Чжи-Ган был человеком весьма переменчивого нрава и ненавидел себя за это. Он прекрасно знал этот свой недостаток и поэтому решил немного посидеть возле средней мачты. Здесь и ветер дул сильнее, и стук барабанов, задающих ритм гребцам-кули, был не таким оглушающим. Сейчас хорошо было бы что-нибудь почитать. Только во время чтения он не пользовался очками и поэтому особенно ценил эти минуты полной ясности и спокойствия.

Вся команда знала о том, что он носит очки, и никто уже не боялся этого новомодного зла. Однако Цзин-Ли, и не без основания, все время беспокоился, когда палач при людях пользовался какой-нибудь вещью, привезенной из Европы. Сейчас наступили такие времена, когда стало небезопасно проявлять симпатию к белым варварам, а тем более пользоваться их изобретениями.

Чжи-Ган улыбнулся. Если Цзин-Ли боялся одного вида западных очков, то как же он тогда отнесется к его белой жене? А ведь именно Цзин-Ли предложил взять ее с собой на лодку. Правда, он преследовал вполне определенную цель — хотел, чтобы никто не видел, как ее казнят. Он и представить себе не мог, что Чжи-Ган сохранит этой женщине жизнь. У самого палача не хватило бы смелости убить ее, несмотря на то что он отдал такой приказ.

Чжи-Ган сидел, прислонившись к мачте. В какой-то момент он вдруг резко подался вперед, пытаясь разглядеть что-то своими близорукими глазами. Его внимание привлекли неясные силуэты, внезапно появившиеся на корме. Однако он не увидел ничего странного и не услышал никаких подозрительных звуков — ни женских криков, ни ругательств. Не услышал он и тихого плеска воды.

Вскочив на ноги, он быстро побежал вперед, перепрыгивая через лежавший на палубе бамбуковый канат. Он двигался по палубе почти на ощупь. Ему пришлось много времени провести на этой лодке, поэтому он знал каждую дощечку, каждый мостик на палубе. Когда же он оказался на корме, то его охватил какой-то панический ужас.

— Цзин-Ли! — испуганно закричал он, совершенно не заботясь о том, что это проявление беспомощности и страха может повредить его репутации. — Цзин-Ли!

— Я здесь! — отозвался его друг и, подбежав к Чжи-Гану, упал перед ним на колени. Он почтительно склонил голову, коснувшись палубы. В его действиях не было ничего необычного. Он вел себя так, как и подобает верному слуге. Но он был явно раздражен.

— Чем ты занимался? — требовательно спросил Чжи-Ган.

— Выполнял ваши приказания, господин. Наполнил водой ванну, принес шелковый халат, — ответил Цзин-Ли и осмелился слегка приподнять голову. Он молчал, однако выражение его лица было красноречивее всяких слов. Его слуга пребывал в состоянии полного замешательства.

Чжи-Ган прищурился, пытаясь вглядеться в лицо друга.

— Чем ты занимался? — снова спросил он, понизив голос до шепота.

Цзин-Ли нехотя произнес:

— Тем, что у меня получается лучше всего. — Видя, что Чжи-Ган продолжает молчать, слуга решил во всем признаться. — Я подглядывал, — прошептал он.

Чжи-Ган нахмурился, пытаясь понять, о чем он говорит. Когда же до него дошел смысл слов Цзин-Ли, он почувствовал себя полным тупицей. Конечно же, в крошечной комнатке, находившейся на верхней палубе, имелись маленькие смотровые отверстия. Ведь ее стены были сделаны из бамбуковых циновок! Цзин-Ли нашел эти небольшие отверстия и через них подглядывал в спальню Чжи-Гана. Так вот, значит, чем он занимался! Его слуга шпионил. Однако нужно заметить, что только благодаря его таланту они избежали смерти и не сидели сейчас под арестом вместе с императором в Летнем дворце, а выполняли важное поручение и плыли на лодке в один из южных портов. Но Чжи-Гана это все-таки разозлило.

— Где именно? — сердито спросил он. Схватив Цзин-Ли за руку, он заставил его встать с колен. — Покажи мне.

— Вы ведь господин, — прошептал Цзин-Ли. — Это недостойно… — пробормотал он, хотя прекрасно понимал, что Чжи-Гана уже не остановить. Тяжело вздохнув, слуга повел его к маленькой комнатке.

Проходя возле тонких бамбуковых перегородок, они двигались как можно тише. Здесь, на самом верху, между бочками с водой, имелось небольшое пространство. Цзин-Ли даже принес сюда старое одеяло и, свернув его как подушку, положил на пол для того, чтобы шпиону удобнее было сидеть.

