– А что?!

– А то, что языки почесали-почесали, да и перестали!

– Может, ты и прав… – задумчиво произнесла Лана. – Но, понимаешь… Светочка для меня как дочь… Виталик – сын… Как-то все это…

– Брось, Лана! Все нормально! На свадьбе погуляем!

В этот момент в кухню, где расположились супруги, зашел Саша, Юрин сын, и спросил:

– Слыхали, Светка с Виталькой женятся?

– Слыхали… – эхом отозвался отец.

– Ну вот, с почином вас! Дай бог, не последняя!

– Что это… не последняя… – Лана насторожилась и даже села на табуретку как-то боком.

– Свадьба не последняя! – сказал Саша и рассмеялся.

– Погоди-погоди… ты что, тоже собрался жениться?

– Ага! Чем я хуже Светки с Виталькой?

– Не может быть… – совсем перепугалась Лана.

– Успокойся, милая моя, – махнул рукой Юра и принялся наконец за щи. – Юмор у него такой, неужели не понимаешь?

– Фу… – выдохнула женщина и добавила: – Не торопись ты с этим, Сашенька! Тебе ж всего девятнадцать!

– Ага! Вот вы не торопились, и что из этого вышло?!

Его отец очередной раз бросил на стол ложку и сказал:

– А вот если бы поторопились, тебя вообще не было бы на свете, и никто бы нам сейчас всякие глупости не порол!

– Зато мама была бы жива…

– Ну… это вообще удар ниже пояса, – отозвался Юра, поднялся с места и встал у окна, спиной к тем, кто был на кухне.

– Ладно, папа… прости… И вы, тетя Лана, тоже… простите… Уж вы-то оба лучше других знаете, что мы со Светкой все приняли как должное… Нет, не так! Как неизбежное…

– Значит, ты на самом деле пошутил? – осторожно спросила Лана, изо всех сил стараясь не продолжать разговора о погибшей жене Юры.

– Конечно! – весело согласился он. – Хотя… мы вполне могли бы с Ольгой и пожениться… Чем мы хуже Светки с Виталькой?! Вот я возьму, переведусь на заочное отделение и сразу сделаю ей предложение!

– Как только переведешься, так и загремишь в армию! – рявкнул отец, так резко повернувшись к собеседникам, что чуть не уронил на пол горшок с любимой Ланиной фуксией.

– Не загремлю! – улыбаясь, ответил Саша, подхватил горшок и поставил его на место.

Лана тут же подскочила к цветку и принялась поправлять примятые листья, потому что это позволяло еще хоть какое-то время не думать о Сашиных словах. Ей показалось, что он вовсе не шутит.

– То есть?! – еще громче спросил ее муж.

Лана все так же поправляла и поправляла листья цветка, хотя они уже были в полном порядке. Она почему-то так сильно испугалась, что не знала, как себя вести дальше.

– Да ладно, батя! – Саша уже откровенно расхохотался. – Шучу, я шучу… Хотя… подумать над этим стоит! Завидно, понимаешь: у них свадьба, а мы с Лелькой чем хуже?

Лана наконец повернулась лицом к мужу и его сыну и жалобно произнесла:

– Сашенька, ну разве в городе мало других девушек?

– А что, я недостаточно хорош для вашей дочери? – Молодой человек опять рассмеялся, взял с тарелочки поварешку, зачерпнул из кастрюли щей и залил себе в рот.

– Нет-нет! – поспешила сказать Лана. – Вовсе не в этом дело! Ты прекрасно знаешь, что всем для меня хорош, потому что я люблю тебя, как сына, но это-то мне как раз и мешает!

– А должно бы помогать! Представьте, каково вам окажется, когда я приведу в дом какую-то неизвестную девицу! А Лелька – своя! Если мы поженимся, вам даже привыкать к моей жене не надо будет!

– К жене… – Лана повторила за ним таким потерянным голосом, что Саша от еле сдерживаемого смеха поперхнулся щами. Откашлявшись, сказал:

– Все! Молчу! А то вас совсем кондратий хватит! Шутки это у меня такие! Не берите в голову! Пошел я, значицца… прошвырнусь по улице…

– Черт знает что! – наконец возмутился Юра, когда за Сашей захлопнулась входная дверь. Он несколько раз прошелся по кухне от окна к двери и обратно, потом плюхнулся на табуретку к своим окончательно простывшим щам и сказал: – Прямо напугал… Ну а вообще-то… Сашка прав… Они с Лелей, как и Света с Виталиком, не родственники… А то, что она старше его… Да ну и что?! Мы же знаем, кто такая Лёля! Честно говоря, я лучшей жены своему сыну и не желал бы! Да и сам Сашка вовсе не так плох для Лели… Ну… разгильдяй… так ему всего девятнадцать… Повзрослеет, поумнеет…

– Вообще-то… я с тобой согласна, – отозвалась Лана. – Но люди не поймут. Осудят… Все же хорошо, что он только шутит так…

– Пожалуй… – согласился Юра, потом помешал ложкой щи и сказал: – Может, снова разогреть их, а?


