Но каким-то чудодейственным образом его ярость превратилась в страсть. Что было тому причиной — мее мужество, слезы или пренебрежение к его оружию, — он не знал.

Его рука легла на ее спину и провела по впадинке позвоночника. Неожиданно спина под его пальцам покрылась гусиной кожей, и возбуждение, которое снедало Экстона, сделалось еще сильнее.

Пальцы Экстона скользнули по округлым упругим ягодицам, и он ощутил новый прилив желания. «Если пойдет так дальше, — подумал он, — очень скоро обнаружится, что не я главенствую над нею, а, наоборот, она — надо мной. Уж слишком сильное желание она в нем возбуждала».

Экстон нахмурился и убрал руку. Необходимо внушить этой женщине, что хозяин здесь он. Если не строгостью, то лаской. И начало этому положено, усмехнулся Экстон. Как полководец он знал, что секрет успеха во всяком сражении заключается в том, чтобы нащупать слабые стороны у не приятеля и повести атаку именно на эти позиции. Коль скоро это сработало в сражении с ее отцом, то сработает и в битве с дочерью. Совершенно очевидно, что жена его — женщина сильных страстей, стало быть, он поведет наступление на ее чувства.

Эта обретшая ясность мысль все больше нравилась Эсктону. Он привяжет ее к себе узами страсти, развив в ней хоть и вожделение к своей особе. Он превратит ее в рабыню собственной чувственности, пока она не успела сделать того же самого с ним самим. Их супружеская пастель сделается алтарем, которому она будет поклоняться.

Экстон снова усмехнулся. Супружеской постелью он не ограничится. Теперь, где бы он ни застал Беатрис, пусть даже на кухне или в саду, он будет стараться овладеть ею. Пусть все в замке знают: и как ему нравится предаваться любви со своей молодой женой, и что она при этом испытывает удовольствие.

Подобное поведение дочери явится ударом для Эдгара де Валькура, и вот тут-то он, Экстон, наконец-то будет отомщен. К тому же, как знать, возможно, эта женщина со временем его даже полюбит?

Заранее предвкушая успех, Экстон осторожно перевернул жену на спину и стал всматриваться в ее черты. Ее кожа отливала молочной белизной, а волосы блестели, как золото. Она обладала тонкой талией, пышной грудью и округлыми бедрами. Экстон решил, не мудрствуя лукаво, начать с ее полных грудей, украшенных розовыми бутонами сосков…

Линии пробудилась от странного, необъяснимого ощущения. Хотя вокруг стояла темная ночь, ее окутывало приятное тепло, которое человеку обыкновенно дарит солнце. И она нежилась в этом тепле, подобно спелому, готовому лопнуть от избытка сладкого сока, персику.

Линии выгнула спину, отдаваясь этой ласке. Она была больше возбуждена, нежели напугана, однако, ощутив прикосновение чьей-то руки, испытала первый укол тревоги. Впрочем, не слишком сильный. Ее внимание отвлек нежный поцелуй — чьи-то мягкие и очень умелые губы ласкали набухшие от возбуждения соски.

— Нет, боже мой, нет! — вскрикнула она, когда поняла: большое и тяжелое мужское тело прижимает ее к кровати. Кровать была не ее — это точно, да и мягкое меховое покрывало на ней тоже было чужим!

Она в ужасе распахнула глаза и увидела склоненное к ней лицо мужчины. «Это он! — мгновенно пришло осознала Линни — Экстон де ла Мансе, ее муж».

— Помоги мне, господи, помоги мне, прошу тебя, — торопливо забормотала она, стараясь не обращать внимания на настойчивые ласки, которыми Экстон одаривал ее грудь. Она не должна поддаваться на его уловки — да еще с такой легкостью!

Так-то оно так, но она уже была готова сдаться на его милость.

Стоило ему всего несколько раз коснуться ее груди жарким языком, как она поняла, что погибла. Эти прикосновения разожгли в ней пожар, а легкие покусывания, которыми он тревожил ее обнаженную кожу, заставили ее пылать огне с ног до головы.

Это запрещенный прием. Вернее, его следовало бы запретить. Впрочем, это ничего бы не изменило в ее отношении к происходящему. Когда он овладел ею, Линни восприняла это с радостью. Она встретилась с ним взглядом и уже не отрывала от него глаз, чувствуя, как плавятся и тают последние защитные барьеры, которыми она пыталась от него отгородиться.

Соединение тел уже само по себе было чудом, но возможность выдержать его взгляд и в нем раствориться была чудом вдвойне…

Его немигающий взгляд жег непереносимо, и Линни наконец все-таки сдалась и устало прикрыла веки, хотя осознавала, что он продолжал за ней наблюдать и все видеть — и ее пылающие от страсти щеки, и волнующуюся от прерывистого дыхания грудь, и неустанные движения бедер, приближавшие сладостный миг освобождения.

