Ах, если бы это было возможно! Но как оставить. Да и куда, собственно, идти? И что делать потом?

Линни провела в кладовой несколько минут, показавшихся ей вечностью. Прежде всего, ей требовалось привести в порядок мысли и чувства и вернуть себе ровное расположение духа. И решить, по возможности, как ей быть дальше.

Она несколько раз глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. Потом стала бороться со слезами, хотя это сражение неожиданно оказалось трудным. Пришлось дать себе слово больше никогда в жизни не плакать из-за Экстона. Слово это, впрочем, мало что значило. Стоило бы ей только вспомнить произнесенное им нежное слово или бурные ласки, которым они предавались, как глаза тут же оказались бы на мокром месте.

«Дура! — обругала она себя. — Какая же ты дура, Линни!» Это, однако, успокоения не принесло. Когда она, наконец, поднялась на ноги, первым ее побуждением было отыскать отца. Он был в замке ее единственным союзником. Если не считать леди Милдред, конечно. Линни прикрыла рот ладошкой. Не стоит больше о ней упоминать. Разобраться в мыслях и намерениях старой дамы было столь же трудно, как понять ее сына. Решив выйти из темницы с высоко поднятой головой, охраняя достоинство де Валькуров, Линни направилась к двери. На пороге она носком туфли отшвырнула со своего пути какой-то маленький темный камешек, который отлетел в сторону, ударился о каменную стену и снова откатился под ноги. Линни нагнулась и поняла, что это выпавший из оправы рубин.

Она смотрела на него со смешанным чувством испуга и умиления. Это был кроваво-красный рубин из золотой цепочки, подаренной ей Экстоном.

«Нет, подарок Экстона не столь уж неприятен», — напомнила она себе, стараясь быть справедливой. Линни украдкой осмотрелась — не видит ли кто? Когда она потянулась к камешку, пальцы у нее сильно дрожали. Линни даже испугалась, что не сможет его поднять или тотчас уронит. Стоило ей покатать рубинчик на ладошке, как ее сгь стала слабнуть, а ей между тем надо было быть уверенной в себе, абсолютно убежденной в своей правоте. «Ведь Экстон его обязательно хватится, — подумала она. ? Когда он будет повязывать цепочки вокруг бедер Беатрис, ему сразу бросится в глаза, что одна розетка пуста.»

Но как бы он ни злился, камня ему не найти. Ни за что на свете! Она спрячет его и будет хранить, он пригодится, когда… когда придет пора бежать отсюда. Если рубин продать, то хватит денег, чтобы навсегда покинуть это место, да еще и прихватить с собой Беатрис. Они с сестрой с помощью этих денег смогут внести вклад в монастырь и обрести две тихие, кельи под крышей святой обители.

Линии, конечно, понимала, что замысел этот легковесен и его надо еще продумать. Но теперь у нее по крайней мере появилась цель и какая-то надежда на будущее. Ну, а пока надо было найти отца и вместе с ним дожидаться торжественного въезда в замок герцога Генри и женщин из семейства де Валькур, которые должны были приехать вместе с ним.

Питер сидел на парапете стены, свесив вниз ноги, и разглядывал деревушку Мейденстон. Отколупывая от стены кусочки извести, молодой человек от нечего делать швырял их в ров и следил, как эти крохотные снаряды с бульканьем погружались в темную воду, оставляя после себя на гладкой поверхности воды идеально ровные расходящиеся круги. Питер сидел слишком высоко, чтобы слышать всплески, но результаты его деятельности были ему видны хорошо.

Занятие было приятное, но несерьезное. К тому же Питер был слишком взрослым, чтобы подобное развлечение могло его увлечь. Тем не менее, он снова бросил в ров твердый кубик. Надо же было как-то убить время?

— Вот ты где!

Услышав голос матери, Питер повернул голову в ее сторону.

— Тебе не следовало подниматься так высоко, — сказал он, заметив, как у матери раскраснелись щеки. — Уж ее тебе понадобился, можно было послать на розыски служанку.

— Может, я уже и стара, но чтобы добраться до любого, даже самого удаленного уголка Мейденстона, сил у меня еще достанет. — Она оперлась о парапет стены слева от Питера и с минуту молча озирала окрестности. — Помню, как радовался отец, когда стены замка были наконец достроены. Эту часть, где мы стоим, возводили последней. — Она коснулась рукой шершавой поверхности камня, словно надеясь обрести с его помощью желанный покой. — До чего же отец любил это место…

Питер вздохнул. Он помнил отца не очень хорошо. Когда Аллен де ла Мансе пал в бою, он был еще ребенком. В каком-то смысле Экстона можно было назвать его отцом.

