Анна, признаться, не понимала, о чем он ее спрашивает. Он рассказал ей слишком мало, чтобы она могла его понять. К тому же для него это не имело никакого значения. Сейчас ему нужно было услышать от нее только одно слово. И Чжи-Ган молился о том, чтобы, произнеся его вслух, она потом не отреклась от своего обещания.

Но Анна молчала, уткнувшись лицом ему в грудь. Он чувствовал на своей коже горячее дыхание женщины и едва сдерживал охватившее его волнение.

— Скажи это вслух! — потребовал он. — Ты хочешь жить?

Она снова содрогнулась всем телом, но он крепко держал ее в своих руках. Еще сильнее сжав ее плечи и слегка откинув назад голову, чтобы посмотреть ей в глаза, Чжи-Ган настойчиво повторил свой вопрос:

— Ты хочешь жить? Скажи это!

— Да! — яростно закричала она. — Да, я хочу жить!

— Значит, ты будешь мне помогать? — не отставал от нее он.

Анна настороженно посмотрела на мандарина. Лампа светила уже не так ярко, и ее лицо было наполовину в тени. Однако они находились так близко друг к другу, что Чжи-Ган мог разглядеть каждую черточку ее лица. Она была напугана, причем страшно напугана, но он по-прежнему не отпускал ее.

— Я хочу найти тех, кто поставляет опиум и продает крестьянских девочек, — сказал Чжи-Ган. — Я хочу пройти по всей этой цепочке от работорговца до губернатора и обратно, к самому источнику.

— И куда же ведет этот след?

— В Шанхай. В этом признался губернатор Бай перед тем, как я его убил. Он сказал, что тех девочек продали в Шанхай.

Он почувствовал, что Анна снова напряглась, и прижал ее к себе еще крепче.

— Твой поставщик тоже из Шанхая?

Она неуверенно кивнула.

— Даже не пытайся лгать мне.

— Я тебе не лгу, — прошептала она. — Мой поставщик… он живет в Шанхае.

— Твой выдуманный отец? — уточнил Чжи-Ган. Он достаточно внимательно слушал ту историю, которую она придумала для жен губернатора.

Она вновь кивнула.

— Значит, мы сможем пройти по этому следу до самого Шанхая. Мы найдем этих девочек и твоего мнимого отца. Ты поможешь мне в этом?

На этот раз Анна кивнула более уверенно.

— Если ты поможешь мне выявить всю эту порочную цепь от начала до самого конца, то я клянусь, что посажу тебя на корабль, плывущий в Англию или в Австралию. Ты отправишься туда, куда захочешь, подальше от презренных берегов моей родины, и я навсегда забуду о тебе.

В ее глазах засветились огоньки надежды.

— Ты клянешься? Клянешься своими предками и… и своими яйцами?

Он усмехнулся.

— Клянусь своими молодыми, здоровыми яйцами, — сказал он и потянулся губами к ее губам. К тому моменту его дракон успел стать тяжелым и твердым, а женщина так плотно прижалась к нему своими бедрами, что он ощутил тепло, пульсирующее у нее между ногами. Он посмотрел ей в глаза и увидел в них неприкрытое желание. Он все еще лежал на ней, придавив ее своим телом, и она затаила дыхание, а потом… Неужели она тоже слегка сдавила его своими бедрами?..

— Я расскажу тебе о своем так называемом отце, — сказала Анна. Хотя она говорила довольно быстро, ее слова звучали как клятва. — Я расскажу тебе все о Сэмюеле Фитцпатрике.

— Прекрасно. — Чжи-Ган довольно улыбнулся. Он даже не сдвинулся с места, продолжая лежать между ее бедрами и пристально смотреть ей прямо в глаза. Он чувствовал, как в узком пространстве между их телами начал нарастать жар. — Ты хочешь опиум? — спросил он низким завораживающим голосом.

Анна, пораженная услышанным, уставилась на него.

— Да, — прошептала она. — О да.

Он быстро вскочил на ноги, легко увлекая ее за собой.

— Тогда пойдем.

— Куда? — Растерявшись, она отступила на шаг назад.

Он улыбнулся, глядя на ее заплаканное лицо. При каждом вздохе ее груди соблазнительно поднимались. Вид у нее был ужасный, но, тем не менее, Чжи-Ган с удовольствием представлял, как раздвигает ее бедра и кладет свою голову на ее пышную грудь. Мысль эта была довольно порочной, однако его всегда называли порочным.

— Я — императорский палач, поэтому не могу дать тебе опиум. Если ты все время будешь курить опиум в моем присутствии, то мне придется убить тебя.

