Галина Маркус - Непреодолимая сила

© Галина Маркус, 2015

© Елена Юшина, иллюстрации, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Брат отмечал день рождения. В маленькой комнате собрались его одноклассники. Из катушечного магнитофона – огромного зеленого ящика под названием «Яуза» – прерывисто орала «Boney M». Коричневая пленка часто рвалась, и брат склеивал ее особым клеем, после чего казалось, что певцы заикаются.

Таню туда не допускали. Она не обижалась – привыкла. Мир старшего брата казался совершенно иным. Нет, конечно, он играл с ней «в охотку», но это случалось все реже. Через год Сережа заканчивал десятилетку. В школе они почти не встречались – младшие классы учились на другом этаже. Сталкиваясь с сестрой на перемене, он бросал: «Привет, сеструха, как дела?» и бежал дальше. Правда, девочки из его класса всегда были с ней ласковы.

Но сегодня им, разгоряченным, накрашенным, стало не до нее. Что-то другое, таинственное и опасное, мерещилось Тане в их глазах. Совсем взрослые, как ей казалось, шестнадцатилетние «тёти» только изредка выбегали на балкон покурить и снова скрывались в заманчивой темноте.

Родители уехали к бабушке, чтобы не мешать молодежи веселиться. Таню не взяли – возвращаться поздно, завтра в школу. Скорее бы они приехали… Из открытой форточки пахло весной, но выходить одной на балкон Тане запретили. Она посмотрела «Спокойной ночи, малыши», взялась читать «Остров сокровищ», однако грохот музыки не давал сосредоточиться, да и состояние было возбужденное.

И вдруг пришла Катя – она тоже училась вместе с братом и казалась девочке эталоном красоты. Из маминых телефонных разговоров ей стало понятно, что брат с Катей дружат. Наверное, она будет его невестой. Невеста… Как это замечательно! Таня тоже хочет быть чьей-нибудь невестой. Скорее бы вырасти. Но ей только десять лет! Только десять. Ну, через месяц одиннадцать – это ужасно мало…

– Скучаешь, сидишь? Бедненькая моя, – сочувственно проговорила Катя.

Ее огромные карие глаза странно блестели.

– Бросили девочку… Пойдем к нам!

– Не… Мне нельзя, Сережка рассердится, – Таня втайне надеялась на посредничество.

– А ну, пошли, – тряхнув чудесными каштановыми волосами, Катя решительно взяла ее за руку.

Глаза не сразу привыкли к темноте, а музыка в комнате звучала совсем оглушающе. Кто-то танцевал, на небольшом диване непонятным образом умещалось человек семь. Таня не сразу увидела брата, он выбирал пленки. Девочка уже разбиралась в названиях – Сережа часто поручал ей найти нужную коробочку с корявой надписью: «Машина времени», «Абба» или «Высоцкий».

Симпатичный светловолосый юноша приветливо махнул Тане рукой – Павлика она знает, он часто приходит. Учится Паша в восьмом, на год младше остальных ребят, но живет в одном подъезде со Звягинцевыми. Другой парень, Вова, только глянул и отвернулся – он никогда не здоровается. Зато девчонки увидели ее и потянули к себе. Таня чувствовала, что все доставшееся ей внимание предназначается каким-то образом брату.

Наконец Серега тоже заметил сестру, и лицо у него стало недовольным.

– А ты что здесь делаешь? Кто разрешил?

– Это я позвала, ей скучно одной, – Катя загородила девочку.

Брат скривился – отказать Кате он не решался.

– Потом всё родичам расскажет… – протянул он.

– Я? Я… когда рассказывала?! – на глазах у Тани появились слезы.

Ведь она ни разу в жизни не донесла на Сережку! Даже когда он так больно попал игрушечным пистолетом в горло, и у нее перехватило дыхание. И когда курил за школой. И когда кидал с балкона пакеты с водой, и толстая тетка пришла жаловаться маме… И когда свалился с «тарзанки». И когда, когда…

Таня была оскорблена. Она гордо развернулась и отправилась было восвояси, но брат поймал ее.

– Ладно, не злись. Это правда – ты верный товарищ. Сиди здесь и не приставай! – приказал он и потрепал ее по голове.

Таня сразу простила обиду и уселась в уголке на маленьком стульчике, стараясь, чтобы ее совсем-совсем не было заметно.

В прихожей раздался звонок.

