Джейд Ли - Непокорная тигрица

— И от нее не должно так ужасно вонять, — медленно, растягивая каждое слово, произнес палач.

— Тогда разрешите мне принять ванну.

Чжи-Ган не ответил. Он по-прежнему продолжал смотреть на нее. Его взгляд уже не был таким напряженным. Казалось, он смотрел сквозь нее, думая о чем-то другом, и все же она явственно ощущала на себе его взгляд. Он давил на нее так, что у Анны появилось ощущение, как будто на ее плечах лежит тяжелый груз. Она потерлась спиной о стену. Как бы ей хотелось занять более удобное или, скорее, более достойное положение. Ей хотелось, чтобы с ее рук сняли цепи, чтобы ей позволили принять ванну. А лучше и то и другое. Все что угодно, только бы не думать о…

— Неужели ты не можешь просто спокойно сидеть?

Анна замерла на месте, пытаясь понять, что ему от нее нужно, и с нескрываемым интересом посмотрела на палача. Она прожила в этой стране уже десять лет и считала, что понимает китайцев лучше, чем кто-либо другой. Однако этот мужчина казался ей каким-то особенным. То он был жестоким и беспощадным, то спокойным и рассудительным. Там, где нужно проявлять хладнокровие и ясность ума, он почему-то демонстрировал безудержную ярость… Прищурившись, Анна внимательно посмотрела на него. Сейчас он был абсолютно спокоен, и она поняла, что последняя вспышка гнева была всего лишь демонстрацией силы, не более того. Но зачем ему это нужно?

А самое главное, почему это так волнует ее? Какое ей дело до того, что задумал этот человек? По своему опыту Анна уже знала, что высокопоставленные китайские чиновники всегда что-то замышляют. Если она даже разгадает его намерения и сможет понять человека, который с детства приучен хитрить и изворачиваться, то какую пользу извлечет для себя?

Анна вновь потрясла руками, и ее цепи громко зазвенели.

— Какой смысл обреченной на смерть второй жене сидеть спокойно? — пытаясь поддеть его, спросила она.

— Чтобы приготовиться к смерти.

Значит, в этой игре призом является ее жизнь.

— А что, если я уже приготовилась к смерти? — спросила она и тут же испугалась, ибо знала, что совершенно не готова к этому.

— В таком случае твои тело и душа должны пребывать в мире и покое в ожидании последнего суда.

— Вы рассуждаете совсем как христианин, — задумчиво произнесла Анна. Конечно, миссионер не должен говорить подобные вещи, но она все-таки не сдержалась. Внутри нее словно загорелась какая-то искра, проснулся интерес к жизни. Такого она уже давно не испытывала.

Пока она была занята своими мыслями, мандарин медленно наклонился вперед и с силой обхватил руками маленький столик. В его глазах появился темный огонь. Анна заметила, как от напряжения у него даже побелели костяшки пальцев.

— Неужели ты думаешь, что только христианам дано понять, что такое проклятие? — спросил он. Произнося слово «христиане», палач презрительно усмехнулся. — Разве ты не знаешь, что китайцы тоже верят в то, что после смерти все люди предстают перед судом Божьим? Даже будучи закованной в цепи, ты проявляешь высокомерие и надменность! Я презираю тебя за твое тщеславие!

Анна невольно отшатнулась, подняв от удивления брови, хотя внутренне она оставалась совершенно спокойной. Размышляя над тем, почему ее слова вызвали у него такую бурную реакцию, она поняла, что этот человек интересует ее все больше и больше. Видимо, она задела его за живое, коснулась больного места или чего-то очень важного для него.

Повинуясь какому-то внезапному порыву, Анна вскочила на ноги. Ей не помешала даже веревка, стягивающая ее лодыжки. Теперь она стояла перед палачом, гордо выпрямившись, и молча смотрела на него, как смотрит на расстрельную команду осужденный на казнь человек. Именно в этот момент Анна приняла решение.

