Ада Ридель - Непорочная для бандита. Я тебя сломаю

Я перестал чувствовать физическую боль давно. Но от потери крови потом могут быть осложнения.

У меня на хвосте сидит Райский и ещё около пятидесяти группировок, что хотят заполучить Майю. И только наши относительные союзники, с которыми у нас перемирие, не входят в это число. Похуисты они, короче.

Расслабляться нельзя. А здесь ещё эта хрень…

Неожиданно застываю. Наклоняю голову набок, прислушиваюсь.

Тихий шорох, и звук открываемой двери. Перевожу на неё взгляд через зеркало. Медленно и аккуратно приоткрывается. И на пороге встаёт серая мышка. В буквальном смысле.

Блондинистая макушка направлена чётко на меня. Голова опущена вниз. Этот серый, идиотский костюм ей ни капли не идёт. Вспоминаю её другую. В нашу первую встречу. Тёмная водолазка, голубые джинсы. Обтягивали тело, показывая все её соблазнительные и манящие изгибы.

А сейчас… Мешок.

Скинуть бы его с неё.

– Чего пришла? – огрызаюсь. - Опять мне проблем доставить?

Она спокойно стоит. Не переминается с ноги на ногу. Не теребит край кофты.

– Помочь, – отвечает так спокойно и равнодушно, отчего глаза мои ползут на лоб.

– С какой стати, девчонка? – выгибаю бровь, наблюдая, как та делает неуверенный шаг в мою сторону.

Интересно.

– Не строй из себя дурака.

Мои глаза сами расширяются от такой смелости и дерзости. Маленькая девчонка решила открыть свой маленькой рот? Мне его заткнуть?

Врач говорил о том, что ей нельзя секс. Вагинальный. Но у неё ещё есть ротик и аппетитная попа.

Но…

Она же будет стрессовать, да?

С ребёнком будут проблемы…

А я, получается, убийцей потом собственного дитя окажусь?

Так себе перспектива.

Ещё одного мучения мои крупицы совести не выдержат.

Но её легко стереть с лица земли. И тогда уж девчонке точно не поздоровится.

– Я пришла помочь.

Прыскаю от смеха.

– И как же? – ирония так и хлещет. – Постоишь рядом? Помозолишь мне глаза? Хочешь помочь – встань на колени и отсоси. Хоть обезболивающий эффект будет.

– Если ты не перестанешь, я уйду, – шепчет своими губами. По-прежнему взгляда не поднимает. Подходит всё ближе. – Аптечка есть?

Резко разворачиваюсь в её сторону. Делаю шаг вперёд. Нависаю над её маленьким телом, накрывая огромной тенью.

– На меня посмотри, – приказываю нетерпеливо. В голосе только сталь. Власть. Нетерпение.

Она ещё голову вниз наклоняет.

И я решаю проверить. Не тупой, сам всё понимаю.

– Или я сейчас дотронусь до тебя, и заставлю это сделать.

Эти слова действуют, как надо. Как щелчок. Как резко соскочивший тумблер. Пружинка, что натянута до предела.

Майя поднимает на меня ненавистный, но в то же время равнодушный взгляд.

Выглядит красиво. Голубые, плещущие злобой и яростью со смирением, океаны рассыпают меня на мелкие осколки. От вида. От осознания того, что сделал.

– Зачем же ты решила мне помочь?

Она открывает пухлые, сухие губы и произносит:

– Если ты умрёшь... – вряд ли я сделаю это. Столько раз был в безвыходных ситуациях, на грани смерти, и ни разу не сдыхал. Я люблю поиграть со смертью. Но она ещё ни разу не догнала меня. Поэтому с упоением слушаю, что говорит эта девчонка. Замолкает, но тут же, после паузы продолжает: – То умру и я. Меня некому защитить. Я не знаю, что тебе от меня нужно. Моё тело, мой ребёнок, или деньги Климова. Но…

– Не твой ребёнок, Майя, – обрубаю. Когда я сказал, что мне плевать на него, я выкрикнул, не раздумывая. Взбесила она меня. – Он не только твой. Не забывайся.

Я - не семьянин. Не герой. И тем более не спасатель.

Но своего ребёнка, которого и никогда не ждал – защищу. Я ничего к нему не чувствую. Ни любви, никаких положительных чувств. Я не жду его, например, как маму с работы в далёком детстве, или что-то того.

Чувствую какую-то… Хрен его знает.

И Майя, кем бы она ни была, тянет. Не зря мне три месяца глаза мозолила в голове.

Не буду это признавать. Просто скажу, а потом выкину из головы.

– Без разницы, – выплёвывает. – Я здесь, чтобы тебе помочь. И если тебе не нужна помощь…

От обиды она хочет развернуться и уйти.

