Ада Ридель - Непорочная для бандита. Я тебя сломаю

Потому что Артур… Не услышит больше результат.

Если он будет.

Потому что… Лучше я уж наложу на себя руки, чем буду жить в доме этого психа. Лучше так. Даже если мой малыш и родится… Его будет ждать только боль.

А я точно ему этого не желаю.

Но разве меня кто-то спрашивает?

Всё делают без меня. Подходят ко мне, хватают под руки. И когда это делают чужие ладони…

Словно просыпаюсь.

Отбиваюсь, размахивая руками. Попадаю одному уроду в глаз. А другому наступаю на ногу.

Но если бы этого было достаточно…

Нет.

Потому что меня опять хватают. Заламывают руки, ставят на колени.

Я вскрикиваю, но не от того, что меня сейчас хватают и несут на верную смерть.

А от резкого, пронзающего чувства внизу живота…

Меня лихорадит пятые сутки подряд. Не могу встать, не пошевелиться, и не есть. Казалось, жизнь рухнула в одночасье. Когда там, на парковке перед больницей в ливень Райский убил Артура и забрал меня с собой. И лучше бы умерла там…

Но мне подарили жизнь.

В отличие…

От Артура.

И пусть меня убили прямо там. Вместе с моим ребёнком.

Но мы выжили. Оба. И я не знаю, что и сказать.

Я не хочу будущего в роли шлюхи.

Не хочу, чтобы слюнявый рот касался моей груди.

Не хочу, чтобы моего ребёнка убили или отдали в детский дом. Поэтому… Тогда, когда на стоянке, у меня резануло живот и потекла кровь между ног… Надеялась, что для нас всё закончится.

Но нет.

Всё только продолжается.

Я сижу в крыле для «девочек» Райского. И пока некоторые живут и процветают, радуясь жизни, наплевав на меня и назвав безмозглой дурой, одна всё же не осталась равнодушной.

Именно она сейчас сидит рядом, хоть и молчит. Присматривает, чтобы со мной что-нибудь не случилось. Не знаю, по доброй ли воли, или по приказу.

– Ну, Майя, поешь, – уговаривает, а я не хочу. Сижу на тёплом подоконнике и смотрю в окно. А за ним дождь. Как тогда. Когда огромная лужа крови смешивалась с грязной водой. – Ты делаешь хуже только себе. Чего ты добиваешься?

Лиза здесь самый добрый человек. Но мне не нужна её доброта. Не нужна эта еда. Ничего. Я просто хочу вернуться в тот дом. К бандитам.

Никогда не думала, что скажу это.

Но я хочу к Артуру.

Так сильно, что готова разбить это стекло и идти вся в крови до его дома.

Лишь бы быть там, а не здесь. Ощущать себя под защитой, быть в тепле. Рядом с ним.

Но…

Слёзы наворачиваются на глаза. Сердце давно не бьётся. Потому что его больше нет.

Надежды на спасение тоже.

– Милая, ну, хватит тебе, – Лиза гладит меня по плечу. А мне хочется отпрянуть от неё. Сказать, чтобы убрала эти руки. Ей здесь хорошо. Она живёт, дышит. А я задыхаюсь. – Позаботься хотя бы о своём мальчике.

Я поглаживаю живот ладонью и опять хочу впасть в истерику.

Потому что Артур никогда не узнает, что выиграл спор.

Не обрадуется, что у него будет сын. Которого у меня отнимут тогда, когда он родится.

– Лучше уж я сдохну с голоду, – цежу сквозь зубы.

– Э, нет, детка, – я сжимаю ладони в кулаки. Но не вздрагиваю, как обычно при его голосе. Мне уже на всё плевать. – Сдохнешь ты только в тот день, в который я захочу. И это точно не ближайшее время.

С каждым словом Григорий приближается всё ближе. А я не поворачиваюсь к нему. Смотрю в окно.

Испуганная Лиза встаёт с места и уходит. Райский для неё авторитет. Его все бояться. Но кто-то любит. И я – не в их числе.

А он уже рядом.

Твердит своим хриплым, прокуренным голосом.

– Смотри на меня. Когда я с тобой разговариваю.

И он должен пробирать до мурашек, но… Я не двигаюсь. Продолжаю смотреть в окно.

Пока эта мразь не хватает меня за щёки. Не поворачивает мою голову резко к себе.

В районе шеи болит. Будто режет. Но он заставляет посмотреть в его серые глаза.

– Когда я говорю смотреть на меня, – обдаёт ядовитым дыханием. – Ты должна смотреть. С любовью и обожанием во взгляде.

Говорит сквозь зубы.

Ему не нравится моё поведение.

