На миг Слоан опустил глаза. Он давно усвоил жестокий урок: на благосклонность белых женщин ему нечего надеяться. Однажды он чуть было не женился, но помешала смешанная кровь. С тех пор он поклялся, что никогда больше не окажется в столь унизительном положении.

А теперь и Сабрина Конор не желала иметь с ним ничего общего. Слоан признавал, что Ястреб прав: он ощущал давно знакомый резкий привкус горечи. При обычных обстоятельствах он бросил бы эту женщину, ушел и ни разу не оглянулся: и без того мир переполнен женскими фигурами на любой вкус.

Но на этот раз все изменилось. На карту поставлена чужая жизнь. Он твердо решил никогда не жениться, думал, что примирится с жизнью без семьи и детей — в лагере сиу он и без того был вожаком подростков, а теперь…

Он не мог представить свою жизнь без этого ребенка. С тех пор, как Слоан случайно узнал ошеломляющую новость, он мечтал собственноручно вырастить и воспитать свое дитя.

Осуществить эту мечту было нелегко. Но было ли это желание сильнее стремления вновь обнять Сабрину, прикоснуться к ней? Слоан не хотел признаваться в этом даже самому себе.

Он уверял себя, что им движет похоть. Только похоть, и больше ничего.

Но позволит ли ему гордость когда-нибудь признаться в этом?

Возможно, для брака достаточно и плотского вожделения — этого Слоан не знал. Может статься, раздражение пересилит в нем страсть. Как бы там ни было, Слоан оставался на редкость целеустремленным и решительным человеком.

Наконец он ответил Ястребу:

— В начале разговора ты упомянул об ответственности. Так вот, Сабрина ждет моего ребенка, Ястреб, — следовательно, теперь я отвечаю за нее. Единственно приемлемое решение — брак, и тут ничего не поделать. Признайся честно: неужели ты, как зять Сабрины и самый близкий родственник-мужчина, не повел бы меня к алтарю под дулом дробовика, если бы я отказался на ней жениться?

— Именно так я и поступил бы, если бы ты отказался взять на себя ответственность, — признался Ястреб.

— Ну и ну! — Слоан усмехнулся. Ястреб смущенно хмыкнул.

— Ты совершаешь правильный и благородный поступок, но есть одна загвоздка: Сабрина не желает становиться твоей женой. Она по-прежнему отказывается выйти за тебя замуж, — заметил Ястреб.

— От нее требуется всего лишь один раз сказать «да». Пожалуй, тебе придется вести к алтарю под дулом дробовика не меня, а Сабрину, — сухо произнес Слоан.

— Верно. И все-таки…

— В чем дело?

— В одной простой вещи: вам обоим придется отучиться презирать друг друга, — с улыбкой заключил Ястреб и поднял бокал. Отпив бренди, он покачал головой. — Сабрина ни за что не сдастся. Уж если она что-то задумала, то будет бороться, пока не победит или не потерпит поражение. А что касается тебя, Слоан… боюсь, чем больше ты станешь настаивать, тем упорнее будет противиться Сабрина.

Некоторое время Слоан смотрел на Ястреба, а затем рассмеялся.

— И то правда, дружище. Ты верно заметил: эта битва ничем не отличается от других. Действия Сабрины вполне можно предугадать.

Он усмехнулся, решив согласиться на требования Сабрины, какими бы они ни были.

— Сабрина!

Сабрина в полном одиночестве стояла у камней друидов, положив ладони на плоскую глыбу, которую считали древним алтарем. Горы Шотландии хранили множество тайн. Внезапно налетел ветер, пронзительно завыл, растрепав волосы Сабрины и возвестив о приближении зимы.

Сегодня утром Сабрина чистила кобылу до тех пор, пока бедному животному не стала грозить опасность лишиться шерсти. Скайлар вскоре покинула конюшню, вероятно, отправившись на поиски Ястреба, чтобы выяснить, нашел ли ее муж способ разрешить проблему.

В чем она состоит, ей уже ясно давно.

— Сабрина! Его голос!

По телу Сабрины пробежала дрожь, но не от ветра, а от звука знакомого голоса.

— Сабрина!

Как странно! Несмотря на все пережитое, она по-прежнему способна приходить в волнение от одного голоса этого человека! Временами Сабрине казалось, что вся ее жизнь — непрестанная борьба, начавшаяся с тех пор, как умер ее отец. Она разучилась жить иначе, кроме как в постоянных сражениях, она обрела смелость, знала, как смотреть в лицо почти любой опасности, кроме…

Кроме него.

Внезапно ее охватило желание убежать.

Но она медленно обернулась, выжидая, когда он подойдет поближе, и сдерживая накатившую дрожь. Как странно видеть его здесь! Полукровка из диких прерий Америки шагал по изумрудным холмам Шотландии своей привычной легкой и надменной походкой, словно этот мир принадлежал ему, и он ничего не боялся. Он готов взять в этом мире все, что пожелает, бросив вызов Богу и Небесам, если они откажут ему.