– Стоять, – припечатываю её к полу одним жестким словом. – Аптечка в ванной. Принеси сюда. У тебя минута, Майя. Давай, поспеши. Если не хочешь, чтобы я до тебя дотронулся.

Она вздрагивает, а я отчего-то улыбаюсь. Вижу её слабость. Её страх. Такой вкусный, с пряным ароматом. Голову кружит. Как вижу её испуг, так тёплое чувство в груди расплывается.

Кайфую.

Упиваюсь её странной проблемой.

Говнюк, да.

Вроде и доволен, но всё же ощущаю себя гнидой.

Но… Что же поделать, если я такой?

Но своего ребёнка, которого и никогда не ждал – защищу. Я ничего к нему не чувствую. Ни любви, никаких положительных чувств. Я не жду его, например, как маму с работы в далёком детстве, или что-то того.

Чувствую какую-то… Хрен его знает.

И Майя, кем бы она ни была, тянет. Не зря мне три месяца глаза мозолила в голове.

Не буду это признавать. Просто скажу, а потом выкину из головы.

– Без разницы, – выплёвывает. – Я здесь, чтобы тебе помочь. И если тебе не нужна помощь…

От обиды она хочет развернуться и уйти.

– Стоять, – припечатываю её к полу одним жестким словом. – Аптечка в ванной. Принеси сюда. У тебя минута, Майя. Давай, поспеши. Если не хочешь, чтобы я до тебя дотронулся.

Она вздрагивает, а я отчего-то улыбаюсь. Вижу её слабость. Её страх. Такой вкусный, с пряным ароматом. Голову кружит. Как вижу её испуг, так тёплое чувство в груди расплывается.

Кайфую.

Упиваюсь её странной проблемой.

Говнюк, да.

Вроде и доволен, но всё же ощущаю себя гнидой.

Но… Что же поделать, если я такой?

Бегу за аптечкой, нахожу её в ванной. Руки отчего-то трясутся. Понимаю, что всё будет нормально, но больной мозг говорит мне обратное.

Возвращаюсь с трудом и опаской. Смотрю на кровавую спину и сдерживаю рвотные позывы. Нельзя. Ещё одного позора я не переживу.

Но от этого запаха… Плохо.

– Уложилась, – хмыкает Артур, смотря на часы, стоящие на тумбе. Он действительно засекал минуту? Животное! – Давай, Майя, ты же не хочешь, чтобы я умер?

Да лучше бы…

Нет.

Закусываю губу, чтобы эти ужасные слова случайно не вылетели изо рта. Я могу сказать такое. Но сейчас молчу.

Подхожу с огромными усилиями к человеку, которого ненавижу за всё. Кладу аптечку рядом. Достаю из неё бинты, перекись.

– Мне нужна горячая вода, – выдавливаю из себя.

– Иди, – кидает без каких-либо эмоций.

А я только с радостью выбегаю из комнаты. Быстро наливаю воду из-под крана, ставлю электрический чайник на подставку. Жду каких-то пять минут. Разбавляю кипяток с холодной водой и возвращаюсь обратно. Прихватываю с собой полотенца.

Но перед этим говорю себе больше никогда не помогать Артуру. Он неблагодарный. Бессердечный. Бездушный!

И опять в этом убеждаюсь, когда захожу в комнату. И опять в мою сторону летят тяжёлые для меня слова:

– Долго.

Именно сейчас хочу сказать, что пошёл бы он куда подальше. Но не могу. Не так меня воспитывали. Когда нуждающемуся необходима помощь, если я могу, всегда помогу.

Но здесь другая ситуация. Но всё же совесть потом будет сжирать каждый день. Всё больше и глубже.

Поэтому ставлю рядом с Артуром кастрюльку с водой. Опускаю полотенце и шиплю от боли, когда горячая вода травмирует кожу. Кажется, недостаточно развела водой.

Плевать. Ещё тратить времени я не намерена.

Слегка выжимаю полотенце, поворачиваюсь в сторону багровой спины с множеством рубцов и сглатываю.

Давай.

Ты же дотронешься тканью, а не ладонями.

Пытаюсь себя запрограммировать именно так. Я ведь сказала себе – никогда не прикоснусь к нему по собственной воле. Не потянусь к нему пальцами. Только если он сам не возьмёт меня в руки. Тогда я не вырвусь.

Но сейчас… Опять же, всё по - другому.

Поэтому мягко прижимаю горячее полотенце к ранкам.

Готовлюсь к матерным словам, проклятиям, но слышу только тихий рык. Сдерживается. Не кричит. От этого чуть расслабляюсь. Но не до конца. Я всё ещё рядом с ним.

– Прости, – зачем-то извиняюсь.