И он резко отпускает мои щёки так же, как и хватается за них. Голова уходит в сторону, и я машинально тянусь ладонями к щекам.

– Сегодня я жду тебя на ужин. Лиза поможет тебе собраться, – я уже заранее знаю, что не пойду. – Только попробуй не приди, Майя. Ты же не хочешь, чтобы я вернул Соню и Анну сюда?

Закусываю губу. Едва не до крови. Он отпустил их два дня назад. Живых, невредимых. Немного запугал здесь, что они бежали отсюда, сверкая пятками. Перед этим кинули на меня взволнованный взгляд.

Я не ждала от них, что они будут просить отпустить меня. Нет. Анна боится, запугана. Соня ещё ребёнок. И лучше ей вернуться домой, чем и дальше здесь жить.

И вот он давит. Вряд ли Сонечку заберут обратно. Мирослав вернул её в наш дома, но… Кто его знает, что может случиться.

– Ладно, – цежу сквозь зубы, понимая, что выбора у меня нет. В принципе, как и всегда…

Захожу в комнату. Везде царит полумрак. Только свечи с ярким жёлтым огоньком стоят на столе. Прям как в старину.

Встречаюсь с недовольным взглядом. Хмурым лицом.

– Ты не надела платье.

Ту вещь сложно назвать платьем. Короткое, видно трусы. Декольте глубокое, держится на тонких лямках. То же самое, что выйти к нему голой.

Лиза принесла, сказала надеть.

– Ты сказал мне прийти, – отодвигаю стул в сторону. – Я пришла. Но про платье ты ничего не говорил.

Он хмыкает.

– В следующий раз учту.

Я опускаюсь на стул. Не пододвигаюсь. Чтобы на всякий случай бежать. Вряд ли меня что-то спасёт, но хотя бы ничего мешаться не будет.

– Ешь, пока не остыло, – приказывает, но я не собираюсь подчиняться.

– Зачем ты это делаешь? – решаюсь спросить. – Зачем весь этот фарс? Ужин?

Райский зависает с вилкой у рта. Кусочек с мясом, с которого капает соус так и не долетает до губ. Он отстраняет прибор в сторону, разминает шею.

– Пытаюсь узнать тебя поближе. Нам ещё долго существовать вместе. Год, два… Три. Насколько тебя хватит.

Я прикрываю на мгновение глаза.

Три года… Слишком много… Как и год. Нет, я собираюсь уйти отсюда раньше.

Но перед этим…

– У меня есть к тебе несколько вопросов, – выдыхаю. Мой маленький план исполнится чуть позже. Но я уже подмечаю ножи и вилки на столе. Ножей нет. Предусмотрительная тварь. А вот вилка.. Имеется.

– Какая ты смелая, – улыбается. – Мне нравится. Задавай. Пока я добрый. Но перед этим… Поешь. Пока ты не положишь кусок картофеля себе в рот, я не заговорю.

Он знает, что я плохо ем. Почти ничего. Потому что надеюсь умереть от голода.

Но сейчас…

Я беру ложку. Протыкаю запечённый картофель и подношу ко рту. Почувствовав ароматный и приятный запах, желудок скручивает. Есть хочу. Безумно. Но лучше умереть, чем его подачки.

Откусываю маленький кусочек.

Больно. Как же больно.

Я так хочу есть…

Но нет. Не сдамся. Ради Артура.

– Спрашивай.

– В прошлую встречу, – ком встаёт в горле. Тяжело об этом говорить. – Ты назвал Артура своим сыном. Что это значит?

С его стороны летит смешок.

– Так и значит, – откидывается на спинку мягкого стула. – Я вытащил его из тюрьмы, и он прожил у меня несколько лет. Стал мне как родным. «Сынок» ему хорошо подходит.

– Тогда почему ты его убил? – выдыхаю отчаянно. С вопросом. – Разве можно убить человека, которого любишь?

– А кто сказал, что я его люблю? – говорит строго, тихо. Сверлит равнодушным взглядом. – Артур, не более чем этап в жизни. Я подобрал его, так как видел огонь в глазах. Как он боролся. Его били, а он вставал. Его резали, а он отбивался. Его валили на пол, а он поднимался. Этим этот малец мне и понравился. И я взял его в себе. Потому что этому городу нужен новый лидер. Но… Не судьба.

И опять безобразная улыбка отображается на лице.

– Но почему? – недоумеваю. – Ты его убил?

Тот пожимает плечами.

– Он отыграл свою роль. Отомстил за мать. Что ему делать здесь ещё? Драть тебя? Этим займусь я.

Мерзкий холодок бежит по спине.