Чжи-Ган нахмурился.

— И как часто ты подсматривал за мной? Неужели ты наблюдал даже за тем, как я испражняюсь?

Цзин-Ли пожал плечами.

— Моя жизнь в ваших руках. Ваша безопасность для меня превыше всего, — сказал он и начал отодвигать одну из бочек, чтобы хватило места для двоих.

Чжи-Ган схватил друга за руку и сказал:

— Пойди узнай, когда мы прибываем в провинцию Цзянсу.

Цзин-Ли был искренне удивлен.

— Но… почему?

Чжи-Ган не ответил ему. Сколько раз, находясь в своих апартаментах в Запретном городе, они вместе подглядывали за женщинами еще более низкого происхождения! Когда им было лет по тринадцать — пятнадцать, дом тетки Цзин-Ли был их излюбленным местом. В стенах этого дома были проделаны смотровые отверстия, чтобы можно было наблюдать за тем, что происходит на женской половине дома.

Однако этот случай был особенным. Да и женщина была особенной. Чжи-Ган не желал потакать похотливым желаниям своего друга. Он не мог понять почему, но ему казалось, что это может опорочить белую женщину. Его раздражало, что сам он не способен найти этому объяснение, но решения своего менять не собирался.

— Ты не будешь подглядывать за этой женщиной.

Лицо Цзин-Ли потемнело от злости, и он крепко сжал кулаки.

— Наслаждайся ею, Чжи-Ган, но смотри, чтобы это не переросло в сильное увлечение, — предупредил он друга. — Она должна умереть еще до того, как мы приедем в Цзянсу.

Чжи-Ган, понимая, что это чистая правда, вдруг почувствовал, как в нем закипает ярость, сильная и жгучая.

— Не смей указывать мне! — раздраженно крикнул палач. — Если бы не я, ты бы сейчас лежал мертвым рядом с охранником императора! — напомнил он Цзин-Ли. Несмотря на то что тот был опытным шпионом, спастись им помогли только острые ножи, которыми Чжи-Ган, будучи императорским палачом, казнил преступников. Им удалось спастись самим, но не удалось спасти императора.

Цзин-Ли очень хотелось возразить другу, однако он промолчал. После довольно продолжительной паузы он поклонился и зашагал прочь, напоследок бросив Чжи-Гану:

— Попользуйся ею. Только сделай это грубо, друг мой. Я же позабочусь о том, чтобы ее смерть была похожа на экстаз, мощный и впечатляющий.

Чжи-Ган едва сдержался, чтобы не нагрубить в ответ на эти оскорбительные слова. В отличие от других мужчин, равных ему по возрасту и социальному положению, он никогда не предавался жестоким постельным утехам. Когда он видел истекающих кровью и сплошь покрытых синяками женщин, его энергия кви приходила в такое волнение, что он чувствовал себя больным. Самым развращенным его соотечественникам нравилось душить своих партнерш во время любовных утех. Столь жестокое развлечение привезли в Китай белые варвары. Для Чжи-Гана эти «забавы» были неприемлемы, хотя он знал, что, если его жена умрет подобным образом, ему не придется давать каких-либо объяснений: ее смерть будет воспринята как вполне естественная.

Внимание Чжи-Гана отвлекли какие-то звуки, доносившиеся из его спальни. Услышав тихий вздох и плеск воды, он отчаянно пытался заставить себя не смотреть на белую женщину, однако ему так хотелось увидеть ее, что он в конце концов поддался искушению. Ему нужно было понять, что же в ней так сильно привлекало его. Моментально забыв о своей перепалке с Цзин-Ли, он поудобнее уселся на одеяле и прижался лицом к смотровому отверстию. На самом деле здесь было два смотровых отверстия, чтобы шпиону было удобнее наблюдать. Однако Чжи-Ган ничего не видел. Тихо выругавшись, он надел очки. Когда очертания комнаты стали более четкими, а неясный свет ярким, он наконец смог разглядеть, что происходит внутри.

В комнате никого не было. Он видел только деревянную ванну, но… Внезапно из воды появилась длинная нога. Он ее отчетливо видел. Но видение быстро исчезло. Стол, стоявший в комнате, мешал обзору. И зачем он только поставил этот чертов стол в комнате?

В этот момент Чжи-Ган снова услышал громкий плеск воды. Видимо, женщина вынырнула из воды. Он не понимал, почему ему так хорошо все слышно. До него доносились звуки падающих на пол капель, ее дыхание. Он слышал, как с ее волос стекает вода.