Сабрина вновь убедилась, что Слоан на редкость привлекательный мужчина, невозмутимый и уверенный в себе. Его рост достигал шести футов и двух дюймов, широкие плечи и сильный торс свидетельствовали о том, что этот человек всю жизнь провел в седле, не выпуская из рук оружия. Оружия белых людей. И краснокожих. Очень темные и густые волосы Слоана слегка завивались, указывая, что его предками были не только краснокожие, но и белые. Падая на воротник, эти пряди отливали краснотой. Бронзовую от рождения кожу солнце покрыло густым загаром, а его глаза…

Темные, но не черные, а карие, они то вспыхивали насмешливыми искрами, то горели адским пламенем, когда Слоан приходил в бешенство.

Глядя на Сабрину, он часто взрывался. Слоан остановился на расстоянии пяти футов от нее. На нем были высокие сапоги для верховой езды и плотные темно-синие бриджи. Расстегнутый ворот белой рубашки обнажал широкую мускулистую грудь. Выражение лица было решительным и непреклонным. И безжалостным.

В ответ Сабрина холодно уставилась на Слоана, вознамерившись сохранить расстояние между ними. Казалось, они вдруг очутились в ином мире вдвоем, среди обдуваемых ветрами утесов, на другом конце земли. Так далеко от прерий Америки. Внезапно Сабрине пришла в голову мысль, что они со Слоаном почти не знают друг друга. Впервые она увидела его, проскользнув к нему в комнату, чтобы спастись от отчима. Но события той ночи навсегда врезались ей в память! Она помнила каждый дюйм этого сильного бронзового тела, скрытого вполне пристойной одеждой.

Нет, кое-что об этом человеке ей известно. Слоан пересек половину континента и целый океан, лишь бы быть рядом с Ястребом, когда тому грозила опасность. Его преданность и отвага непоколебимы и яростны так же, как и его страсть.

— Жалеешь себя? — чуть насмешливо осведомился он.

— Не болтай чепухи, — отрезала Сабрина. Ей и вправду было до слез жаль себя: ну почему Господь так несправедливо обошелся с ней? Неужели после многолетней борьбы она не заслужила свободы?

— Так что ты решила? — спросил Слоан.

Теперь его голос прозвучал небрежно, словно решение Сабрины ничуть не волновало его. С тех пор как Слоан узнал о беременности Сабрины, он упорно настаивал на свадьбе. Однажды он поклялся, что заставит ее мечтать об этом браке. Но этот вопрос едва ли мог сойти за благопристойное предложение руки и сердца.

Сабрина покачала головой:

— Я не могу стать твоей женой, Слоан.

— Почему же?

— По множеству причин…

Он прислонился спиной к камню и скрестил руки на груди.

— Перечисли все.

Сабрина сделала глубокий вдох, стараясь не отводить взгляд и не вздрагивать.

— Прежде всего я не люблю тебя, а ты не любишь меня.

— Это объяснение сгодится для нашего ребенка. Я согласен терпеть твое присутствие рядом с собой.

Терпеть ее присутствие!

— Зато я терпеть не намерена, — подчеркнуто милым тоном отозвалась Сабрина, но голос ее предательски дрогнул.

Она увидела, как на шее Слоана запульсировала жилка, и быстро добавила: — Слоан, мой отчим был убийцей и тираном. Много лет он распоряжался моей жизнью. И теперь, когда я наконец-то вырвалась на свободу…

— И вдобавок забеременела, — невозмутимо подсказал Слоан.

— …я хочу сама строить свою жизнь!

Он покачал головой:

— Можешь строить собственную жизнь, но не жизнь моего ребенка. Это все причины, по которым ты не желаешь быть моей женой?

Сабрина упрямо молчала.

— Может, дело в том, что я сиу? — допытывался он. В порыве гнева Сабрина круто повернулась к нему:

— Ты хочешь знать правду? Что ж, получай: да, вся беда в том, что ты индеец! Подумай, какая жизнь ждет ребенка? Он станет изгоем! Его будут вечно попрекать индейской кровью…

Сабрина осеклась, ужаснувшись собственным словам. Она не хотела оскорбить Слоана, однако правда вырвалась у нее сама собой. За свою жизнь она твердо усвоила, что все мужчины одинаковы и одинаково небезупречны. Мужчина может быть хорошим или плохим, какими бы ни были цвет его кожи, раса и убеждения. Но мир жесток: эту истину Сабрина тоже усвоила с малолетства.

— Слоан, пожалуйста, я…

Она не успела опомниться, как он сорвался с места, оказался рядом и стиснул ее запястье.

