Стоя посреди комнаты, она раздумывала, не оставить ли записку Мэри Фрэнсис, уехавшей на интервью с Кальдероном чуть больше часа назад. Столько занимает одна дорога из Санта-Аны до Лос-Анджелеса.

На всякий случай Блю все же нацарапала записку на доске для записей у телефона на кухне. Перед отъездом она показала Мэри Фрэнсис, как связаться с агентством через компьютер и принять сообщение по электронной почте. А еще они сообщили в агентство, что Блю (то бишь Мэри Фрэнсис) выезжает на интервью. В записке Блю напомнила Мэри Фрэнсис, что о своем возвращении домой та должна сразу же сообщить в агентство, иначе там могут заподозрить что-то неладное.

Пока Блю запирала дверь ключом, оставленным ей Мэри Фрэнсис, и спускалась со второго этажа по скрипучей, шаткой лестнице, она испытывала какое-то неведомое доселе чувство. Грязные стены, обветшалое здание, спартанская жизнь Мэри Фрэнсис… «Эта девушка живет просто в трущобах», – подумала Блю и почему-то обвинила в этом себя. Да, ее мучила совесть.

Она провела пальцем по перилам, прислушиваясь, как прогибаются под ней прогнившие деревянные ступеньки. Блю рассказала Мэри Фрэнсис далеко не все, опасаясь, что та испугается. Но теперь она догадалась, что это маловероятно, что отговорить Мэри Фрэнсис от интервью было бы гораздо труднее, чем подбить на него. Но волновалась она вовсе не из-за интервью. Ее беспокоила предстоящая вечеринка. Если Мэри Фрэнсис разоблачат, она окажется угрозой для Кальдерона и помехой для остальных. Ее жизнь будет в опасности, спрятаться от которой невозможно.

«Расскажу все как есть, когда она вернется, решила Блю, выходя на улицу. И услышала, как защелкнулся замок у нее за спиной. – Расскажу все. Все до конца».

Ее босоножки громко простучали по ступеням крыльца. Еще два дня делать будет нечего, придется просто жить жизнью Мэри Фрэнсис. Как ни странно, Блю расценивала эти обстоятельства скорее как свободу, нежели как заточение, но нет смысла подвергать себя опасности без необходимости. Приманкой стала Мэри Фрэнсис, но кто-то же ведь залез в квартиру Блю – с единственной целью: вернуть ежедневник Кальдерона. Человек этот знал Блю и, возможно, уже разыскивает ее.

Она осмотрелась и подумала, что Мэри Фрэнсис живет в городе-призраке. Вековая пыль покрывала автомобили, стоявшие на безлюдной улице. В почти пустом стриптиз зале на противоположной стороне были выбиты все стекла. Она миновала пончиковую и магазин, торгующий видеокассетами с порнофильмами. Судя по всему, торговля шла неплохо, что лишний раз подтверждало справедливость закона о взаимосвязи спроса и предложения вечером накануне выходных.

Главная улица растянулась на несколько кварталов к северу. Выбрав дорогу, по которой они с Мэри Фрэнсис шли из церкви, Блю сосредоточилась на деталях своего плана.

Кальдерон устраивает вечеринку в субботу вечером, но обычно девушки из сопровождения остаются на воскресенье. Даст Бог, все пройдет гладко, и в понедельник утром Мэри Фрэнсис вернется на работу, отыскав свидетельство причастности Кальдерона к убийству своей сестры.

Блю объяснила ей, что искать, – кулон доколумбовой эпохи из голубого нефрита. После того как Брайанна выкрала его из портфеля, который должна была передать Кальдерону в тот вечер, кулон исчез из ее квартиры. А впрочем, Бог знает, может, отыщется и что-то совсем неожиданное, способное подсказать мотив убийства.

Блю еще не решила, что будет делать по возвращении Мэри Фрэнсис, но одно знала точно – ни в агентство, ни в музей она уже не вернется. К своей работе в музее Блю никогда не относилась серьезно. Попала она туда исключительно благодаря связям матери. Тогда она сидела без работы и была весьма признательна матери, но теперь, на двадцать седьмом году жизни, вдруг поняла, что, если и дальше позволит ей принимать решения за себя, всю оставшуюся жизнь потратит на то, чтобы оправдать ее ожидания.

Отец Блю погиб несколько лет назад при трагических обстоятельствах. Она не разрешала себе вспоминать об этом, хотя знала, что рискует никогда не избавиться от чувства вины и растерянности. Возможно, отец бы тоже не одобрил то, что она задумала. Но Блю, наконец, осознала, что пришла в этот мир не за тем, чтобы кто-то – пусть даже ее мать, Кей Бранденбург – получил, возможность одобрять или не одобрять ее поступки и чувствовать свое превосходство. Блю почувствовала себя свободной, ушла из музея и принялась расследовать обстоятельства гибели Брайаны. Положение, в которое она попала, не радовало, но никогда еще Блю не ощущала такого прилива жизненных сил, такай причастности к происходящему.

