— Ты всегда намеренно обижаешь тех, кто хочет тебе помочь?

Она недоуменно захлопала ресницами. В окружении ее отца это слово считалось самым большим комплиментом. Но, как выяснилось, не для палача.

— Однако… — пробормотала она.

— Я — ученый, белая женщина! Я изучал Хуана Ди Цзиня и Сюнь Цзы. Я вел дискуссии на темы морали с самим императором! Я — последователь учения Конфуция и сторонник… — Он еще какое-то время продолжал говорить громко и страстно, перечисляя какие-то неизвестные имена и названия. Она же изумленно смотрела на него, забыв даже извиниться.

Когда же он, желая подчеркнуть важность последних слов, ударил кулаком по столу, Анна вздрогнула и сказала первое, что пришло на ум:

— Неудивительно, что мы первыми изобрели военные корабли.

В комнате воцарилась напряженная тишина. Эта тишина действовала ей на нервы. Наконец она не выдержала и, пристыженная, опустила голову. Кто она такая, чтобы давать этому человеку советы по поводу того, как нужно управлять страной? От него сейчас зависела ее жизнь. Нужно быть последней идиоткой, чтобы так дразнить его. Но теперь уже поздно сожалеть. Слово не воробей, вылетит — не поймаешь. Краем глаза она заметила, как Цзин-Ли шагнул к ней и поднял руку, собираясь ударить. Она зажмурилась и съежилась в ожидании удара. В конце концов, она вполне заслужила подобное обращение: недопустимо быть такой глупой.

Но ее не ударили. Вместо этого она услышала громкий голос палача:

— Объясни, что ты хотела этим сказать.

Анна подняла голову и изумленно посмотрела на него. Дело в том, что она уже забыла, о чем шла речь. Подумаешь, брякнула какую-то ерунду. Она посмела оскорбить мандарина в его собственной стране. Это ни к чему хорошему не приведет. Хотя то, что она сказала, совсем не ерунда.

— Я жду объяснений! — требовательно произнес он. — По поводу ваших военных кораблей.

Она пыталась найти какие-то подходящие слова и в конце концов решила сказать ему чистую правду.

— Вы — важный человек в этой стране. Императорский палач. Вы считаете себя ученым и с пренебрежением относитесь к ремесленникам и торговцам. Вы размышляете, учитесь и ведете умные беседы, но всем остальным людям нужна еда, разные инструменты… — «И опиум», — мысленно продолжила она этот перечень и выдержала небольшую паузу. — Среди белых людей тоже есть ученые. Однако нашей страной управляют деловые люди, которые разбираются в инженерном деле, в производстве оружия, в том, как выращивать различные сельскохозяйственные культуры, — сказала она и подумала, что опиум — самая лучшая на земле культура. Она приносит наибольший доход. По крайней мере, так говорил Сэмюель.

— Варвары! — презрительно произнес Цзин-Ли и плюнул в сторону. Посмотрев на него, Анна поняла, что у него так и чешутся руки ударить ее. Она быстро перевела взгляд на мандарина. Как это ни странно, но слуга оказался более жестоким, чем сам палач.

— Я — женщина и совершенно не разбираюсь в мужских делах, — солгала она. — Однако, руководствуясь только соображениями высокой морали, вы вряд ли сможете понять, что такое безнравственность и варварство. А это значит… — Анна замолчала, пожав плечами. — Варвары изобрели оружие намного мощнее вашего и смогли захватить вашу несчастную страну.

— Вы смогли захватить Китай совсем не потому, что у вас есть военные корабли, — пылко возразил мандарин.

Она услышала, как презрительно фыркнул Цзин-Ли, сидевший рядом с ним. Палач вздохнул и искоса посмотрел на друга.

— Военные корабли, конечно, помогли вам в этом деле, но нашу страну разрушило другое зло. Ваш проклятый опиум.

Едва Анна услышала это слово, как у нее во рту начала выделяться слюна. Сейчас она испытывала такую сильную потребность, что едва сдерживала себя, чтобы не вскочить на ноги. И все же она заставила себя сосредоточиться на непростом споре с мандарином.

— Образование — это великая вещь. Но поскольку я женщина, у меня нет возможности получить хорошее образование, — сказала Анна. Так оно и было, хотя она знала гораздо больше любой китайской женщины. — Тем не менее я могу понять то, чего не можете понять вы. Я имею в виду нужды бедных и обездоленных людей. — Она снисходительно улыбнулась, ибо говорила сейчас горькую правду, которую палач и его друг не могли не признать. — Если женщине нечего есть, то она купит себе наркотик, лишь бы забыть о голоде. Если ей не на что надеяться, она скорее заплатит за то, чтобы немного поспать, прежде чем наступит еще один безрадостный день. И если ее жизнь — это сплошной кошмар, то почему не покурить, чтобы хоть немного расслабиться?

Анна отвернулась, пытаясь сообразить, не слишком ли она разоткровенничалась. Неужели мандарин догадался, что она говорит о собственной жизни? А может, он успел понять, что она чувствует большую привязанность к самым бедным китайским крестьянам, а не к людям белой расы?

— Подойди сюда, жена, — ласково произнес мандарин и жестом пригласил ее сесть на скамейку, которая стояла возле кресла, похожего на трон.

Она без возражений подчинилась ему. И не потому что он приказал ей это сделать, а потому что его лицо выражало понимание и сочувствие. Все это, конечно, сплошное притворство, ничего более. Она решила не поддаваться на эту уловку, однако сопротивляться такому сладкому обману было бесполезно.

Анна подошла к нему, но не успела сесть, так как Цзин-Ли отбросил скамейку в сторону.

— Жена должна сидеть на полу! — заявил он, злобно посмотрев на нее. Затем он повернулся к мандарину.

Чжи-Ган, даже не удостоив его взглядом, глубоко вздохнул и обратился к Анне:

— Прости его, жена. Он всегда следит за тем, чтобы мне выказывали должное уважение.

Анна склонила голову. Ей хотелось выглядеть смиренной и послушной. Особенно сейчас, когда на лестнице раздались чьи-то шаги. Она сначала не расслышала их, потому что ее внимание было приковано к мандарину, и теперь с интересом наблюдала, как в комнату с великой помпой входил какой-то мужчина в сопровождении четырех охранников. Наверное, это губернатор, подумала Анна и решила вести себя как хорошая китайская жена, дабы упрочить высокий статус мандарина. \

Она уже собиралась сесть на пол у ног палача, но он остановил ее, схватив за локоть.

— Здесь очень грязно, — пробормотал Чжи-Ган. — И пол очень твердый.

Он снял свой жакет. Под ним оказалась украшенная вышивкой туника. Но именно жакет привлек всеобщее внимание. Когда он вывернул его наизнанку, все увидели официальную эмблему, ярко засверкавшую на солнце. Потом он свернул его и положил ей под ноги. Анна услышала изумленный вздох Цзин-Ли, но мандарин только пожал плечами.

— На нем пятна крови. Обычная грязь по сравнению с этим просто ничто.

Цзин-Ли ничего не сказал ему, но весьма неодобрительно посмотрел на мандарина, когда тот помог Анне сесть. Даже сквозь ткань туники она чувствовала жар его руки. Казалось, что горячие пальцы палача выжгли клеймо на ее коже. Даже после того как он убрал руку, она еще долго ощущала его прикосновение.

Она старалась не думать о нем, но понимала, что это невозможно. Мандарин сидел рядом с ней, и она каждой клеточкой своего тела чувствовала его присутствие. Находясь в одной комнате с этим человеком, она не могла не ощущать его энергию. Интересно, насколько сильно она будет чувствовать ее, сидя рядом с ним? Сможет ли эта сила заставить ее забыть об опиуме? Вскоре Анна поняла, что сможет, поскольку сейчас она думала только о нем, а не о сладком дурманящем наркотике. Эта сила заставила ее забыть обо всем на свете.

— Приветствую вас, губернатор Бай, — сказал он. — Кажется, мне удалось убить крысу, жившую в вашем саду.

Губернатор поклонился в знак приветствия и сел напротив мандарина. Сидел он точно так же, как Чжи-Ган, — широко расставив ноги. С его пояса свисал безобразно длинный меч.

— Приветствую вас, — громко произнес Бай гнусавым голосом. — О да, эта крыса недавно завелась в моем доме. Я все никак не мог найти время для того, чтобы лично извести ее.

— Конечно, конечно. Только боюсь, что она жила здесь гораздо дольше, чем вы думаете.

Губернатор удивленно вскинул брови. Анна тоже поразилась не меньше, чем он. Крайне невежливо выказывать недоверие человеку, находясь у него в гостях, но мандарина, похоже, это совершенно не волновало. Он продолжал нести всякую околесицу.

— Лет десять, я думаю, или даже больше, — сказал он, наклоняясь вперед. — Десять лет назад отсюда увезли маленькую девочку. Младшую дочь одного бедного ученого. Увезли и продали в… — он понизил голос. Намек мандарина был понятен: он хотел выяснить, куда именно ее продали. В какой бордель работорговец поставлял свой живой товар.

Анна сдержала вздох удивления. Палач, конечно, был человеком умным, но совершенно не умел вести переговоры. Такого рода сведения лучше добывать в другой обстановке. Например, наслаждаясь вкусной едой и хорошим вином. А он сейчас просто взял и открыто выложил губернатору, что ему очень нужно знать, где находится эта девочка. Взглянув на хитрое лицо губернатора, Анна поняла, что мандарин теперь заплатит высокую цену за интересующую его информацию.

Но что сделано, то сделано. Затаив дыхание, все теперь ждали, что же ответит губернатор. Мандарин тем временем протянул руку и погладил Анну по щеке. Это был такой непроизвольный жест, как будто он погладил любимое животное, и Анна застыла на месте от обиды. Однако она не отстранилась от него. Ей ни в коем случае нельзя было подрывать авторитет мандарина.

Губернатор Бай довольно откровенно смотрел на нее, прищурившись, а затем сказал:

— Какая странная у вас… компаньонка.

Бросив на Анну удивленный взгляд, мандарин воскликнул:

— О да! Это моя вторая жена.

— Белая? Вы не боитесь за свое здоровье?

— Это подарок, от которого я не мог отказаться, — как ни в чем не бывало пояснил Чжи-Ган и, улыбнувшись, пожал плечами. — Я не боюсь белых людей.

Анна изо всех сил старалась сохранять спокойствие, хотя ей очень хотелось надерзить мандарину, который вдруг превратился в жестокого и расчетливого дельца. Каждым своим словом, имевшим двойной смысл, каждым своим прикосновением палач давал понять, что с белыми людьми он на короткой ноге. Однако что он хотел этим сказать? Что ему было нужно?

Впрочем, губернатор Бай хотел того же. Всплеснув руками, он вскочил на ноги.

— Пойдемте отсюда! — воскликнул он. — Не можем же мы разговаривать прямо здесь, распивая этот странный чай с налетом пыли! Мы отправимся в мой дом и поговорим как цивилизованные люди. Я даже распоряжусь насчет паланкина для вашей прелестной второй жены.

— Айе, — произнес мандарин, вздохнув, и Анна поняла, что он задумал какую-то хитрость. — К несчастью, ваша крыса причинила нам некоторые неудобства. Эта женщина очень расстроена и напугана, а наша одежда… — Чжи-Ган покачал головой, показывая, насколько он потрясен все этим.

— В моем доме мы сможем привести вашу одежду в порядок! — пылко заверил его губернатор. — Там есть шелковые платья и украшения из нефрита, которые помогут успокоить расстроенные нервы вашей жены. Еще у меня есть прекрасный пекинский чай — подарок самого главного евнуха императора, — добавил он, намекая на то, что находится в дружеских отношениях с самим Сыном Небес.

— О да, Ле-Цзы всегда охотно угощает чаем императора. Лично я предпочитаю особую смесь вдовствующей императрицы, — сказал Чжи-Ган, давая понять, что он более тесно связан с императрицей.

— Конечно, конечно. Однако когда я в последний раз был в Пекине, мне показалось, что вы находились рядом с императором. На самом деле, — медленно произнес губернатор, в голосе которого звучала явная угроза, — я в этом просто уверен.

Анна нахмурилась, сделав вывод, что губернатор Бай — опасный человек. Она почувствовала, как мандарин крепко ущипнул ее за щеку, но не могла понять почему. Потом она все вспомнила. Примерно месяц тому назад император заболел и переехал в Летний дворец, где его здоровьем занялись многочисленные доктора. Ходили даже слухи о том, что его отравила собственная мать — вдовствующая императрица, которая теперь управляла страной от имени сына. С тех пор не проходило и дня, чтобы мать не отменяла какой-нибудь из реформаторских указов императора.

Короче говоря, вдовствующая императрица совершила государственный переворот. Революционное движение за обновление Китая было подавлено, проводилась твердая политика закрытых границ, направленная на искоренение влияния европейцев. Анну не интересовали все эти события, потому что она собиралась уехать из Китая. Однако этим двум мужчинам необходимо было решить, чью сторону принять — либо свергнутого императора, либо победившей императрицы. И от того, насколько правильным будет это решение, зависело очень многое.