Саманта Аллен - Неправильный отчим

Мы горели… Наш обоюдный пожар не потушить даже из брандспойта.

Мои крики переплетались со всхлипами безрассудного удовольствия.

– Ещё немного, Принцесса. Ты готова полетать? – тяжело дыша, словно после утренней пробежки, спросил Джейдан.

– Я уже… А-а-а-а-х! – Я не выдержала натиска его бешеного темпа. Кончала, сжимая его так сильно, что казалось, он навсегда останется во мне. – Конча-а-а-аю, – выдыхала. – Джейдаа-а-ан!

Он не дал больше сказать ни слова. Жадно наклонился и вбивал в меня свой язык, пожирая воздух из моих лёгких. Толчки умопомрачительно жёсткие и быстрые! В последний момент он вышел и сжал член в кулаке. Его сперма выстрелила горячей струёй мне на живот. Жемчужные капли семени и бисеринки пота на моей дрожащей коже…

– Люблю… – бессвязно шептала я.

Джейдан рухнул сверху. Его сперма размазалась и по моей, и по его коже. Нам опять надо идти в ванную. Но меня это не беспокоило. Я рядом с любимым. Я услышала от него главные слова. Я счастлива. Джейдан – самый лучший. Единственный. Мой…

Джейдан покинул мою комнату не сразу. Я ожидала, что он вскочит и сразу же уйдёт, как в прошлый раз. Но, вопреки моим ожиданиям, отчим остался со мной. Он целовал и гладил моё тело, пропускал влажные волосы между пальцев и осыпал меня комплиментами. Они нарочито грубоваты. Джейдан говорил их с порочной усмешкой на губах. Но сквозь шероховатую грубость я чувствовала заботу и нежность. Джейдан не показывал их мне словами, нарочно пряча, но я чувствовала его. Мне не нужны слова.

Я отчасти понимала его стремление отдалиться. Сегодня я точно поняла, что он специально отталкивал меня, чтобы мне не могли навредить.

Но уже поздно, Джейдан… Мы связаны. Между нами натянуты невидимые, но прочные канаты.

Потом он всё-таки ушел, взяв с меня клятвенное обещание, что я и шагу не ступлю за пределы его дома. Обещала ему это с лёгкой улыбкой.

– Джейдан…

Он обернулся:

– Да, Принцесса?

– Почему схватили меня, а не маму?

Джейдан усмехается.

– Почему? Ты серьёзно?

– Считаешь мой вопрос глупым?

– Нет, не глупым. Просто ответ на него очевиден, – вздохнул Джейдан. – Я не хотел показывать никому, что ты дорога мне. Но всем и каждому, наверное, понятно, что ты заботишь меня гораздо больше, чем моя жена. Я ни разу не показывался с ней вместе. Только на свадьбе. А с тобой… гораздо чаще. Увы, но за мной следили и сделали верные выводы. Поэтому, Грейс, милая – ни шагу за пределы моей крепости. Здесь ты можешь чувствовать себя в безопасности.

– Хорошо, Джейдан. А с мамой точно всё в порядке? – забеспокоилась я.

– Да. Я узнавал. А ещё мне кажется, что у твоей мамы, как у кошки, девять жизней. И ей определённо улыбается Фортуна. – Я хотела сказать ещё что-то, но Джейдан приложил палец к губам. – Отдыхай. Скоро приедет врач.

Я не стала возражать. Привела себя в порядок и терпеливо дождалась доктора. Он осмотрел меня, прописал мазь от синяков и ушибов. Потом я уснула мёртвым сном – напряжение дало о себе знать. Но посреди ночи я проснулась от сильного озноба и жара – всё-таки умудрилась простыть, пока сидела на холодном бетонном полу. Мне хотелось позвонить Джейдану, но я не стала его беспокоить. Кое-как добрела до спальни мамы. Из-под двери пробивалась полоска света. Мама была внутри. Я стучала в дверь, но мама не услышала. Наверное, она крепко спала. Я вернулась в кровать и промучилась всю ночь.

На следующий день утром раздался стук в дверь.

– Вас ждут к завтраку, – донеслось из-за двери. – Мистер Ламберте и миссис Гилмор уже за столом.

– Я не смогу спуститься к завтраку, – свистящим шёпотом ответила.

Прислуга отошла прочь, а я еле-еле сползла с кровати. Есть мне не хотелось, но я сильно хотела пить. Как шатающееся привидение поползла по коридору, держась за стену. Двигалась я очень медленно.

– Грейс? – раздался голос Джейдана, полный беспокойства.

Я едва повернула голову в его сторону.

– Боже, Патриция, ты ужасно выглядишь! – послышался голос мамы. – Ты участвовала в драке?