Она хочет жить! Несмотря на то что перевес сил сейчас явно не в ее пользу, а в душу уже заползли смертельный холод и темнота, она хочет жить! И ради этого она готова на все — абсолютно на все, — лишь бы обрести долгожданную свободу и уехать из Китая как можно скорее. Она будет лгать, изворачиваться, воровать. Она готова заплатить и более высокую цену за свою свободу. Кроме того, всеми этими грязными делишками ей уже приходилось заниматься. Однако сейчас она вполне сознательно решила ни перед чем не останавливаться. Она будет убивать, заниматься проституцией, делать все что угодно, только бы убежать из этой проклятой страны. И когда она окажется на корабле, увозящем ее из Китая, у нее начнется новая жизнь. Она постарается искупить все свои грехи и заслужить прощение. Может быть, она даже станет монахиней. Но сначала ей нужно попасть на этот благословенный корабль, а для этого она должна перехитрить императорского палача и его верного слугу.

Ей было очень нелегко решиться на такое. Возможно, это решение было самым трудным в ее жизни, ведь она понимала, что готова совершить любое преступление, лишь бы приблизиться к заветной цели. Тем не менее Анна приняла его, почти не раздумывая, и, сбросив с души тяжелые оковы христианской морали, уже в следующее мгновение ощутила такую опьяняющую легкость, порочную, рожденную безнадежностью, что даже улыбнулась.

Тем временем палач, похоже, успокоился. Вспышка гнева была весьма непродолжительной. Пообщавшись с ним всего какие-то считанные минуты, она поняла, что он подвержен частым переменам настроения. Его лютая, необузданная ярость быстро проходила. Он бросил на нее недовольный взгляд, явно не понимая причину ее радости. Анна снова улыбнулась. На ее лице появилась широкая лучезарная улыбка. Решив поиграть с ним, она придала своей позе большую раскованность. Может, добавить немного кокетства? В конце концов, он ведь мужчина и его не может не привлекать соблазнительное женское тело.

Однако палач презрительно фыркнул и отвернулся.

Значит, секс ему не нужен. Тогда чем же она может завоевать его расположение? Ответ напрашивался сам собой. Мешок с опиумом, висевший у нее под юбкой, это тяжелое бремя, которое угнетало ее и держало в постоянном страхе. Она знала, что палача этим не задобрить. Ей говорили, что его вообще невозможно подкупить. А как насчет слуг, матросов и солдат? Она допускала, что их, скорее всего, можно подкупить. Правда, ей придется действовать очень осторожно. Если кто-нибудь узнает, что у нее есть опиум, то его просто отберут, оставив ее ни с чем. А если, не дай бог, об этом узнает палач, она и глазом не успеет моргнуть, как он отсечет ей голову.

Нет, сейчас ей нужно придумать что-нибудь другое, оставив опиум на крайний случай. Знать бы только что… Она задумчиво склонила голову, обдумывая свое положение.

— Вы ведь не просто так подарили мне жизнь, — наконец заговорила Анна. Ее голос звучал непринужденно и даже весело. — Вам, судя по всему, что-то нужно от меня. Могу я узнать, что именно?

Мандарин пожал плечами в ответ.

— Может, я нужна для того, чтобы как-то развлечь вас и скрасить это утомительное путешествие?

В этот момент матросы затянули какую-то заунывную песню. Сначала они просто перекликались друг с другом на своем жаргоне, а потом начали петь. Анна облегченно вздохнула, и на ее лице появилась искренняя улыбка. Теперь лодка плавно скользила по воде, и уже не было резких толчков, как тогда, когда ее тащила против течения сотня несчастных кули. Это значит, что они плывут на юг, постепенно приближаясь к Шанхаю и к тому кораблю, который увезет ее из этой страны.

— Тогда нам помогут сказки «Тысяча и одна ночь», — внезапно сказала она. — Я согласна.

Он явно не понял, о чем она говорит, и ей пришлось объяснить:

— Есть такая книга. В ней рассказывается об одной женщине, которая попала в плен к богатому и влиятельному мужчине. Она должна была развлекать его каждую ночь, но с одним условием: если рассказанная история покажется ему скучной, то утром ее ожидает казнь.

— Как долго ей удалось продержаться?

— Тысячу ночей, а потом ей вернули свободу, — солгала Анна.

— Из-за того, что она рассказывала сказки?

Она кивнула в ответ.

Палач откинулся на спинку кресла и скрестил на груди руки.

— Такое развлечение не для меня. Я не люблю сказки.

Анна и не надеялась удивить его этим, однако нужно же с чего-то начинать.

— Вы в этом уверены? — поддразнила она палача.

