— Я хочу сказать, что у вас кровать сломалась. И сломал ее Экстон! — Тут он ухмыльнулся и снова превратился в юнца, очень похожего на Экстона. Последнее, правда, ничутъ не смягчило раздражение, которое в его присутствии испытывала Линни.

— Так вот, — продолжал гнуть свое Питер, — сломал-то он ее в припадке ярости. Я сильно сомневаюсь, что вы так уж сильно расшалились на ней, что она взяла да и рухнула.

У Линни зачесалась ладонь — уж так ей захотелось влепить оплеуху наглому юнцу. Порой ей казалось, что Питер переменился, но стоило им поговорить хоть немного, и сквозь оболочку разумного незлого человека начинал проглядывать все тот же неприятный нахальный тип.

— Ты чрезмерно обременяешь себя заботами о семейном счастье брата. И о моем тоже.

Он пожал плечами, но улыбаться перестал. Некоторое время Питер глубокомысленно рассматривал Мейнарда, потом снова поднял глаза на Линни.

— Если вы с Экстоном подписали мир, тогда все отлично. Но что будет, если брат твой умрет? Не случится ли так, что этот непрочный мир снова рухнет?

Линни вздрогнула от неожиданности и дурного предчувствия.

? Я денно и нощно молю господа, чтобы он поправился.

— А он поправится? Как ты думаешь?

Линни склонила голову и закрыла глаза. Ей не слишком улыбалось рассказывать о своих горестях де ла Мансе-младшему. Тем не-менее желание поговорить начистоту хоть с кем-то, кто готов ее выслушать, было столь велико, что она не смогла удержаться от искушения.

— Боюсь, что долго он не протянет, — пробормотала она дрогнувшим от страха голосом.

В комнате установилось недолгое молчание после чего Питер заговорил снова:

? Я сам потерял на войне двух старших братьев. И отца в придачу. Поэтому я понимаю тебя и сочувствую тебе.

Линни молча кивнула. У нее перехватило горло, и говорить она не могла. Она потеряла куда больше, нежели брата, у которого за всю его жизнь не нашлось для нее теплого слова. Разумеется, Питер об этом не имел представления, но его слова тем не менее подействовали на нее успокаивающе.

— Я вот что хотел тебя спросить, — продолжал между тем Питер. — Каковы будут твои чувства по отношению к Экстону, если твой брат все-таки умрет? Не вспыхнет ли между вами снова вражда после его смерти, которую, как ты говорила, вам удалось погасить? Или вам с Экстоном снова потребуется приглашать в спальню плотников?

Линни строго, испытующе взглянула на него. К ее удивлению, Питер не улыбался. И тут она поняла, что де ла Мансе-младшему очень хотелось, чтобы в Мейденстоне воцрился прочный мир. Юноша от всего сердца желал, чтобы брак с Экстоном оказался удачным, а союз между де ла Мансе и де Валькурами — крепким и плодотворным. Он, бедняга, не знал, что и она желала того же самого! Но мира не предвиделось. По крайней мере в обозримом будущем. Вот если бы она не вмешалась в судьбу… Экстон женился бы на настоящей Беатрис, как, собственно, и хотел — и со временем… кто знает, может быть, два враждющих семейства смогли бы договориться? Но теперь это исключено. Разве что поведать о своей лжи Экстону?.. Линни содрогнулась при одной мысли об этом. Он будет вне себя от гнева, и даже если свершится их брак с истинной Беатрис, он всю жизнь потом будет вымещать на ней свою злость.

А самое страшное заключалось в том, что Линни не пытывала ни малейшего желания, чтобы сестра разделила ласки, которыми Экстон прежде награждал ее, Линни. Линни сжала губы. Пути назад не было. Как не было надежды на установление мира между враждовавшими родами.

— Ты не ответила на мой вопрос, — произнес Питер, самым бесцеремонным образом вторгаясь в ее потаенные мысли. — Сумеете ли вы с Экстоном снова поладить, если твой брат умрет?

Линни посмотрела на него взглядом умудренной жизнью женщины. Питера пока что нельзя было назвать мужчиной в полном смысле слова, но уже близок день, когда он станет столь же сильным и уверенным в себе, как Экстон. И столь же опасным врагом, как его старший брат. И не менее преданным своему гербу и своей семье рыцарем.

Линни проглотила горький комок в горле и отогнала от себя печальные мысли — что в них толку? Ей оставалось одно — продолжать играть роль, которую она сама же и выбрала.

— Не так просто будет забыть о том, кто нанес ему смертельный удар, если дело дойдет до похорон, — пробормотала она, склонив голову.