Она была такой… подвижной, что ли. Это первое, что пришло ему в голову, когда он ее увидел. Принимая во внимание его мужские устремления, возраст и общественное положение, было понятно, что Чжи-Ган имел сексуальные отношения со многими китайскими женщинами. Все эти женщины походили друг на друга: они были маленького роста, с миниатюрными ручками, маленькой грудью и перевязанными ступнями ног. Но эта женщина была совершенно иной. Казалось, что ванна, в которой она сидела, была мала для нее. Ее ноги, насколько он мог видеть, были крепкими, руки довольно крупными, а плечи широкими. Однако более всего его поразили ее груди. Большие и тяжелые, они все время подпрыгивали, когда женщина выжимала воду из своих волос.

Чжи-Ган был очарован. Четкая, красиво изогнутая линия спины. Наверное, она голодала, потому что на ее худом теле хорошо были видны ребра. И все же, несмотря на это, ее груди качались, как два спелых грейпфрута. Интересно, ее кожа такая же упругая, как и их кожура? У него даже руки зачесались — так ему захотелось прикоснуться к ее груди. Он только на секунду представил себе, какие ее груди сладкие на вкус, и у него, что называется, слюнки потекли от удовольствия. Он мог бы гладить и гладить эту прекрасную плоть, а потом еще долго ласкать ее языком и губами, слегка посасывая.

Наконец она отжала воду из волос и, подняв руки, закрутила тяжелую массу узлом на затылке. Сейчас, когда ее руки были подняты, груди тоже поднялись вверх, и Чжи-Ган впервые увидел, какие у белых женщин соски. Он думал, что они будут такими же бледными, как и ее кожа, однако теперь понял, что это не так. Ее соски были темными, как чернила, сделанные из чайных листьев. Они сжались от холода и приняли необычную форму, став более круглыми и выпуклыми, однако от этого не потеряли своей привлекательности. Чжи-Ган долго смотрел на них, пытаясь вспомнить, на какой же из известных ему цветов похожи по форме эти маленькие коричневые головки. Он так ничего и не придумал, хотя ему безумно хотелось взять их в рот и поласкать языком.

От напряжения у него бешено колотилось сердце, он широко раздвинул ноги для того, чтобы его орган чувствовал себя более свободно. Ему очень хотелось самому к нему прикоснуться и унять боль, которую вызвала эта женщина, но Чжи-Ган решил воздержаться от этого. Не подобает такому мужчине, как он, занимающему высокое положение в обществе, удовлетворять себя, сидя в укромном месте на палубе.

Но не смотреть на нее он не мог. Женщина наклонилась над краем ванны и своими длинными пальцами попыталась достать что-то лежавшее на полу Мыло. Это был кусок простого китайского мыла. Таким мылом обычно пользуются жены рыбаков. И в первый раз с тех пор, как он сбежал из Пекина, Чжи-Ган пожалел о том, что не захватил с собой розовое европейское мыло. Ее кожа после купания источала бы сладчайший цветочный аромат.

Обильно намылившись, женщина энергично терла свое тело. Он слышал о том, что белые люди всегда очень тщательно моются, однако то, что он увидел, превзошло все его ожидания. Не пропуская ни одного изгиба, ни одной впадинки на теле, она все терла и терла себя до тех пор, пока ее кожа не порозовела. Он уловил это нежное розовое свечение даже на расстоянии. В результате такого упорного труда ее лицо, длинная шея, белые плечи и изящные руки теперь, казалось, горели огнем. И он почувствовал, что его член стал тяжелым и затрепетал от возбуждения.

Потом она принялась за свои груди, но им было уделено не так много времени, как другим частям тела, и Чжи-Ган разочарованно вздохнул. И все же наблюдать за тем, как женщина поглаживала их и поднимала вверх, было истинным наслаждением. А когда она сжала руками мочалку и струя воды полилась ей прямо на грудь, он едва удержался, чтобы не испустить семя. Он не мог оторваться от этой прозрачной струи воды, которая омывала ее груди, а потом, стекая на бедра, разбивалась на мелкие капельки.

По правде говоря, Чжи-Ган не видел всех этих подробностей — скорее, его воображение дорисовало прекрасную картину. Он мысленно представлял, как слизывает с ее кожи сверкающие капельки, и наслаждался необыкновенным видением. Должно быть, он слишком громко вздохнул или пошевелился, ибо женщина внезапно замерла и испуганно огляделась вокруг. Согнув ноги, она встала на колени и крепко схватилась руками за края ванны. Потом она наклонилась и, медленно поворачивая голову, начала внимательно осматривать полутемную комнату.