На самом деле, я чувствую вину.

Из-за меня у него такая спина.

– Забей.

Прикрываю глаза, веду полотенцем по красноватой коже. Стираю кровь. Промываю полотенце и снова вытираю оставшуюся.

Вижу плотно сжатые пальцы на напряжённых коленях. Терпит. Ни звука не издаёт.

Заканчиваю промывать раны.

Достаю бинты. Убираю влагу и поясняю свои действия. Опять же – зачем, не знаю.

– Я обработаю все ранки, – начинаю, убирая бинты в сторону. Достаю раствор, смачиваю в нём марлю и опять прохожусь по порезам. – Мелкие царапины оставлю так, а места от ножей закрою, чтобы они быстрее заживлялись.

– Ага.

И это всё, что он может сказать?

– Тебе бы к врачу… – произношу ещё тише. Я - не доктор. Вспоминаю уроки в школе, которые, наконец, мне пригодились.

– Без тебя разберусь, – эти слова сказаны не грубо, но и не с благодарностью. Обычно. Сухо. А мне отчего-то становится обидно. Он не считает мои слова как за что-то серьёзное.

– Хорошо, – киваю. Решаю перевести тему. – Надолго ли все уехали?

Это не из-за того, что меня не радует перспектива жить с этим человеком опять один на один. Нет, не из-за этого. Просто… Интересно, когда вернётся Соня. Мне без неё здесь одиноко.

– Боишься? – Артур усмехается. Поднимаю взгляд на зеркало, вижу искрящиеся глаза. Упивается тем, что я здесь?

– Нет, – отвечаю неуверенно. Не знаю. Я боюсь Артура, но одновременно понимаю – он хотя бы не изнасилует меня. Теперь. Пока врач не скажет результаты анализов. Хотя… Ему же плевать на ребёнка.

– А что тогда? Соскучилась по Арсу?

Сдвигаю вместе брови. Это он о том человеке, что зашёл в комнату, когда Артур наорал на меня и ушел?

– Нет, – качаю отрицательно головой. – Просто… Дом пустынный. И Сони нет.

– Стали подружками? – в этот раз в меня летит смачная и глухая насмешка.

– Ревнуешь? – захотелось сказать что-то едкое.

– Делать мне нечего? – и, правда, ему же плевать. – Все приедут завтра ближе к вечеру. Поэтому, неженка… Сегодня мы с тобой одни. Ночь. Утро.

И хоть заставляю себя не бояться его, от этих слов по всему телу проносится мимолётная дрожь.

Но я сразу понимаю подтекст.

А его следующая фраза подтверждает мои догадки:

– Не хочешь сделать своему будущему мужу приятно?

Эти неприятные слова бьют по слуху. Будущий муж. Сделать приятно.

Осознание, как резкий ветер, простреливает с ног до головы. Мощными импульсами тока.

– Мне нельзя, – отвечаю сдавленно, опуская взгляд вниз. Достаю пластырь и складываю бинты в квадратик. Перед этим обрабатываю ранки перекисью. Артур молча переносит всю боль. А я вижу эту пенку, и самой плохо.

Прикладываю бинт к одному из порезов и достаю пластырь.

И слышу опасные слова, что встряхивают все органы.

– У тебя ещё два отверстия, неженка, – и опять дьявольская усмешка. Не поднимаю взгляд на зеркало. Вижу всё и так.

– Нет, – срывается с губ неосознанно. Плевать. Прилетит так прилетит.

– Жа-аль, – тянет. А я округляю от удивления глаза. Он что, не предпримет ничего? Не возьмёт силой? Не принудит? Не начнёт шантажировать? Ничего? Только «нет»? – Заканчивай там.

Он уже раздражается. И я знаю, почему.

Но всё же торопливо обрабатываю всё остальное. Это занимает около двадцати минут.

Всё это время стараюсь не дотрагиваться до его кожи. Чувствую, как только сделаю это – свихнусь.

Находиться с ним тяжело. После того, как он испортил мою жизнь.

Закончив своё дело и почувствовав облегчение от того, что теперь этот человек не умрёт из-за меня, отстраняюсь. Складываю грязные бинты и хватаюсь за остывшую кастрюльку с багровой водой.

– Я пойду, – произношу, сама понимая, что это без надобности.

Мне срочно нужно искупаться.

Смыть с себя его запах.

Рядом с ним пропиталась им полностью. В носу застрял. Из-за чего воздух сейчас кажется ядовитым.

Выхожу из комнаты без его слов. Выливаю воду в раковину, выкидываю марлю. Зачем-то убираю всю разбившуюся посуду. Ящик поднять не в состоянии, оставляю его так. И возвращаюсь к себе в комнату.