Их громкие стоны слились воедино, когда они одновременно достигли вершины блаженства. На этот раз он сразу же откатился от нее в сторону.

Так они и лежали вдвоем на одной постели, будучи при этом бесконечно далекими друг от друга. Им было жарко, оба они с ног до головы покрылись испариной, но от разделявшей их пропасти веяло леденящим холодом. От невероятной, почти невозможной близости они перешли к щемящему, пронзительному одиночеству. Линни вздрогнула неожиданно осознала, что лежит на постели, совершенно раздетой, и ей сделалось стыдно.

— Погоди-ка, — сказал он, когда она тоже придвинулась к краю постели и сделала попытку подняться. Он поймал ее за запястье и снова притянул к себе и внимательно вгляделся. Хотя в комнате было темно, а окна были занавешены тяжелыми шторами, у Линни появилось ощущение, будто ее выставили нагой перед целым светом.

— Мне нужно… выйти… — она не решалась продолжить, испытывая естественное смущение. Впрочем, он и так должен был это понимать — без слов. К ее большому облегчению, он выпустил ее руку и предоставил свободу действий.

— Потом сразу же возвращайся в постель. Я хочу продолжить наши игры.

Она повернула голову, взглянула на него через плечо.

— Продолжить наши игры? Но… но… но скоро наступит рассвет, — прошептала она.

Экстон скривил губы в ухмылке.

— При свете дня любовные игры возбуждают еще более. К тому же у меня будет возможность как следует рассмотреть прекрасное тело моей женушки.

Линии наконец удалось соскользнуть с огромной кровати, и она потянулась за рубашкой.

— Мне почему-то казалось, что ты уже получил вполне достаточно…

— Настоящему мужчине всегда не хватает… этого, — сказал он, передразнивая Линни. — Особенно в том случае, если у него такая хорошенькая жена, как ты. У тебя, женушка, чрезвычайно соблазнительные формы, мягкая кожа и полные груди. Волосы твои подобны шелку, а уж темперамент… Хотя ты еще вчера была девицей, смело можно сказать, что натура ты чрезвычайно страстная, чего я совершенно не ожидал от отпрыска рода де Валькуров. Его слова неожиданно встретили отклик во всем ее существе: тело словно расцветало от его похвал. Но стоило Экстону упомянуть о ее семье, как на Линни будто повеяло холодом и все добрые чувства в ее душе угасли. «Никто другой из де Валькуров не склонил бы по собственной воле головы перед Экстоном. А уж Беатрис наверняка отвергла бы с негодованием его греховные притязания», — подумала Линни. Но ведь она-то не Беатрис, а всего лишь ее сестра, над которой тяготеет проклятие. Так сказать, паршивая овца в стаде. Но при всем том, если бы она знала, что с такой страстью отзовется на ласки де ла Мансе, то вряд ли решилась бы сделать родственникам такое невероятное предложение. Впрочем, идти на попятный уже было поздно.

— У меня есть и другие обязанности, которые требуют моего неустанного внимания, — выдавила она из себя, просовывая голову в ворот сорочки.

— Твоя главная обязанность — следовать моим желаниям и исполнять мои прихоти, — последовал ответ.

— Но… кто-то ведь должен приглядывать за кухней.

— С этим отлично справится твоя бабка.

— Но… как же быть с братом? Я должна менять ему повязки. — Ее завораживали немигающий взгляд Экстона н его большое мускулистое тело. И в особенности — то громадное орудие, которое находилось у него между ног. Нет, орудие, а оружие, мысленно поправила она себя, вспоминая события предыдущей ночи. И слово «жалкое» к нему никак не подходило, поскольку Экстон продемонстрировал свои великолепные боевые качества всего несколько ми назад.

Когда она наконец осознала, куда устремлен ее взгляд вспыхнула и быстро перевела глаза на лицо мужа. Тот понимающе улыбнулся. Казалось, он совершенно точно знал о чем она думала.

— Так что же? — нетерпеливо спросила Линии, спеша переменить тему разговора. — Мне можно навестить брата?

Экстон с минуту молчал, но потом, к большому ее удивлению, утвердительно кивнул.

— Иди, только поскорее возвращайся. Мне необходимо насытить свою страсть после того, как я утолю голод в обеденном зале.

Горячий румянец залил Линни грудь, лицо и даже уши, но она продолжала гнуть свою линию. Уж если он так ее хочет, то, возможно, пойдет ей навстречу и вызволит Мейнарда из караулки?