Лана готовилась к свадьбе детей и вспоминала две свои. Первая, с Евгением, сохранилась в памяти плоховато, без подробностей. Может быть, потому, что это событие не имело для нее того сакрального значения, как обычно для юных девушек, впервые выходящих замуж. Она просто отдавала себя мужчине, чтобы составить его счастье и заняться делом – семьей, дабы отвлечься от собственной трагедии, выход из которой, как она тогда считала, невозможен.

Вторая свадьба, собственно, и свадьбой-то не была. Они просто расписались с Юрой в загсе, пригласив в свидетели первых попавшихся людей с улицы. Никто из знакомых тогда к ним в свидетели добровольно не пошел бы. Да и эти, первые попавшиеся, если бы вовремя сообразили, чье бракосочетание им приходится свидетельствовать, тут же порвали бы свежеподписанный документ на части. О случившемся с ними до регистрации очень долго говорил весь город. Даже в местной желтой газетенке «Только факты» на первой полосе, чтобы привлечь читателей-покупателей, поместили разухабистую статью под завлекательным названием: «Любовники-убийцы». Она была даже снабжена фотографией, сделанной особо проворным папарацци на кладбище во время похорон первой Юриной жены – Ирины.

Даже сейчас, вспоминая беду, в одночасье свалившуюся на них с Майоровым, Лана не могла не повести плечами от вновь охватившего ее ужаса. В тот день Юра ни за что не хотел признаться, кто дал им ключи от своей дачи, но, надо сказать, Лана не особенно упорно и расспрашивала, поскольку обрадовалась тому, что они смогут побыть наедине несколько дольше обычного. Они встречались нечасто: возможности для этого почти не было, да и места тоже. Иногда Юре давали ключи от своих квартир друзья, но время ограничивалось парой часов. В чужом доме они чувствовали себя скованно, боялись произвести беспорядок и оставить ненужные следы. От свиданий в квартире Майорова Лана отказалась наотрез. Она и так не могла себе простить, что позволила осквернить супружескую постель Ирины Викторовны.

На даче в Солнцеве Лана с Юрой собирались пробыть часов до четырех. Юра взял отгул, а у нее тот день был выходным. Дома она говорила, что раз в месяц по четвергам ездит на курсы повышения квалификации, и потому лишних вопросов ей никто не задал и в тот раз. Вернуться она собиралась до пяти, чтобы успеть разогреть ужин.

Они с Юрой как раз пытались очередной раз решить совершенно неразрешимый вопрос, как с наименьшими потерями развестись с супругами и соединить наконец свои жизни, когда эти супруги один за другим припожаловали прямо в ту комнатку дачного домика, где несколько минут назад совершился акт прелюбодеяния. Первой появилась Юрина жена, Ирина Викторовна. Она встала перед ними изваянием с безвольно упавшими вдоль тела руками и лицом, на котором застыло выражение брезгливого ужаса. Лане хотелось закрыться с головой одеялом, чтобы только не ощущать на себе этого взгляда. Если бы Юрина жена кричала, ругалась или даже швыряла в них первыми попавшимися под руку предметами, это было бы куда легче вынести. Но брезгливость, морщившая миловидное лицо Ирины Викторовны, оказалась оскорбительней всего. Нежный интим двух любящих людей вдруг сразу превратился в грязный вульгарный перепих на чужой даче.

Именно в тот момент Лана впервые заметила на своем обнажившемся бедре малиновые звездочки сосудиков и некстати подумала, что приближающийся сороковник ее не красит. Потом ей на глаза попался собственный бюстгальтер, который некрасиво свешивался со стула. На нем почти оторвалась лямочка, а чашечки, давно потерявшие форму, совершенно не радовали глаз. Лана очень редко покупала себе обновки, потому что до новой встречи с Майоровым считала это абсолютно бессмысленным. И вот теперь, когда в жизни наконец появился смысл, ей пришлось взглянуть на себя со стороны, глазами матери ее маленькой ученицы, и увиденное вызывало одну лишь неприязнь. Лана перевела взгляд на Юру и тоже будто впервые увидела пробивающуюся в его волосах седину и уже навечно ссутулившиеся плечи. В общем, никак не тянули они на прекрасных Ромео с Джульеттой. Обнаженные и еще взмокшие от любви, они могли вызвать одно лишь отвращение.