Я не стала ничего отвечать на глупые вопросы матери. У меня не было сил ворочать языком. Джейдан подхватил меня под локоть и отвёл обратно в спальню. Прикрикнул на прислугу, чтобы организовали для меня завтрак в постель.

Через полчаса ко мне опять пришёл врач. Джейдан всё это время расхаживал по комнате с мрачным видом. Мама пыталась добиться от меня внятного объяснения произошедшего, но я молчала.

– Мэрилин, помолчи! Кудахчешь, как наседка! – недовольно рыкнул Джейдан.

– Я её мама и беспокоюсь за здоровье Патриции! – возразила она.

– Беспокоишься? – фыркнул Джейдан. – Тогда будешь для неё сиделкой!

– Что? – удивилась мама, разгладив белые манжеты на розовом пиджачке.

– Это не обсуждается! У меня нет времени искать и нанимать сиделку. Всё равно ты нихрена не делаешь. Твой бар только чудом держится на плаву. Ты самый дерьмовый менеджер, которого только видели улицы этого города.

Мама что-то пискнула в ответ, но была вынуждена смириться. Она встала и ушла к себе. Вернулась, переодевшись в ярко-жёлтое платье в белый горошек. Мама всегда красиво одевалась. Глядя на неё, ей можно дать лет тридцать, не больше. Ей невероятно льстило, что многие считали нас сёстрами. Глядя на неё, я силилась найти в ней какие-то положительные качества, но не могла.

* * *

Первые два дня моей болезни прошли более-менее сносно. Мама часто сидела у моей кровати и постоянно справлялась о моём самочувствии. Мы почти не разговаривали на другие темы. Оказалось, я не знаю, о чём говорить с родной матерью. С отцом я могла болтать без умолку часами. Обо всём подряд. Даже о трещинах на асфальте. Но рядом с мамой темы для разговоров исчезали, как тараканы поздней ночью на кухне при включении света. Мы смотрели мелодрамы и ток-шоу вместе с ней. Меня тяготило наше натянутое общение. Но маму, по всей видимости, оно ни капельки.

На третий день стало ясно, что маму тяготит вынужденный домашний арест. Она отлучалась уже подолгу, трепалась по телефону с многочисленными подружками, предпочла обедать в гостиной, хотя до этого обедала со мной в комнате, составляя мне компанию. Потом ей позвонил ещё кто-то. Мама посмотрела на экран телефона и счастливо улыбнулась. Её лицо напоминало игроков у автоматов, когда на экране выпадали пять одинаковых картинок.

– Извини, милая, но это очень-очень срочный звонок! Я не могу его игнорировать! – проворковала мама и выскользнула из комнаты.

Я уже чувствовала себя намного лучше, поэтому решила принять душ и переодеться. Подошла к двери спальни. Мама стояла в коридоре у лестницы и щебетала по телефону. Я не хотела подслушивать мамин разговор, она была убеждена, что я лежу в кровати и грызу яблоки, поэтому разговаривала, не беспокоясь о посторонних ушах.

– Джо, милый. Я жутко-жутко соскучилась по тебе. Но твою горячую мамочку заперли под домашний арест. Мои стройные ножки приковали к постели тяжело больной, – мама насмешливо фыркнула, – и беспомощной дочки… – Собеседник что-то ответил. Мама заливисто рассмеялась. – Я бы тоже очень хотела увидеться. И… О, шалунишка-а-а-а! Ты вынуждаешь меня пойти на преступление! Я что-нибудь обязательно придумаю, чтобы улизнуть к тебе, сладенький!

Я поняла – мама завела себе нового ухажёра. Что ж, я только рада этому, честно говоря. Я успела вернуться в кровать и даже надкусила яблоко перед тем, как она в комнату и состряпала на лице скорбную мину:

– Патриция, я должна тебя оставить. Неприятности на работе.

– Неприятности? Очень жаль…

– Ох, и мне тоже. У нас выдались такие милые, семейные посиделки, но я…

Я поперхнулась куском яблока и закашлялась. Меня только сегодня перестало знобить и бросать в пот, а мама дала моему заболеванию определение «милых семейных посиделок»! Ее никогда нельзя было назвать самой прилежной и внимательной матерью.

– Я стучала тебе в спальню, – сказала.

– Не поняла, – натянуто улыбнулась мама.

– В первый день. Когда заболела. Я проснулась ночью и пошла к тебе в спальню. У тебя горел свет. Я стучала, но ты мне не открыла.

– Детка, ты же знаешь, что я всегда слушаю аудиотренинги перед тем, как уснуть. Наверное, ты стучала недостаточно громко…

Я усмехнулась. Вот и вся забота мамочки!

Однажды в детстве тоже очень сильно заболела. Тогда мне было лет восемь или чуть больше. Мама только вышла замуж во второй раз. Мы жили в доме её мужа. Спальни были на втором этаже. Мне сильно хотелось пить, я то и дело просила маму налить мне сока или воды.