Блю шла по тротуару, наслаждаясь ласковым прикосновением заходящего солнца к своим волосам. Кто-то присвистнул и грязно выругался ей вслед, но она не оглянулась, лишь ускорила шаг. Она миновала два автомобиля, явно угнанных, с которых поснимали все, что можно, прошла Мимо подростков, слонявшихся здесь без дела целыми днями и куривших отнюдь не «Кэмел».

Район, куда она попала, был небезопасен.

Блю заметила эта, когда они с Мэри Фрэнсис возвращались из церкви, но ей как-то не пришла в голову, что здесь совершенно невозможно найти безопасный уголок, где можно было бы спокойно выпить кофе.

Только теперь она поняла свою наивность. В этом квартале специализировались на веществах куда более сильных, чем кофе. Группка мужчин пристроилась за ней на расстоянии нескольких десятков ярдов, ухмыляясь, подначивая друг друга и отпуская грязные шуточки. Блю не была уверена, что они преследуют ее, но рисковать не стала. Поиски кофеина закончились, она отправилась на поиски церкви Заступницы Всех Страждущих, зная, что та находится где-то по близости. Осмотревшись вокруг, Блю увидела невдалеке от себя церковный шпиль. Он возвышался над светящейся неоновой рекламой работающего круглосуточно ресторанчика. Белоснежный шпиль четко вырисовывался на фоне темных холмов вдали, славно маяк для заблудших душ.

Когда мгновение спустя она завернула за угол и увидела церковь в нескольких кварталах от себя, у нее вырвался вздох облегчения. Наперерез потоку автомашин она метнулась на противоположную сторону. Улица тотчас заполнилась визгом тормозов, ревом клаксонов и руганью водителей, спешащих домой. Прихожан у статуи Святой Екатерины уже не было. У ног ее валялись несколько роз и лавровый венок.

Блю расстроилась, глядя на эти скудные дары, на уже подходя к дверям церкви, отмела все сантименты как полнейшую чепуху. Господи, ну почему люди бывают такими доверчивыми? Когда они, наконец, поймут, что счастье зависит только от них самих? Что нельзя ожидать чуда, принеся цветок статуе?

Большой тощий рыжий кот устроился в кустах у входа, приводя себя в порядок. Судя по всему, хорошая кормежка ему бы не помешала. Ничего съедобного у нее с собой не было, на она нагнулась и почесала ему за ухом. Кот громко замурлыкал и потерся об ее ногу.

– Сейчас вернусь, принесу тебе поесть, – пообещала она.

Внутри церкви было спокойно и тихо. Суета пятничного вечера осталась снаружи. Стрельчатые окна по обе, стороны от нефа еще светились розовым светом, но внутри церкви было уже сумрачно, горели свечи. Сумрак успокаивал. Блю почувствовала его целительную силу и задумалась, почему в детстве служба наводила на нее страх, угнетала. Ничего не изменилось – изменилась она сама. Реальность была страшнее привидений и призраков, и это совершенно меняло дело.

Несколько Прихожан сидели на скамейках, устремив взоры на позолоченное распятие позади алтаря, и тихонько молились. Еще несколько человек молились, стоя на коленях. Стараясь не помешать им, Блю осторожно Прошла к нему, одержимая одним желанием поскорее найти то место в церкви, где прихожане устраивают собрания и играют в бинго. Там всегда есть кофе.

Дверь вела в маленькое, миссионерского вида здание, где располагалась контора и жил священник. Здесь же находилась и небольшая комната для собраний прихожан. По пути Блю заглянула в Офис. В нем никого не было. Голоса доносились из комнаты для встреч, в конце коридора. Именно туда она и направилась.

Заглянув в комнату, она увидела Рика Карузо – в обрезанных джинсах и заляпанной краской рабочей блузе. Он разговаривал с плачущей девочкой подростком. Блю ничего не знала О Рике, кроме того, что он друг Мэри Фрэнсис. Это наводило на мысль, что он как-то связан с церковью. Похоже, в комнате делали ремонт. Блю подумала, что Рик скорее всего занимается этим на общественных началах. Это произвело на нее благоприятное впечатление. Ему было лет тридцать пять, у большинства Мужчин в его возрасте хватает других забот, а этот возится с подростками и добровольно тратит время на ремонт в церкви.

Блю не слышала, а чем они говорят, но, судя по всему, разговор близился к концу. Девочка поднялась со стула и одернула ярко-розовый кардиган, спускавшиеся на пестрые леггинсы.

