делали мне комплименты… Но они были итальянцы… поэтому их слова… казались мне… неискренними.

— И вы посчитали, что граф тоже был неискренним? — строго спросил маркиз.

Лила задумалась над ответом.

— Нет, он говорил искренне… — произнесла она наконец, — но в то же время его слова показались мне, ., наигранными… как будто он уже не раз их произносил…

Маркиз засмеялся — весело и сердечно.

Он не ожидал от нее столь рационального ответа. Чутьем она угадала то, что было сущей правдой.

— Где бы вы ни появились, — сказал он серьезно, — вы непременно столкнетесь с этим фактом: мужчины всегда будут делать вам комплименты. Вот почему перед нашим возвращением в Англию вы должны сказать мне, Лила, что вас так испугало, от чего вы убежали и скрываетесь.

Девушка широко распахнула глаза, и он почувствовал, что она снова испугалась, однако не был намерен отступать.

— Вы же не думаете, что я могу просто высадить вас в Англии на берег и забыть о вашем существовании. Если вы не хотите возвращаться к вашим родным, я могу найти кого-нибудь из своих родственниц, которые с радостью вывезут вас в свет, где вы, конечно же, будете блистать.

Лила тихо ахнула.

— Вы очень добры, милорд… но… об этом не может быть и речи!

— Почему? — не отставал от нее маркиз.

— Потому что я должна скрываться! Я… не могу появляться на людях! Ваши родственницы, конечно, захотят узнать обо мне… больше… Но я ничего не могу рассказывать.

Маркиз откинулся на спинку кресла.

— Давайте вести себя разумно, — предложил он. — Расскажите мне, что вас так тревожит, и тогда я буду знать, как именно вам помочь. Вы можете думать что угодно, но для каждой проблемы существует решение.

— У моей… его нет! — с рыданием вымолвила Лила.

— Скажите же мне! — упорствовал маркиз.

Она едва слышно вскрикнула, а потом вдруг соскользнула с кресла и встала перед ним на колени. Она умоляюще смотрела на него полными слез глазами. Губы ее дрожали, и прерывающимся голосом она прошептала:

— Пожалуйста… пожалуйста… не заставляйте меня рассказывать!.. Если… я это сделаю… вы непременно скажете… что глупо было… убегать… что я должна вернуться и… делать, что мне велят!

Она всхлипнула.

— Но… если он меня заставит, то… клянусь… я скорее… брошусь в море и… утоплюсь!

В ее голосе было столько ужаса и вместе с тем отчаянной решимости, что маркиз только в изумлении смотрел на нее.

Все это время Лила держалась с невероятным мужеством.

Он едва мог поверить, что перед ним та же девушка, которая не позволила себе заплакать, когда узнала о кончине тети.

Осторожно, стараясь не напугать еще сильнее, он взял в свои руки ее судорожно стиснутые пальцы.

— Послушайте, Лила, — негромко сказал он, — я не стану принуждать вас делать то, чего вы не хотите. Тем более нечто такое, что является причиной ваших огорчений.

Она смотрела на него блестящими от слез глазами.

— Вы… обещаете? — с трудом произнесла она.

— Даю вам клятву, — кивнул он. — Я только помогу вам — так, как вы этого захотите.

Она тихо вздохнула и опустила голову; на секунду ее лицо прислонилось к его руке, накрывшей ее пальцы.

Он ощутил прикосновение ее губ, но понял, что она не целует его, — для нее его рука лишь часть его доброты. Он для нее — олицетворение безопасности, полубог, чудом явившийся к ней на помощь.

Он и сам не мог бы сказать, откуда в нем такая уверенность, однако не сомневался, что правильно истолковал ее ощущения. И это при том, что она совершенно не похожа на тех женщин, с которыми он был когда-нибудь знаком!

Потом, словно почувствовав, что маркиз по-прежнему ждет ее объяснений, Лила сказала — так тихо, что он с трудом разобрал ее слова:

— Я… я убежала потому, что… мой отчим… а он стал моим опекуном… после смерти мамы… велел мне выйти замуж… за человека, которого я видела всего… два раза… Но он старый и… отвратительный!