Майоров, половчее прикрывшись одеялом, хотел что-то сказать жене, но именно в этот момент в комнату ворвался Чесноков. Его лицо тут же исказила гримаса боли. Отвращения на нем никак не прочитывалось. Он так любил свою жену, что даже сейчас не мог смотреть на нее с отвращением. Лана уронила лицо в ладони и тихо заплакала.

– Не плачь, девочка моя… – проговорил Евгений. – Все будет нормально… как ты захочешь…

На этих его словах жена Майорова вышла из ступора и, резко развернувшись, вылетела из комнаты.

– Да-да… ты, Ланочка, не сомневайся… – продолжил Чесноков. – Я тебе не враг…

Лана ответить ему не могла, ее душили рыдания. Майоров тоже потерянно молчал. Евгений пробормотал что-то вроде: «Вот так, значит…» – и ушел вслед за Юриной женой.

Еще долго после его ухода тишина дачного домика нарушалась только слабыми Ланиными всхлипываниями. Потом Майоров произнес:

– И как я мог ей довериться?

Лана, почему-то сразу насторожившись, даже плакать перестала и спросила:

– Кому?

– Ермаковой… Это ее дача…

– Как Ермаковой?!

– Вот так… Кретин я… идиот… дебил…

От обуявшего ее ужаса Лана не могла даже расспрашивать дальше. Она явственно почувствовала сгустившиеся вокруг дачного домика электричество. Когда в их жизни появлялась Ермакова, последствия всегда были самыми отвратительными в своей безысходности. Главное, чего не могла себе простить Лана, – это того, что собственными руками все и устроила. Ведь именно она в школьной юности убедила тогда еще закадычную подружку Таньку в том, что та влюблена в Майорова! Если бы Лана сама решилась подойти к Юре, а не подсылала вперед себя Ермакову, будто бы на разведку боем, ничего дурного в их жизни, скорее всего, не случилось бы. Воистину, за все в этой жизни надо расплачиваться. Особенно за свою подлость. Впрочем, единожды сотворенная подлость человека уже не отпускает, и он продолжает и продолжает подличать, сам того не замечая или замечая, но не в силах остановиться. Вот и она, Лана, зачем-то вышла замуж за хорошего человека, никогда его не любила, а теперь окончательно предала. Она подла и низка, а он, ее муж, сумел подняться над обстоятельствами и даже не заметить пошлости ситуации, в которой они вчетвером оказались.

– Все из-за того, что нам совершенно негде встречаться, вот я и согласился на предложение Ермаковой… – продолжил Юра и рассказал о случайной встрече с Татьяной.

– Я думаю, что ваша встреча случайной не была, – проговорила Лана. – Этот человек давно уже не делает ничего случайного.

– Да… возможно… Я только не пойму, зачем она натравила на нас Иру… с твоим Евгением… Что она, Танька, от этого выиграла? Неужели не понимала, что я только возненавижу ее за это?

– Возможно, нормальным людям действительно не понять всей тонкости ее игры… а потому надо ждать дальнейшего развития событий, которые ни к чему хорошему, как я подозреваю, привести не могут.

– Да не стану я ждать! – выкрикнул Юра. – Сейчас пойду и… сверну ей шею! – Он вскочил и начал одеваться, спеша, а потому производя много лишних суетливых движений.

– Перестань, Юра! Нам сейчас надо думать не о Ермаковой, а о наших близких! – осадила его Лана. – Мы ведь не можем продолжать скрываться от всех на Танькиной даче! Придется же домой возвращаться! Что нам теперь делать-то?!

Майоров, который успел сунуть в брюки только одну ногу, в таком виде плюхнулся обратно на диван. Он обхватил голову руками, покачался взад-вперед, громко выдохнул и наконец сказал:

– Теперь у нас выбора нет. Надо разводиться… с ними…

– А если они не захотят?

– У них тоже выхода нет. Женька тебя отпустит, он же сказал… Любит он тебя, бедняга… зла не желает… А Ира… Думаю, она простить меня не сможет, а потому разводиться в любом случае придется.

– А дети?

– А что дети? С ними же мы разводиться не собираемся. А вырастут – поймут! В общем… собирайся. Поехали в город, надо начать расхлебывать ту кашу, что заварили… – Потом он помолчал немного, через плечо поглядел на Лану каким-то особенно пристальным взглядом и спросил: – А ты в себе уверена, Ланочка?

– В каком смысле? – испуганно отозвалась она.

– Ну… любишь ли ты меня до такой степени, чтобы порвать с Евгением? Он-то тебя обязательно простит… по нему было видно…