Она кивнула, похолодев от страха.

— Ты больше никогда не прикоснешься к трубке. Ты понимаешь меня?

— Да, я понимаю, — твердо произнесла Анна. — Опиум убивает человека. Я осознала это еще много лет назад.

Он больше не наседал на нее. Похоже, она действительно понимает, что играет с огнем. Не многие наркоманы способны на такое.

— Прекрасно. Теперь, когда мы поняли друг друга, самое время сделать следующий шаг: нужно подумать, как нам поступить с этой сжигающей нас страстью.

Она удивленно заморгала, даже не догадываясь, что он имеет в виду.

— Я не заставляю тебя, — сказал Чжи-Ган, — но ведь это тебе взбрело в голову придумать красивую сказку.

— Какую сказку? О чем ты говоришь?

— О том, что мы страстно любим друг друга, — напомнил Чжи-Ган, гордо вскинув подбородок. — Ты рассказывала об этом женам губернатора. Или это я все выдумал?

— Да, но…

— Не беспокойся, — сказал он, предупреждая все ее возражения. — Я знаю, что нужно делать. — Чуть наклонившись вперед, он хотел нежно поцеловать ее, но вместо этого прижал свои губы к ее губам и начал ласкать языком ее рот. Он нежно поглаживал ее губы до тех пор, пока она слегка не приоткрыла их. А потом он отстранился он нее.

— Со мной, прекрасная Анна, тебе никогда не захочется курить опиум.

Фыркнув, она недоверчиво посмотрела на него.

— Это невозможно.

Чжи-Ган усмехнулся.

— Я принимаю твой вызов. А теперь пойдем, моя возлюбленная жена. Пришло время показать всем, как сильно мы любим друг друга.

* * *

Анна похолодела от страха.

— Это всего лишь выдумка, — мягко произнесла она. — Мы не любим друг друга, — пробормотала она и почувствовала, как сжалось ее сердце. — Жены будут оплакивать губернатора Бая всю ночь. Нет никакой необходимости…

— Неужели тебе сейчас не хочется опиума?

О да. Казалось, что это слово, подобно гулкому эху, прокатилось по ее телу и душе. Но она не захотела открыто признаваться в этом.

— Почему? — не унимался Чжи-Ган.

— Что почему?

— Почему ты хочешь опиум? Когда мы увидели тебя возле Великого канала, ты не была в состоянии наркотического ступора. Ты пронесла опиум через полстраны. Признайся, ты иногда покуривала?

— Нет, — заявила Анна. Она постоянно думала об этом, поглаживая мешок с опиумом, но не курила. Один раз ей представился случай, однако… — Опиум — это моя плата за билет на корабль.

Он кивнул, как будто заранее знал ее ответ.

— Тогда почему сейчас тебе так хочется покурить?

Анна просто задохнулась от злости.

— Потому что ты хотел убить меня! Потому что ты собираешься…

— И что же я собираюсь сделать? — перебил он, провоцируя ее. Она вся напряглась, но в конце концов решилась ответить.

— Ты собираешься изнасиловать меня! — бросила она ему в лицо обвинение.

Губы палача растянулись в мягкой, доброй улыбке. В его глазах светилась неподдельная нежность. Такими же нежными были и его прикосновения. Он ласково провел пальцем по ее щеке и сказал:

— Я ничего не сделаю против твоей воли. Клянусь тебе.

Она не поверила ему, но не посмела обвинить его во лжи и сказать ему об этом прямо в лицо. Не посмела она признаться и в том, что ей хотелось, чтобы он прикоснулся к ней. Анна испытывала неукротимое желание понять, что же она почувствует к мужчине, находясь в трезвом уме, а не под действием опиумного дурмана. Сейчас, когда она все осознает и… даже чувствует себя слегка заинтригованной.

Чжи-Ган отвел руку от лица Анны и заглянул ей в глаза.

— Мои друзья… — сказал он, тяжело вздохнув. — Цзин-Ли, например, принимает опиум, когда ему ни о чем не хочется думать. Я же считаю, что если человек никому не подчиняется и, так сказать, сам себе господин, то у него появляется слишком много свободного времени и он растрачивает свои силы и способности впустую. Другие же, например, евнухи, таким образом пытаются на некоторое время забыть о своей однообразной и беспросветной жизни.

Анна кивнула.

— Блаженное забытье, — прошептала она. — Все мы хотим о чем-то забыть.

Он подошел к ней еще ближе, и она, испугавшись, хотела отстраниться от него, но передумала, заметив веселые огоньки в его глазах.