— Дело в том, дорогая, что ребенок уже существует! — холодно известил он Сабрину. — И если я узнаю, что ты намерена убить мое дитя…

— Прекрати, Слоан! Немедленно отпусти меня! — выкрикнула Сабрина, тщетно пытаясь высвободить руку. Наконец, прекратив бесплодные попытки, она уставилась на Слоана в упор. — Я не сделала ничего дурного. Я намерена… родить этого ребенка!

О Господи! Неужели это правда? Разве не она молилась о том, чтобы беременность оказалась плодом ее воображения, болезнью, чтобы случился выкидыш?

— Но я могу отправиться куда угодно, — быстро заговорила она, — воспитать ребенка сама, без посторонней помощи. Придумать какую-нибудь правдоподобную историю. В таком случае ребенок станет…

— Белым? — подсказал Слоан, продолжая безжалостно сжимать в тисках мощных пальцев ее запястье.

Взглянув в его глаза, Сабрина ощутила странную дрожь и поняла, что нечаянно высказала вслух тайные мысли. Она и не подозревала о собственной предубежденности. Впрочем, так устроен мир. Ведь соплеменники Слоана убивали ни в чем не повинных белых людей среди прерий! Но дело было не только в чувстве вины. Дрожь вызвал сам Слоан. Пламя и электрические разряды казались его неотъемлемой частью, его силой и страстью. Он и не собирался считаться с чужим мнением, он всегда жил своим умом и выбирал собственный путь. Он не ведал, что такое компромисс, и в довершение всего…

Если слухи не лгут, десятки женщин считали Слоана завидной добычей. В его глазах и улыбке отражалась чувственность, которую он излучал всем существом. Этот человек просто не мог всю жизнь довольствоваться вниманием одной женщины.

— Да, — бесстрастно ответила Сабрина. — Я могла бы воспитать ребенка белым.

— А если он родится краснокожим?

— А если у нее будет светлая кожа и синие глаза?

Его губы медленно изогнулись в улыбке, он насмешливо покачал головой:

— Люди все равно узнают, что ты родила ребенка от индейца, — потому что я не позволю тебе разлучить меня с сыном, даже ради того, чтобы избавить его от тяжкой доли полукровки. А если ты попытаешься сделать вид, будто ребенок — плод насилия, не надейся, что я по-джентельменски не стану опровергать эту ложь.

Кровь прилила к щекам Сабрины так внезапно, что ей показалось, будто они вспыхнули, излучая жар. Она попыталась ударить Слоана свободной рукой, но он предчувствовал вспышку гнева и вовремя удержала ее руку.

— Неужели твоя ненависть ко мне так сильна, Сабрина? Или ты злишься потому, что я сказал правду?

— Можешь не сомневаться: я ненавижу тебя! — прошипела она, в отчаянии силясь высвободить руки. Осознав, как по-детски прозвучали ее слова, она сжалась от отчаяния. Она добросовестно попыталась объяснить Слоану, почему не может стать его женой. В ее представлении названные причины были вескими. Но она не объяснила, почему так боится его: ответа на этот вопрос она не знала. — Слоан, черт бы тебя побрал… — начала она.

Но Слоан вдруг отпустил ее.

— Нет, Сабрина, избавь меня от продолжения. Довольно протестов. И незачем стараться быть любезной со мной. Ты уже доказала, что тебе нет до меня никакого дела, что у тебя нет ни малейшего желания быть моей женой. Ты имеешь полное право жить как считаешь нужным, — ровным голосом заявил он. — Но не имеешь права разлучать меня с ребенком, распускать лживые слухи или делать вид, что отец ребенка мертв. Выйдешь ты за меня замуж или нет — дело твое. Ты говоришь, что брак тебе не нужен. Только не пытайся сбежать и спрятать ребенка или скрыть истину, потому что я все равно тебя найду. И своего ребенка.

С этими словами он повернулся и зашагал прочь.

Глава 3

Вечером того же дня Слоан объявил за ужином о своем решении вернуться на родину.

Сам по себе ужин был знаменательным событием. Лэрд Дэвид Даглас сидел на одном конце длинного стола в зале средневекового замка, его жена Шона — на другом.

Воссоединившись после долгой разлуки, пережив немало опасностей и невзгод, эта пара была блаженно, до отвращения счастлива, как иногда думала Сабрина. Напротив нее сидела сестра Скайлар с мужем Ястребом — новобрачные, до умопомрачения влюбленные друг в друга. На ужине присутствовали дядя Шоны и ее кузены. Насколько было известно Сабрине, они ничего не знали о ее «интересном положении», как было принято именовать в обществе беременность. Судя по всему, жители Крэг-Рока вздохнули с облегчением, убедившись, что опасность миновала, зло уничтожено, а лэрд вернулся в родовой замок, поэтому беседа за ужином текла легко и непринужденно. Тем не менее Сабрина не могла не замечать, что все, кому было известно о ее состоянии, время от времени бросают в ее сторону странные взгляды.