— Я не спрашиваю: просто или непросто, меня интересует, возможно ли это вообще? Скажем, спустя несколько лет?

— Ты спрашиваешь, смогу ли я простить Экстону смерть своего брата — так, что ли? — взволнованно проговорила она, хотя очень старалась оставаться спокойной. Ужасно, что судьба заставила ее отвечать на такой вопрос. И несправедливо!

— Это ведь нельзя назвать убийством, не правда ли? Превратности войны, дело обычное. Да, я хочу знать, сможешь ли ты простить моего брата, — продолжал наседать на нее Питер.

Линни отвернулась от него. Пребывать в обществе младшего де ла Мансе и выслушивать каверзные вопросы означало напрашиваться на неприятности. Тем не менее надо было хоть что-то ответить.

— Я что-нибудь придумаю. Найду выход. Женщины ведь легче идут на уступки, чем мужчины. Они вынуждены приноравливаться к правилам игры, которые за них устанавливают другие.

Она остановилась у неглубокой ниши в стене и снова взглянула на Питера. Он был силен и молод и в сравнении с пергаментно-бледным Мейнардом-выглядел невероятно, неправдоподобно живым.

— Если бы на земле правили женщины, войн бы не было. Женщины не стали бы без конца бороться за власть и за чужие владения, а постарались бы, прежде всего, обустроить свои собственные.

Голос ее задрожал, и она замолчала. Потом направилась было к выходу из часовни, но Питер поймал ее за руку. Хотя ростом он не вышел, пальцы у него были цепкие.

— Я искал тебя еще по одной причине.

— В таком случае изложи ее и, пожалуйста, оставь меняв покое… Я хотела бы побыть в одиночестве, чтобы… чтобы погоревать без помех об умирающем. — Наша мать приезжает.

Линни замерла и стояла не шелохнувшись, будто завороженная — настолько противоречивыми и сильными были чувства, которые на нее вдруг нахлынули.

Приезжает мать Экстона. Мать братьев де ла Мансе! Линни и прежде испытывала неуверенность в своей способности довести доверенную ей миссию до конца, а теперь и же все смешалась. К тому же эта женщина наверняка будет испытывать к ней такое же презрение, какое ее бабка и отец испытывали к Экстону. Или, хуже того, тоже станет плести вокруг нее интриги, подобные тем, какие члены семейсва де Валькур плели вокруг Экстона с целью его извести.

— Она очень хорошая и добрая женщина.

Линни с недоверием глянула на Питера.

— Настолько ли добрая, чтобы согласиться принять родную дочь своих врагов?

Питер нахмурился — теперь ему предстояло ответить на непростой вопрос Линни.

— Для нее возвращение в родные стены будет делом не легким — в этом можешь не сомневаться. Но если ты проявишь должное терпение и дашь ей немного времени, что бы освоиться… — Время, чтобы она могла погоревать обо всех, кого в теряла с тех пор, как была здесь в последний раз.

?Ты на что намекаешь? ? Линни высвободила руку из его пальцев и посмотрев на узкую полоску неба, открывавшуюся за маленьким оконцем. Погода сегодня была мрачная. Небо серое, да и солнце куда-то делось. Насколько легче, когда солнце сияет ярко, а на небе ни облачка! Что ж, возможно, они с матерью Экстона найдут общий язык, обсуждая особенности местного климата, если уж не смогут говорить ни о чем другом. Она глубоко вздохнула, чтобы немного успокоиться. — Так когда, ты говоришь, она приезжает?

— Сегодня. Она прибудет в замок через час в сопровождении небольшого отряда. — Помолчав, Питер добавил: — Она будет добра к тебе, Беатрис.

Как всегда, упоминание имени старшей сестры возвращало Линни к реальности. Она подняла голову и расправила плечи.

— Я должна приготовить ей покои и позаботиться о том, что бы ей принесли… — Она вопросительно взглянула на Питера. — Надеюсь, запрет Экстона селиться в башне не относится к матери? Питер ухмыльнулся.

— Никто не может запретить леди Милдред жить там, где ей заблагорассудится. Если хочешь, я пошлю Экстону с нарочным весточку, что ты готовишься достойно принять свою свекровь.

Линни согласно кивнула. Коль скоро эта женщина должна была приехать, ей следовало получше подготовиться. Хотя, правду говоря, она сомневалась, что когда-либо будет готова предстать перед матерью Экстона. Тем не менее, Питер заслуживал благодарности за то, что предупредил ее о приезде свекрови.