Пока мама сидела с мужем в гостиной, ей было нетрудно прийти в кухню, налить сок, подняться ко мне, стоявшей у края лестнице, и передать мне стакан. Но потом мама уединилась в спальне с новым мужем. А мне снова захотелось пить. У меня была сильная слабость и кружилась голова. Я боялась спускаться по лестнице в кухню. Поэтому постучала в спальню. Мама вышла растрёпанная и раскрасневшаяся. Она была жутко недовольна, отвела меня в кухню и вручила большой картонный пакет морковного сока, велев поднять с ним наверх и наливать себе сколько угодно.

– Только не беспокой меня, ясно? Ты уже достаточно взрослая, чтобы налить себе попить!

Мама вихрем унеслась в спальню, а я поползла вверх по лестнице, держась за перила. Голова кружилась, пакет с соком казался очень тяжёлым. Он выскользнул у меня из рук, я обернулась, чтобы поймать его и свалилась с лестницы. Тогда я вывихнула себе лодыжку и заработала лёгкое сотрясение мозга. Но, по мнению мамы, гораздо хуже – в сотню раз хуже – было то, что при падении я упала на пакет морковного сока. Он разорвался, заляпал нежно-бежевый пушистый ковёр и роскошную отделку стен, испортил мою новую пижаму…

Сейчас мне было гораздо больше лет, чем тогда. Но я внезапно почувствовала себя той маленькой девочкой, верившей, что если я «не помешаю маме быть счастливой», то она полюбит меня по-настоящему. Мне было противно чувствовать себя в режиме вечного ожидания искренней ласки и щедрой порции родительского внимания.

Всё, что мне не давала мама, с лихвой восполнял отец. Мама считала его беззаботным, безалаберным и просто безответственным. Но он никогда не забывал обо мне. Папа всегда трясся даже над моей сбитой коленкой так, как будто вся Вселенная в этот момент трещала по швам. Да, мы с отцом часто переезжали и не всегда всё делали правильно. Я ела на завтрак то, что не должны есть маленькие дети. Зачастую мой завтрак состоял из вчерашних подсохших сэндвичей, которые я запивала просроченным, но ещё не испортившимся шоколадным молоком. Я очень рано научилась выбирать самые вкусные замороженные готовые ужины из обилия продуктов в супермаркетах. Первый раз я попробовала сигарету, взяв её из рук отца. Мне сразу же стало плохо и стошнило. Папа добродушно заявил, что теперь мне не захочется курить по-настоящему и дал мудрый совет: если так уж необходимо скорчить из себя взрослую и жутко крутую девчонку, достаточно сделать вид, что куришь, и не пихать в себя эту дрянь. Я до сих пор следую этому совету.

Мой отец не был образцовым, но он по-настоящему любил меня и заботился обо мне, иногда жертвуя своими интересами. Однажды я слегла с пневмонией, а он должен был давать концерт. Но папа просидел возле моей больничной койки в самый пик болезни. Потом ему пришлось платить бешеную неустойку, но такова была цена его любви и внимания.

В то время как моя мама… Чёрт! Я вздохнула. Похоже, самое лучшее время, проведённое с ней, закончилось очень давно. Почти двадцать лет назад, в день моего рождения. Боюсь, что лучше всего я чувствовала себя в ее утробе. И никогда больше.

– Хорошо, ма. Иди. Тебе нужно решить проблемы.

– Правда, детка? Ты же не обидишься! Я вижу, что тебе уже гораздо легче. И потом, ты уже такая взрослая…

– Да-да, мамочка. Я ужасно взрослая и самостоятельная. Теперь-то я смогу спуститься попить и не заработать при этом сотрясение мозга. Смогу дать отпор и не молчать, если вдруг кому-то захочется приклеиться ко мне, да? – сказала я с весёлой улыбкой на лице.

– Я не понимаю, почему ты так упорно пытаешься ворошить прошлое?! – воскликнула мама и растёрла виски. – Боже, у меня от тебя разболелась голова…

– Я всего лишь говорю тебе «спасибо». Ты научила меня наплевательски относиться ко многому. – Я постучала себя по груди. – Вот тут броня, костяной щит. Спасибо, ма. Иди и решай свои проблемы. Ты засиделась в четырёх стенах. Тебе надо проветриться. Головную боль как рукой снимет, вот увидишь.

– Спасибо. Я тоже считаю, что уделила тебе достаточно много времени.

Мама подошла и попыталась поцеловать меня. Я поставила подушку между нами:

– Это был сарказм. Из всех мам ты… не худшая. Но… иногда я не чувствую, что ты моя мама. Кажется, меня тебе подкинули. Может быть, это была одна из фанаток папы? – Я весело рассмеялась своей шутке.