– Ребёнок? – морщится. – Херня. Таким как Алиеву не нужны дети. Они волки-одиночки. Зачем ему жить? Он уже всё черпнул из жизни. Сделал, что хотел. Встретил тебя. Убил Климова. Забавно, да? Забавнее то… Что он не сделал бы этого без моей помощи.

Его слова всё больше добивают.

– В каком смысле?

Райский опять улыбается. В этот раз довольно. Поднимает взгляд вверх и будто витает в облаках.

– Это я подсказал его людям, что ты – дочь Климова, но есть одно маленькое но… – он резко замолкает. Задумывается. – Хотя, это не для твоих детских ушей. А то разнервничаешься. Мне ни к чему твой выкидыш… Твой ребёнок ценен для меня.

– Почему? – я невольно обхватываю живот руками.

– Потому что, – сверлит взглядом мои ладони, покоящиеся на пупке.

– И это всё? – приподнимаю бровь. – Потому что?

– Ага, – отзывается скучающе. – Ты, конечно, тоже мне нужна…

Он жадно осматривает меня с головы до пояса. Всё, что видит из-за стола.

– И твоё тело…

Я вижу этот похотливый взгляд.

И он… Подталкивает меня сделать то, что я сейчас творю.

Хватаюсь за вилку, и подставляю её к шее. Слегка нажимаю, чтобы Райский не думал, что я играю с ним в шутки.

А от этого он…

Даже подскакивает с места. Смотрит взволнованным взглядом. Но черты лица тут же ожесточаются. Становятся острее.

И пока он не остыл, нажимаю на кожу, и произношу:

– Отпусти меня, – выдыхаю. – Иначе я себя зарежу.

– За ребёнка не боишься? – пытается вразумить.

– Он всё равно умрёт в этом доме, – сглатываю. – Или отправится в детский дом.

– Так уверена?

Мне рассказали об этом остальные. И да, я уверена.

Аккуратно встаю со своего места, делаю шаг назад. А он наоборот, вперёд.

– Не подходи! – выставляю руку. Демонстративно сжимаю вилку сильнее. – Я не боюсь смерти! Поэтому если надо – отправлюсь вслед за Артуром! Одно движение, и…

Я ничего не успеваю понять. Руку обжигает, пальцы ломит, и вилка сама выскакивает из больных ладоней. Шиплю от боли. Их словно ломает.

Но тут же прихожу в себя. Пытаюсь взять её с пола, но меня хватают за шею, и сдавливают прежде, чем я присаживаюсь. Задыхаюсь, открываю рот и глотаю воздух. А Райский смотрит. Усмехается. Победным взглядом очерчивает лицо и тело.

– Эх, зря ты, – качает головой. – Я же хотел по-хорошему. А ты…

– Отпустите, – хватаюсь ногтями за чужие предплечье. Вонзаюсь в него и пытаюсь ослабить хватку. Не могу дышать.

– Саш, отпусти, просит же…

Миг и хватка на шее слабеет. В комнате загорается свет. И я чуть не падаю на пол. Но рука всё ещё крепко держит.

Там, в тускло освещённой части стоят ещё трое. И из-за темноты… Я их не видела. Не почувствовала присутствия. Они так затихли, что я ничего не поняла.

– Отведи её обратно в комнату женщин. И передай Лизе… Ах, нет. Я сам.

Меня волочат на выход, но я не могу шевельнуться.

О чём? Что он скажет Лизе?

Дрожь пробивает всё тело.

Но я ничего не могу сделать. Абсолютно… Ничего.

Меня толкают в ярко освещённую комнату, из-за чего чуть не слепну.

И когда дверь закрывается, барабаню по ней и прошу меня выпустить.

– Пожалуйста, помогите!

Потому что я знаю, зачем меня сюда привели.

Райский не трогал меня около недели. Звал на ужин, как и остальных своих женщин и мы вместе ели. Иногда посещал нашу комнату, которую он называл гаремом. Вроде… Живём в России, но и здесь этот ублюдок отличился.

Но он постоянно кидал на меня странные взгляды.

И вот сегодня…

Меня отвели к врачу. На осмотр. И сделали клизму. Я вырывалась, спрашивала для чего, но тот лишь ответил, что так нужно.

Но потом… Я всё поняла и без него. Мне нельзя сейчас секс. Райский спрашивал на прошлом осмотре. И доктор.. Ответил, что мне нельзя ничего делать несколько недель. И они ещё не прошли.

И, кажется, этот псих не выдержал.

Потому что собирается трахнуть меня туда, где не трогал даже Артур.

И опять я думаю о нём, а сердце сжимается, превращаясь в маленькую горошину.