— Спасибо, что сказал, — произнесла она и нахмурилась, поскольку никак не могла понять этого юношу. Поначалу она его возненавидела, и он отвечал ей той же монетой, теперь же ей временами казалось, что он — как ни странно — единственный здесь союзник. Питер отступил на шаг, но не спешил уйти.

— Я это сделал не ради тебя, а ради нее, — сказал он более резким, чем прежде, тоном. — Я хотел уберечь ее от излишних волнений, на которые она была бы обречена, отнесись ты к ней, как к врагу.

«Увы, мы и в самом деле враги. Только бой, который мы ведем, для вас, де ла Мансе, пока остается тайной».

Разумеется, говорить об этом было нельзя. Хотя у Линни на душе скребли кошки, она нашла в себе силы кивнуть в знак того, что понимает и уважает мотивы, которыми руководствовался Питер.

— Я постараюсь быть с ней покладистой и сговорчивой. Линни, правда, боялась, что изображать сговорчивость и покладистость перед этой женщиной — еще больший грех, нежели открытая вражда. Чем бы она ни оправдывала своих поступков, в их основе лежала презренная ложь. Ох, не надо было ей затевать этой опасной игры, ведь, продолжая в ней участвовать, она с каждым днем все больше и больше погрязает в грехах.

Цепочка Экстона напомнила о себе прохладным прикосновением золотых звеньев. На этот раз, однако, она с большей остротой ощутила родимое пятно у себя на ноге — знак родового проклятия, как называла эту отметину бабка.

Болезненно пульсируя, оно сегодня напомнило ей о родовом проклятии. Это она, Линни, задумала страшный обман. И теперь уже неважно, жалеет она об этом или нет. Она просто обязана исполнять данное ею обещание, хотя душа ей отравляет сознание своей лживости и порочности.

Но где же он? В поисках Экстона Линни понапрасну обошла весь внутренний дворик. Обычно его высокую стройную фигуру можно было увидеть издалека, но сегодня дней он словно сквозь землю провалился. Хотя он мог быть где угодно — в деревне, к примеру. Отсутствие мужа возложил всю полноту ответственности за предстоящую встречу леди Милдред на плечи Линни.

Покои для матери Экстона уже были приготовлены. Леди Милдред ожидали свежие простыни, жарко полыхавший в очаге огонь и даже источавшая аромат благовоний ванна. Было бы славно, если бы эта дама после приезда сразу же удалилась к себе, думала Линни, а не отправилась бы на прогулку по замку под руку с младшим сыном. Хороший тон требовал от Линни сопровождать леди Милдред в этом маленьком путешествии. В отсутствие хозяина все его обязанности падали на его жену, и Линни не могла бы от них отделаться, какими бы неприятными они для нее ни были.

Линни еще раз окинула глазами двор. Положим, Экстон отправился в деревню, но где в таком случае Питер?

Прежде чем она смогла его обнаружить, по подъемному мосту прогрохотали, обутые в железные подковы, копыта и двор в мгновение ока наполнился верховыми и следовавшими за ними двумя крытыми большими возками. И сразу же тихий внутренний дворик превратился в кишащий людьми, животными муравейник, а один из возков проехал еще немного и остановился прямо у каменной лестницы, которая вела в главную башню.

Линни с шумом втянула в легкие воздух при виде того, как сквозь щель в матерчатом верхе проникла рука, раздвинула полотняные шторки и явила миру печальное и утомленное женское лицо.

Это было первое, что отпечаталось в мозгу Линни. Она-то полагала, что въезд леди Милдред будет пышным и торжественным, Но простота и будничность происшедшего заставили Линни проникнуться добрыми чувствами к пассажирке, и она, неожиданно для себя самой, дала слово вести себя с матерью Экстона поласковей. Леди Милдред достаточно настрадалась на своем веку, и то обстоятельство, что в этом она должна была в значительной степени обвинять семейство де Валькуров, не являлось для Линни столь уж важным. Ясно, что возвращение в Мейденстон — дело для леди Милдред трудное и болезненное, и усугублять эту боль означало бы проявлять неоправданную жестокость.

Линни направилась к возку, придав лицу соответствующее случаю любезное выражение, хотя колени у нее тряслись, а ноги сделались словно ватные. Ее глаза на мгновение встретились со взглядом женщины, и она уловила всю глубину печали, терзавшей сердце леди Милдред.

Неожиданно послышался радостный вопль, который заставил обеих женщин взглянуть в ту сторону, и перед возком, словно черт из табакерки, возник Питер.