Он улыбнулся. Но не сразу. Медленно, как бы нехотя, его губы растянулись, и на лице заиграла широкая и радостная улыбка.

— Совершенно уверен, но ты можешь попробовать.

— Тогда вы должны сейчас уйти и дать мне возможность принять ванну. Еще мне нужна чистая одежда и дорожный сундук для моих вещей.

Он посмотрел на нее, удивленно вскинув брови.

— Я должен выполнить все твои требования? С чего бы это?

— Артисту нужны декорации. Я хочу придать моим сказкам большую привлекательность и для этого собираюсь воспользоваться некоторыми вещами, которые желательно сохранить в тайне, — объяснила Анна, понимая, что ей обязательно нужно убедить палача выполнить ее требования. — В мой сундук никто не должен заглядывать, иначе я не смогу удивить вас, — добавила она.

Чжи-Ган пристально смотрел на нее своими черными, как два глубоких омута, глазами. Эти глаза были совершенно непроницаемыми. Она молча ждала ответа, стараясь ничем не выдать своего волнения.

— Очень хорошо, — кивнув, спокойно произнес он, и ей показалось, что она уловила в его голосе нотки… разочарования. — Все будет исполнено. — Он резко поднялся с кресла и добавил: — А еще я прикажу Цзин-Ли наточить мои ножи для твоей казни.

18 сентября 1876 г.

Дорогой мистер Томпсон,

Прошло уже девять месяцев с тех пор, как Ваша дорогая супруга Кэсси покинула этот мир. Все это время я заботилась об Анне как о своей собственной дочери. Она сидела с нами за одним столом, спала в одной кровати с моей Бет и даже ходила с нашей семьей по воскресеньям в церковь.

Дело в том, что мой Сэм человек небогатый, да к тому же мы ожидаем прибавления в семействе. Скоро у нас родится еще один ребенок. От Вас же нет никаких вестей, Вы не помогаете нам деньгами. Поэтому мы не можем больше держать ее у себя.

Выла бы она тихим и спокойным ребенком — другое дело. Мы, может быть, оставили бы ее в нашей семье. Знаете, мои мальчики обожают ее, но вот моя Бет боится Анну. Она пугает ее своим громким голосом и грубыми мальчишескими манерами. Вы все время проводите в море и редко бываете дома, поэтому, наверное, и не знаете, что Ваша Анна — девочка с характером. Вспышки гнева у нее часто сменяются угрюмым молчанием. Мы не можем понять, чем вызваны эти внезапные перемены настроения.

Я отвела ее в миссию монахов-бенедиктинцев и оставила там с матерью Фрэнсис. Возможно, общение со святыми сестрами пойдет девочке на пользу и ее характер улучшится. Тогда, может быть, мы возьмем ее обратно в нашу семью, если, конечно, получим от Вас соответствующую денежную компенсацию. К тому же она очень много ест.

Мать Фрэнсис отнеслась к ней с пониманием.

Благослови Вас Господь. Миссис Сьюзан Миллер

Чжи-Ган решил сделать так, чтобы белая женщина почувствовала себя в безопасности, и создал видимость, будто за ней никто не наблюдает. Он приказал слугам принести ванну и даже велел Цзин-Ли освободить для нее небольшой сундук. Однако он не вчера родился на свет и прекрасно понимал, что она не миссионер, а самый обычный наркокурьер. Палач повидал немало людей подобного сорта, многих из них он лично предал казни, поэтому безошибочно мог распознать их по внешнему виду и даже по выражению глаз. Но в этой женщине было нечто особенное. Чжи-Гана непреодолимо тянуло к ней, и это приводило его в бешенство.

Чтобы пленница расслабилась и смогла спрятать свой опиум или деньги, а может, и еще кое-что похуже, он дал ей понять, что она в полной безопасности. Признаться, для палача это уже не имело никакого значения, ему расхотелось раскрывать ее секреты. Цзин-Ли все равно все найдет. Но он хотел, чтобы его загадочная белая женщина была необычной, ни на кого не похожей. Только так он мог оправдать то непреодолимое влечение, которое испытывал к ней, несмотря на то что она была всего лишь жалким наркокурьером и заслуживала жестокой смерти. Он знал это, но не убил ее. Она вызывала у него отвращение, и, тем не менее, он признавал ее право на личную жизнь. Именно поэтому он разрешил ей надежно спрятать все свои тайны.