— Я знаю более приятное средство, которое наверняка поможет тебе забыться на некоторое время. Честно говоря, мне уже не раз приходилось проверять на себе его действие.

Она презрительно поморщилась.

— Мужчины забывают обо всем, когда занимаются сексом, но с женщинами такого не происходит.

— Ты в этом уверена? — спросил он.

Нет, конечно. Однако она ничего не сказала ему, а просто еще плотнее сжала губы.

— А что, если мы заключим с тобой сделку? Всего-то на несколько минут. Этого будет достаточно, чтобы убедить жен губернатора в том, что все, о чем ты им рассказала, — чистая правда и мы действительно любим друг друга.

— Но это же просто смешно! Мы не должны им ничего доказывать! Кроме того, они думают, что ты злишься на меня за то, что мой отец шантажирует меня, требуя вернуть ему опиум.

Чжи-Ган кивнул.

— Совершенно верно! Однако ты ведь знаешь, как хорошая жена обычно успокаивает своего мужа.

— Нет, не нужно этого делать! — воскликнула Анна. — Все это сплошной обман! — Сжав кулаки, она уже хотела ударить Чжи-Гана в грудь, но он схватил ее за руки и крепко прижал к себе, так что она ощутила его запах — запах пряного вина. Да, ей казалось, что он него пахнет каким-то пряным, необычайно чарующим вином.

Они стояли буквально в шаге друг от друга, и он по-прежнему держал ее за локти. Потом Чжи-Ган притянул ее к себе, но она стыдливо отвернулась от него. Он был так близко, что ее сердце бешено забилось от волнения, а губы затрепетали в ожидании его прикосновения.

Неужели ей нравится этот мужчина? Нет, этого не может быть! И все же в глубине души Анна понимала, что это правда. С той самой минуты, когда она увидела его возле Великого канала, ее голова постоянно была занята мыслями об императорском палаче. Когда она ласкала себя, сидя в ванне, то представляла рядом с собой этого молодого человека. И даже убежав от него, она все время думала о том, ищет ли он ее и что с ней будет, если ей не удастся скрыться от него. А когда он спас ее… Она почему-то была уверена в том, что именно он должен был спасти ее.

Может, это любовь? Конечно нет. Скорее, это просто какое-то влечение. Возможно… сильное сексуальное желание?

— Я научу тебя, как можно забыться, не принимая опиум. Я покажу тебе, как сделать так, чтобы ты думала только о моем языке, ласкающем твои соски, о всепоглощающем огне, который обжигает твое лоно. Я постараюсь, чтобы ты не видела ничего, кроме наших слившихся в порыве наслаждения тел.

— Значит, ты собираешься заменить один грех другим? Ты толкаешь меня на то, чтобы я занималась сексом с кем попало, лишь бы не курила опиум? По-твоему, лучше быть развратницей, чем наркоманкой?

Чжи-Ган пожал плечами, так и не ответив на ее вопрос. Он решил не говорить, а действовать и придвинулся к ней еще ближе. Анна подумала, что он хочет о чем-то сказать ей на ухо. Но вместо этого Чжи-Ган провел языком по мочке ее уха. Его язык был влажным и холодным. Сначала она подумала, что это вызовет у нее отвращение, но все оказалось совсем наоборот. Ощутив на своей коже его горячее дыхание, она с наслаждением вдохнула исходивший от него аромат.

Что же ей суждено пережить — ужас или… неземное наслаждение? Может, ночь, проведенная с мандарином, подарит ей такое же блаженство, как и наркотический дурман? А может, все это закончится тем, что она будет испытывать к палачу такое же непреодолимое влечение, как и к опиуму? И во что тогда превратится ее жизнь?

— Я даже не знаю твоего имени.

— Чжи-Ган, — ответил он. — Тау Чжи-Ган.

— Палач императора, — сказала она.

На какое-то мгновение он замер. Прислушавшись к его дыханию, она поняла, что он сейчас чувствует. Похоже, его охватила какая-то непонятная тревога, смутное беспокойство. Признаться, она даже не могла объяснить, каким образом ей удалось понять, что творится в его душе.

— Да, — после довольно продолжительной паузы произнес Чжи-Ган. — Я жестокий человек. Я убиваю людей. И ты знаешь об этом.

— Но кроме этого, мне известно, что ты — ученый, — заметила она. — Ты изучаешь Конфуция и Лао-Цзы[1]. Это, наверное, тяжело — быть ученым и воином одновременно.

Он чуть отодвинулся от Анны и, заглянув ей в глаза, прошептал: