Ее охватила внутренняя дрожь, колени подкашивались, но она понимала, что больше не выдержит этой странной игры. Сейчас она даже не пыталась вырваться из его рук, потому что знала: он не отпустит ее. Поэтому она просто подняла голову и прямо взглянула ему в глаза.

– А как вам больше понравится, милорд? Побьете меня тростью? Кулаком? А может, желаете послать за вашим хлыстом? Что бы это ни было, умоляю вас покончить с этим прямо сейчас. Нельзя, чтобы из-под моего платья на первом балу были видны следы вашего наказания. – Голос ее звучал твердо и бесстрастно, и по ошеломленному взгляду она поняла, что удивила его.

– Вы говорите так, будто уже испытывали это и раньше.

– И гораздо больше раз, чем я могла бы запомнить.

Лакей Аманды пользовался для этих целей кулаками, а его жена предпочитала палку. По правде говоря, она не винила их за это, хотя и решила уже, что, как только возьмет в свои руки управление имением, уволит их, не дав рекомендаций. Распоряжения на все эти побои отдавала Аманда, которая отличалась злобным характером и постоянно страдала от всепоглощающей зависти.

Джиллиан покачала головой, отбрасывая эти горькие воспоминания, и, собрав весь проснувшийся в ней гнев, направила его на графа.

– А теперь прошу меня извинить, – сказала она. – Вероятно, мне следует подождать в своей комнате, пока не будет принято решение о том, как вы намерены со мной поступить.

Джиллиан выскользнула из его рук и поспешила из комнаты, моля Бога, чтобы успеть добежать до своей кровати, прежде чем она зальется слезами. Девушка приостановилась лишь единожды, как раз перед тем, как повернуть ручку двери. Стивен не двинулся с места, но его голос догнал ее, застав врасплох в тот самый момент, когда она уже готова была скрыться.

– Аманда.

Она замерла, затаив дыхание.

– В белом вы выглядите восхитительно.

Она подобрала свои юбки и бросилась бежать.

* * *

Стивен следил за тем, как она исчезает под тихий шорох белого шелка. В ней сочеталось великое множество восхитительных противоречий. То она отважно бросает ему вызов и ее зеленые глаза сверкают, как молнии. То уже в следующую минуту заливается краской, как невинный ребенок, хотя и искушает его сверх всякой меры. А затем наступает следующий миг – и глаза ее затуманиваются горькими воспоминаниями и болью.

Как может такое быть, чтобы хозяйку дома регулярно подвергали побоям? Кто это мог делать? Было ли это еще до того, как она заболела? Или до того, как стала хозяйкой имения?

Все эти вопросы вертелись у него в голове, пока он окончательно не запутался, не зная, что и думать. «Нужно как можно быстрее выдать ее замуж», – решил он.

Вздохнув, Стивен тяжело направился к креслу перед своим письменным столом, и мысли его неминуемым образом вернулись в настоящее.

Как может новая одежда так разительно менять женщину, делая ее необыкновенно привлекательной? Он понимал, что даже в ее собственном унылом облачении она оставалась красивой женщиной, с живым лицом и шикарными пышными волосами. Но увидеть ее сегодня в новом роскошном наряде, который подчеркивал ее зрелые формы, было все равно что наблюдать, как из куколки на свет появляется прекрасная бабочка. Когда она встала из-за его письменного стола, у него просто перехватило дыхание, ком застрял в горле. У нее была совершенная во всех отношениях фигура, а грудь, обрамленная мягкими лентами, натягивала платье по классическим линиям. Хотя в моде была завышенная талия, эластичная ткань мягко облегала ее тело, подчеркивая узкую талию, правильно закругленные бедра и тугой зад.

Опускаясь в свое кресло, Стивен даже застонал, почувствовав, как мягкая кожа после нее перестраивается под его формы. Ему не следовало думать о своей подопечной подобным образом, поэтому он перенаправил свои мысли, усилием воли заставив себя вновь пережить гнев. Она сидела на этом самом кресле, за его письменным столом, грубо ворвавшись в святая святых!

Да что там говорить! Она фактически взломала замок письменного стола и читала его дневники!

Нахмурившись, он переключил внимание на свой письменный стол и окинул его мрачным взглядом. Что еще она сделала, кроме того, что прочла о самых унизительных событиях его детства? Начав сверху, Стивен методично и дотошно прошелся по всем ящикам. Все лежало на своих местах, хотя инстинкт подсказывал ему, что она обследовала здесь каждый дюйм. Наконец он добрался до самого нижнего. Она утверждала, что не прикасалась к ящику для хранения денег, и он вздохнул с облегчением, увидев, что замок на нем нетронут, а банкноты внутри целы и невредимы.

Но затем Стивен перевел взгляд на свои дневники. Их было всего три. Ему не было нужды заглядывать в них, чтобы понять, что она забрала самый последний, где он вел хронику своей жизни с момента своего возвращения в Лондон. Он мысленно прошелся по записям в этом тонком томике, и губы его медленно растянулись в улыбке.

Сколько времени ей понадобится, чтобы все выяснить? Определенно не более получаса. Дольше она просто не выдержит. Через час обед, и ей придется одеваться к нему. Если она хочет прочесть его дневник в одиночестве, это должно произойти прямо сейчас или уже после вечерней муштры по правилам поведения в обществе под руководством его матери.

Стивен взглянул на часы и, скрестив руки на груди, стал ждать. Ему было стыдно признаться себе в том, с каким удовольствием он предвкушал предстоящий выговор, который он сделает своей подопечной, однако это будет лишь справедливой платой за все ее преступления.

В действительности на это ушло семнадцать минут. Она ворвалась в библиотеку, словно суровый ангел мщения, высоко размахивая его дневником в воздухе, словно это была обличительная улика на судебном процессе.

– Пять страниц о том, как ваш конь привыкает к Лондону, три страницы о разведении овец, еще четыре – о зерновых культурах, и при этом ничего – ни единого словечка! – обо мне!

Стивен только ухмыльнулся. Это и вправду была потрясающая женщина.

– А вы предпочли бы, чтобы я писал там об обидах и оскорблениях?

Она остановилась, мгновенно дав задний ход.

– Я… Да, думаю, предпочла бы. По крайней мере, тогда я хотя бы понимала, на каком свете нахожусь.

– Именно для этого вы и стащили мой дневник? Чтобы выяснить, что я о вас думаю?

Она опустила руку и прижала его дневник к груди, словно баюкая на ней нечто бесценное.

– Ну, не только для этого…

Выгнув бровь, он ждал объяснений. Он находил, что лицо ее временами бывает исключительно экспрессивным, а в другие моменты – абсолютно пустым и безучастным. Но сейчас Аманда хмурилась, и мысли ее были явно обращены куда-то внутрь, пока она обдумывала свой ответ. На лице ее попеременно отражались разные чувства: замешательство, потом досада и, наконец, сильное желание, – а потом это все резко исчезло.

– Я взяла его из любопытства, милорд. Прошу меня простить. Это было крайне невоспитанно с моей стороны. Совершенно бессовестный поступок. Безусловно, я не заслуживаю того, чтобы вы обо мне что-то писали. Разумеется, ваш конь, овцы и посевы зерновых более важны для вас. – В голосе ее звучали нотки обиды и негодования.

– Это не так, – сказал он, стараясь подавить иронический тон. – Просто я предпочитаю писать о вещах приятных.

– А я вам, значит, неприятна? – с вызовом спросила она.

Он усмехнулся. Он больше не мог сдерживать себя. Ее это явно очень обижало.

– Даже вы, моя дорогая, не смогли бы назвать наше с вами первое знакомство приятным. Безумным, раздражающим, удивительным – каким угодно, но уж точно не приятным.

Она надула губы и машинально погладила кожаный переплет его дневника.

– И это все, что вы обо мне думаете?

Стивен на мгновение запнулся, чувствуя, что этот неподвижный пристальный взгляд зеленых глаз застал его врасплох. Действительно, что он думает о ней? Стивен не мог с уверенностью сказать о своих чувствах к ней, и именно в этом заключалась истинная причина того, что он не написал о ней. Она была для него совершенно новым опытом – одновременно соблазнительная и невинная, своевольная, но в то же время великодушная до легкомыслия. Она как-то не укладывалась в его сознании, и поэтому он не мог записать свое мнение о ней в дневнике. И вот теперь она стоит перед ним, эта дерзкая нахалка, и требует, чтобы он сказал ей то, что посчитал для себя недостаточно удобным записывать в свой дневник.

– Я думаю, что с вами обошлись очень мягко, несмотря на то, что вы совали свой нос туда, куда не следует. А теперь, если вам будет угодно, верните-ка мой…

– Значит, я для вас ничего не значу! Пустое место, и говорить не о чем.

Он ухмыльнулся: ей явно не хватало уверенности в себе.

– Аманда, вы, безусловно, живая сущность. Вы обладаете какой-то физической массой. Вы определенно оказываете влияние на окружающую вас среду…

– Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. Я… – Она немного сморщилась в комичной гримасе, стараясь подобрать правильные слова. – Я вызываю у вас досаду и раздражение, и вы охотно готовы выбросить меня из головы, чтобы размышлять о более важных вещах.

Стивен сделал глубокий вдох – хотел бы он, чтобы так было на самом деле. Если бы ему удалось просто взять и выбросить ее из головы, он чувствовал бы себя намного более счастливым человеком. На самом же деле за последние несколько дней он практически ничего другого не делал, кроме как думал о ней. Разумеется, он не мог ей в этом признаться. Вместо этого Стивен немного наклонил голову и посмотрел на нее с выражением, в котором, как он очень надеялся, читалось холодное равнодушие.

– Почему это вас так волнует?

Ее плечи обреченно поникли, как будто своими словами он только подтвердил ее худшие опасения. Она присела на стоявший рядом диван и сердито уставилась в окно.

– Что я должна сделать?

– Вы должны добавить в ваш список правил поведения для настоящей леди следующее: леди никогда не взламывает замки. Леди не удовлетворяет свое любопытство за счет недостойного поведения. Леди ни при каких обстоятельствах не читает личные дневники.

Она с рассеянным видом нахмурилась, как бы отмахиваясь от этих новых правил.

– Нет-нет. Что я должна сделать?

Он удивленно заморгал. Он не имел ни малейшего понятия, что она сейчас имеет в виду, а потому сказал:

– Я вас не понимаю.

Она вздохнула, и голос ее зазвучал почти трагически.

– Я приехала в Лондон, чтобы найти себе будущего мужа. Но если даже вы, мой опекун, не обращаете на меня внимания, то каким образом я могу быть привлекательна для кого-либо еще?

– Ну, я ведь так прямо не сказал, что…

– Нет, не сказали, но поскольку вы сами являетесь образцом приличия и пристойного поведения, то… Вы должны знать такие вещи.

Она оперлась подбородком о руку и в задумчивости забарабанила пальцами по своим губам. Он настолько увлекся этим очаровательным зрелищем, что едва не прослушал ее следующие слова:

– Мне просто нужно действовать более скандально и вызывающе.

– Что?! – Он едва не упал со своего кресла.

– О, не волнуйтесь, ничего особо возмутительного, просто немного больше дерзости.

– Аманда, уверяю вас…

– Нет-нет, дайте-ка мне подумать. – Она вдруг встала и заходила по комнате, соблазнительно мелькая щиколотками из-под развевающихся белых юбок. – Я могла бы сделать поглубже декольте на своих платьях, только ведь тут, должно быть, хватает дам сомнительного поведения, с которыми мне будет трудно тягаться в этом…

– Ваши декольте совершенно пристойные!

Она резко обернулась к нему, уперев руки в бока, словно приготовилась отчитать туго соображающего школьника.

– Вот в этом-то и проблема! Я постепенно превращаюсь в настолько пристойную леди, что становлюсь скучной.

– Аманда… – Он произнес ее имя с тихим раздражением, но она не обратила на это внимания.

– Возможно, я могла бы играть в карты. Это я и вправду умею довольно неплохо.

– Существует очень мало светских приемов, на которых играют в карты…

– О да, вы правы. Это, вероятно, слишком банально. Тогда, возможно, сплетни? Графиня говорит, что высшее общество буквально расцветает от всяких слухов. Что, если я подброшу слух, будто я выступаю на театральных подмостках?

Это сработало. Стивен выбежал из-за стола и, подскочив поближе, буквально завис над ней.

– В качестве актрисы?! Нет, вы не сделаете этого!

– Что, чересчур? – Она ускользнула от него, продолжая обдумывать варианты. – Ладно, а если это будет предотвращенное бегство с возлюбленным? Нет, в это просто никто не поверит. – Тут она остановилась и торжествующе щелкнула пальцами. – Есть, придумала! Я представлю все так, будто я незаконнорожденная!

– Абсолютно исключено!

Она обернулась к нему с широко раскрытыми глазами, как будто это восклицание удивило ее. Он не обратил на это внимания, продолжая топтаться вокруг своего стола, как будто для того, чтобы придать своим словам бóльшую убедительность.