— Экстон любит Мейденстон ничуть не меньше отца.

Леди Милдред внимательно посмотрела на своего младшего отпрыска.

— Ты хочешь сказать, что тебе Мейденстон не по нраву?

Питер пожал плечами.

— Да нет, замок неплохой. Крепкий. Кто станет это отрицать? Но мне иногда кажется, что это место не принесет нашему семейству счастья. Мне лично больше нравится наш замок в Каене.

Мать улыбнулась.

— Ну и отлично. Когда ты достигнешь совершеннолетия, замок де ла Мансе в Каене будет твоим.

— Моим? ? Питер вскочил на ноги, позабыв об опасном соседстве рва, наполненного водой. — Это правда, мама? — Он на мгновение замолчал. — А что думает по этому поводу Экстон?

— Он согласен. Экстон знает, что ты считаешь своим настоящим домом Каену, как он своим — Мейденстон.

Питер скривил рот.

— Очень может быть, что он именно так и думает, но Мейденстон тем не менее до сих пор не принес ему счастья. И я сомневаюсь, что когда-нибудь принесет.

Питер не стал развивать свою мысль, поскольку было очевидно, что мать отлично его поняла. Она повернулась спиной к деревушке и окинула взглядом замковый двор.

— Запомни, сын мой, я говорю об этом тебе одному. Я не хочу, чтобы Экстон бился с сэром Юстасом. Если… — Тут она замолчала, и Питер увидел, как задрожал ее подбородок. — Если его ранят в схватке, я никогда не прощу этого Линии де Валькур. Впрочем, опасаюсь, что и победа над сэром Юстасом не принесет мира его душе.

— Он ее любит, — сообщил Питер, несколько удивленный тем, что они с матерью пришли к одному и тому же выводу независимо друг от друга.

— Думаю, что так оно и есть.

Питер облокотился на парапет рядом с леди Милдред.

— А вдруг он полюбит и старшую сестру? И так же сильно? Говорят, они похожи друг на друга как две капли воды.

В ответ на слова Питера мать, улыбнувшись, сказала:

— Очень может быть, что они и в самом деле похожи. Внешне. Но в любви внешность не главное. Ее корни куда глубже. Если Экстон докопался до этих заветных глубин, то… — Леди Милдред замолчала, улыбка сбежала с ее лица.

Они продолжали в молчании стоять на стене, не забывая поглядывать на дорогу, которая вела к замку. Где-то в отдалении приглушенно рокотал предвестник дождя — гром. Облака у них над головой окрасились в серое и унылой чередой ползли по тусклому небу… Ветер постепенно набирал силу и уже начинал тихонько подвывать, словно пробуя голос перед тем, как задуть в полную силу. Вдалеке показалась крохотная фигурка всадника, который во весь опор мчался к замку.

— Скоро сюда пожалуют гости, — пробормотала леди Милдред. — Схожу-ка я в часовню и помолюсь, пока они не появились.

Питер наблюдал за тем, как она повернулась и медленно побрела к лестнице. «Как же она постарела, — с грустью подумал он. — И как много тяжких испытаний перенесла за свою жизнь». И все равно они ее не сломили. Даже сейчас она остается настоящей леди, леди до мозга костей. В этом ей не откажет даже враг — такой, к примеру, как Линии де Валькур.

Питер нахмурился. Уж если ему придется жениться, вернее, когда он надумает жениться, — а он ведь скоро станет рыцарем, имеющим замок и земли, и тогда понадобится наследник, а следовательно, женитьбы не избежать, — так он выберет себе в жены такую же благородную, утонченную женщину, какой всегда была его мать.

Стоило ему погрузиться в размышления по поводу непростого предмета, как ему на глаза попалась Линии, которая торопливым шагом направлялась через двор в сторону деревянных построек, где селилась замковая челядь. Питер уже слышал, что из кладовки ее выпустили. Возможно, молодая женщина направлялась на розыски отца, чтобы сообщить ему о предстоящих важных событиях.

Питер снова сдвинул брови. Похоже, что эта женщина не могла сидеть спокойно, а испытывала какой-то непонятный зуд, потребность противостоять окружающему миру. Хотя Линии, надо отдать ей должное, была чертовски красива, она, по мнению Питера, вела себя слишком смело и вызывающе. Ей следовало бы поучиться настоящим манерам у его матери. И не только манерам, но и тому, к примеру, как ухаживать за мужем и вести дом в соответствии с установленными правилами, которые требовалось соблюдать неукоснительно даже в том случае, если бы весь мир летел в тартарары.