Спасибо, падре, – проговорила она дрожавшим от почтения голосом.

В улыбке Рика сквозила нежность:

Приходи в любое время, Джина. Если что-нибудь случится, сразу позвони. Я поговорю с твоей матерью. Договорились?

Девочка кивнула и вприпрыжку направилась к выходу; лицо ее озаряла счастливая улыбка. Заметив Блю, она затормозила настолько резко, что на полу остались следы от теннисных туфель.

– Кто это?

Девочка подозрительно уставилась на Блю, патом обернулась к Рику, готовая прийти ему на помощь чтобы справиться с этой незваной посетительницей.

– Все в порядке, Джина. Я знаю эту леди.

Его заверения, кажется, не очень убедили девочку.

Она молча, с расстроенным видом вышла из комнаты.

Неторопливо, будто оценивая положение, Рик пересек комнату и подошел к Блю. Робкая улыбка осветила открытое мальчишеское лицо, в синих глазах читалось любопытство. Сердце у Блю заколотилось. Ей вспомнилась, как в детстве она прыгала через веревочку. Первое впечатление не обманула ее. Он выглядел именно так – мужественно и сексуально, как, ей показалось во время их короткой встречи в то утро У Мэри Фрэнсис.

Уверенная, что его корабль обязательно потерпит крушение, Блю улыбнулась Рику своей самой ослепительной улыбкой, означавшей: «Парень, тебе крупно повезло».

– А Что, все достигшие половой зрелости юные особы называют тебя «падре»? Весьма пикантно. И стильно.

Но что-то в выражении лица Рика смутило ее. Он улыбался, но глаза его оставались серьезными, почти печальными. Засунув руки в карманы и ссутулив плечи, Рик внимательно изучал Блю, ее короткий, обтягивающий топ, блестящие волосы, – Приготовься к большой неожиданности, Аманда, – спокойно произнес он. – Некоторые из них даже называют меня «святой отец». Я священник.

– Священник? – не сдержала удивления Блю.

Господи, ей нужен спасательный круг! Теперь она уже не сомневалась, что все закончится кораблекрушением.

Неизвестно только, чей корабль пойдет ко дну.

* * *

Мэри Фрэнсис заметила записку Блю, как только вошла в квартиру. Дом, в котором она жила, «Каса Риалто», построили в пятидесятые годы, когда в моде были двухэтажные дома с несколькими небольшими квартирами под общей крышей, со стеклянными раздвижными дверями и единой кухней-гостиной, а еще открытые кинотеатры и уличные кегли.

Она занимала квартиру на втором этаже над общей кладовой. Расположение не самое лучшее, но благодаря этому она экономила пятьдесят долларов на квартирной плате. В духе архитектурной традиции гостиную и кухню разделяла белая стойка для еды поэтому Мэри Фрэнсис сразу увидела телефон и рядом с ним записку Блю.

Однако она не бросилась тотчас читать ее. Прежде всего надо было надеть медальон. Иначе разверзнутся небеса. Мэри Фрэнсис не хотелось отдаваться во власть, суеверий, но ничего не поделаешь: у нее было ощущение, что она искушает судьбу. Возможно, даже слишком долго. Медальон вселял в нее уверенность, она чувствовала себя в безопасности. Больше никто и ничто не заставит ее снять талисман. Она невольно задумалась над, тем, как прошло бы интервью с Кальдероном, если бы медальон был на ней. Уж во всяком случае, она бы не чувствовала себя такой беззащитной.

Красный рюкзачок шлепнулся на подушку в кресло-качалку; соломенная шляпа полетела, на стойку для еды, а сама Мэри Фрэнсис решительно направилась, в спальню.

Старинное золото ярко блеснуло на туалетном столике, Мэри Фрэнсис схватила медальон и привычным движением застегнула замочек. Почувствовав цепочку на шее, а медальон на груди, она тут же успокоилась.

Переодеваясь, она одновременно читала записку Блю. Мэри Фрэнсис застегнула пуговицу и молнию на джинсах и только потом сняла через голову кружевное платье. Белый мягкий джемпер уже обтягивал ее талию, оставалось только просунуть руки в рукава. В монастыре она никогда не раздевалась до конца, Когда монахиня раздевалась, на ней было намного больше одежды, чем в любое другое время:

Парадокс, который до сих пор вызывал у Мэри Фрэнсис улыбку.

А вот с Блю было не до смеха. Удивительно, как она не побоялась Выйти из дома? Впрочем, беспокойная натура Блю была притчей во язы цех еще в школе. Она всегда была любопытна, как кошка, и, подобно кошке, всегда приземлялась на лапки. В записке Мэри Фрэнсис встревожило последнее предложение Блю велела ей Связаться с агентством сразу же по возвращении.