— Экстон, не сочти мою просьбу чересчур смелой ? сказала она, стараясь облечь свои слова в почтительную форму, чтобы польстить мужу, — но я хотела бы, что бы Мейнарду отвели более подобающие его положению покои. Улыбка мигом слетела с губ Экстона.

— Если караулка для него недостаточно хороша, вели перенести его в амбар, — холодно бросил он.

— Но я прошу тебя, — взмолилась Линни, протягивая к нему руки. — Мейнарда нужно перенести в чистое, удобное помещение, чтобы его раны побыстрее зажили.

Экстон уселся на постели и спустил ноги на пол. Судя по всему, собственная нагота ничуть его не смущала.

— Если хочешь убедить меня в чем-то, приводи доводы повесомей. С какой стати меня должны волновать его раны? По мне, уж лучше бы он умер.

Заметив на ее лице выражение ужаса, он улыбнулся ей уголками губ.

— Успокойся, Беатрис, в мои планы вовсе не входит убивать Мейнарда. Задумай я такое, твой брат давно бы отдал богу душу.

Линни перевела дух. За одно это стоит возблагодарить господа. Тем не менее брата выручать надо. Как это сказал Экстон — «приводи доводы повесомей»? Интересно, что бы на ее месте придумала Беатрис? Линни постаралась придать лицу умильное выражение. — Я благодарю тебя от всего сердца за то, что ты позволил ему жить, — с неискренней горячностью сказала она. — Если ты исполнишь мою просьбу, обещаю тебе быть хорошей и заботливой женой.

— Ты, между прочим, уже обещала мне это. Перед богом, церковью и всеми жителями Мейденстона.

Линни пришлось прикусить язычок, чтобы не сказать Экстону в ответ что-нибудь язвительное. Она сделала шажок по направлению к нему и, молитвенно сложив руки, возобновила попытку:

— Прошу тебя… дорогой муж, не отказывай мне. Пусть это будет твоим свадебным подарком. — Она сказала это, повинуясь интуиции, хотя и понимала, что ее шансы на успех ничтожны.

— Свадебным подарком? — задумчиво повторил Экстон и уставился на нее своим немигающим взглядом рептилии. Потом улыбнулся: — Ты заговорила об этом, и я вспомнил, что у меня есть для тебя свадебный подарок. Подойди-ка… Линии замерла. Свадебный подарок? От Экстона? Наверняка это какая-нибудь грубая мужская шутка… что-нибудь связанное с его «оружием»…

К ее удивлению, он нагнулся, подобрал с пола свою парадную тунику и повторил:

— Подойди, прошу тебя.

В руке у него появился небольшой бархатный мешочек Линни послушно направилась к мужу, хотя продолжала опасаться подвоха с его стороны. Но ничего подобного не произошло. Он развязал мешочек и вытряхнул на ладонь изящное золотое ожерелье.

Вещь была на диво хороша. Даже в полутемной комнате Линни сумела оценить работу ювелира. Опытная рука мастера укрепила между звеньями цепочки фигурные розетки с кроваво-красными драгоценными камнями. И эта красота предназначалась ей — невероятно! У Линни никогда не было собственных украшений, но даже в шкатулке у Беатрис не имелось ничего подобного.

Линни перевела взгляд с красивой безделушки на лицо Экстона.

— Как красиво!

— Согласен. — Глаза мужа весело блеснули. — Ну-ка подбери подол.

— Что! — Глаза Линни едва не выкатились от удивления из орбит, но потом налились яростью. — Да как ты… Как ты смеешь предлагать мне такое?! Я не шлюха и не зарабатываю себе на побрякушки подобным образом! Теперь понятно, как люди вроде тебя добиваются женской благосклонности. И даже благосклонности жен!

К ужасу Линни, Экстон разразился хохотом. Но его еще больше разозлил девушку.

— Ты — законченный негодяй! Этому, что ли, тебя учил в детстве твой отец? Он что, и с твоей матерью так обращался?

Слова Линни в одно мгновение уничтожили веселое строение Экстона. Но ее не слишком обрадовало преобразившееся лицо мужа.

— Я отучу тебя, женщина, говорить подобные гадости. Не смей больше в моем присутствии дурно отзываться моих родичах, а не то я вырву твой поганый язык!

Экстон уставился на Линни свинцовым взглядом.

— Я же сказал тебе, подними подол. Живо! Поскольку она не подчинилась — не потому, что продолжала испытывать его терпение, а просто не могла пошевелиться от ужаса, — Экстон собственной рукой задрал подол тонкой льняной рубашки. Линни приготовилась к самому худшему и зажмурилась. Пусть так, пусть он возьмет ее плоть — это позволит ей по крайней мере освободиться от постыдной физической зависимости. Она сможет ненавидеть этого человека, как прежде!