Ветер смахнул будущему рыцарю на лоб прядь волос, которые мешали ему видеть. Когда Питер пригладил волосы рукой и снова заглянул во дворик, Линии уже скрылась в узком проходе сбоку от часовни. В течение нескольких недель она весьма убедительно играла роль жены Экстона. Теперь же все вокруг знали, что это был всего лишь жалкий фарс.

Питер сокрушенно покачал головой. Бедняга Экстон. Ему, должно быть, казалось, что он эту женщину уже укротил. Но неожиданно выяснилось, что его обвели вокруг пальца и ужасно унизили. А нынче ему предстоит все начинать сначала — со старшей сестрой.

Но теперь — дело другое. Этой новой сучке из семейства де Валькур и сам черт не поможет, если она будет хоть в чем-нибудь походить на свою строптивую сестрицу.

Глава двадцать первая

Генрих Плантагенет, герцог Нормандский, въехал в Мейденстон, сопровождаемый воистину королевскими почестями. Впрочем, он и в самом деле собирался в скором времени сделаться королем Англии, а также владыкой и сеньором прочих земель и владений, которые собрал под державной рукой Генрих 1, его дед. Мать молодого Генриха, Матильда, который уже год вела войну со своим кузеном Стефаном за наследие Генриха 1, но лишь блестящий полководческий талант ее девятнадцатилетнего сына и его умение проводить нужную политику позволили ей успешно завершить эту многолетнюю кровавую распрю. Юный Генри, как буря, пронесся по Англии, дошел до Лондона и подписал со Стефаном мир, закреплявший за ним владения английской короны. При этом, как отмечалось всеми, было пролито на удивление мало крови, что сообщало дополнительный блеск славе юного государя.

«Однако, — мрачно подумал Экстон, — здесь, в Мейденстоне, герцог был вовсе не прочь полюбоваться на кровопролитие». В присутствии Генри его сподвижники станут сражаться насмерть, чтобы добиться разрешения спорного дела, хотя герцогу ничего не стоило уладить его мирным путем. В этом был весь Генри. Он собирал вокруг себя могущественных сеньоров, но предпочитал, чтобы они враждовали друг с другом, а преданность хранили ему одному.

Экстон попытался взять себя в руки, чтобы с честью выдержать предстоявшее ему испытание. При сложившихся обстоятельствах ему было всего труднее вести себя в соответствии с нормами придворной жизни и развлекать беседой своего противника сэра Юстаса и свою будущую жену — Беатрис, имея при этом в виду, что за всем этим самый пристальным образом наблюдает Генрих.

Экстону хотелось свести счеты с сэром Юстасом как можно быстрее — без всяких светских формальностей и расспросов о здоровье его близких. Бросить ему вызов. Вступить с ним в бой и победить.

Генрих, однако, в жизни бы не позволил, чтобы такая игра в его присутствии велась по иным, нежели установленным им лично, правилам. А поскольку молодой герцог был сюзереном Экстона, его слово здесь являлось законом.

Экстон ждал появления герцога на ступенях, ведущих ко входу в большой зал. Когда же во дворе появился белоснежный жеребец Генри, Экстон спустился вниз, чтобы по приветствовать своего сюзерена.

— Добро пожаловать в Мейденстон, милорд, — сказал Экстон, принимая с видимым выражением покорное руку господина в свои ладони.

Генри окинул двор замка проницательным взглядом, от которого не могла укрыться ни одна мелочь.

— Мне всегда хотелось взглянуть на это благородное строение из хемпширского камня, которое оспаривают друг у друга два моих самых могущественных лорда и союзника.

Герцог пожал плечами и посмотрел на Экстона сверху вниз с высокого седла своего могучего боевого коня.

— Что и говорить, замок прочный, но и мрачный тоже. Ничего общего с лондонским Тауэром, где доживает свои дни Стефан, — добавил он с усмешкой, больше походившей на волчий оскал. ? Теперь же я хочу, чтобы ты проводил меня в пиршественный зал, поскольку я в дороге основательно проголодался.

Генри слез с коня. Следовавший за ним высокий рыцарь подъехал поближе и тоже слез с лошади.

— Привет тебе, де ла Маисе, — процедил он сквозь зубы, окидывая Экстона не слишком любезным взглядом и отвешивая ему короткий поклон.