– Ой, это Костик, – завизжали девчонки и бросились открывать.

Костю Таня тоже хорошо знала.

– Не, я смотрю, тут и без меня весело! Тогда я пошел, – шутливо произнес Костик, делая вид, что разворачивается. И сразу три девушки повисли на нем, хохоча и не пуская.

Но он все-таки вырвался в коридор и, как фокусник, достал из тамбура видавшую виды гитару. Проходя в комнату, Костик слегка наклонился, чтобы не удариться головой о притолоку. Обнялся с Серегой и протянул подарок – новенький серебристый магнитофон, размером с альбом, и крохотные пластмассовые кассетки. Все восхищенно ахнули – у некоторых уже был «кассетник», но такого классного – ни у кого. «Электроника»¹, – прочел надпись Вова.

– Шикуешь, Лебедев, – обалдел брат. – Где достал?

– Заработал, – подмигнул Костик.

Таня слышала, как ребята шептались: Лебедев то ли разгружает вагоны, то ли моет машины. Звучало это почти криминально: комсомолец зарабатывает деньги! Правда, в комсомол Костю приняли в последнюю очередь: востроносая девушка-комсорг вынесла на общее собрание, что видела у него дома иконы. Мама у Кости была «практикующая верующая». Что это такое, Таня не знала, но так говорили родители. Востроносую девушку на день рождения, понятно, не пригласили. Верующих никто не понимал, но и доносчиков терпеть не могли. Между прочим, пронзительно-металлический голос комсорга вполне соответствовал фамилии – Лобзикова. На том собрании Костик в присутствии завуча послал активистку на три известные буквы, и ребята часто ржали, вспоминая об этом.

– Блин, такие бабки! Не меньше ста сорока… С дуба ты рухнул, что ли? Себе оставь!

– Обидеть хочешь, Серый? – прищурился Костик, – для друга не жалко. Так что не выдрючивайся. Привет, Катюха! Ирка, салют.

Он уже махал кому-то рукой, пытаясь вырваться от девчонок. Его непослушные черные кудри торчали в разные стороны. Из-под дивана извлекли шампанское и водку (а Таня помнила, что Сережа клятвенно обещал маме – никакого алкоголя не будет). И праздник начался с новой силой, причем присутствие Костика внесло большое оживление.

Девушки уселись к ребятам на колени. Стали петь под гитару. Костя играл лучше всех, а пел с такой нарочитой хрипотцой… Потом гитару забросили – врубили новый магнитофон. Звук оказался замечательным, без всяких шумов и «заиканий». Поставили медленную, красивую песню и пошли танцевать. Сережа, конечно, с Катей. Они так крепко прижимались друг к другу, что Таня боялась смотреть. Ей все казалось, что ее вот-вот прогонят, и она сидела тихо, как мышка. Костя тоже танцевал – то с одной, то с другой, очень ловко. Всё, что он делал, Тане безумно нравилось. А девочки, обнимающие его за шею, не нравились совершенно. Особенно раздражала Ира с жуткой химией на голове – она липла к Косте, как муха. Мама про таких говорит: «Совсем бесстыжая». И Таня повторяла про себя: «Бесстыжая, совсем бесстыжая».

Таня не знала, сколько прошло времени, кто-то ушел, кто-то, наоборот, пришел. Вова заснул в кресле, и его никак не могли разбудить. Ире стало плохо, и она пошла «тошнить» в ванную. Лучше всех выглядел Паша – он почти не пил.

– Ребят, надо Вовку вытрезвлять, – озабоченно говорил он, пытаясь привести приятеля в чувство.

Но никто не обращал внимания. Тане стало жаль Павлика, и она решила помочь. Подошла и нерешительно подергала его за рукав:

– Может, вызвать врача?

Паша тепло улыбнулся ей.

– Нет, Танюш, врача не надо, его бы головой под воду – в самый раз. А то твои придут – мало не покажется.

– А где Сережка? – она только сейчас заметила, что ни брата, ни Кати в комнате нет, и ей стало тревожно.

– Ну… наверное, пошли проветриться. Всем до фени, – вздохнул Павлик. – А нам с тобой не справиться.

– Может, попробуем? – смело предложила Таня.

– Нет, – он засмеялся. – Костян, ну иди же сюда, блин, даже ребенок – и тот помочь хочет, а от тебя никакого толку.

Костя, наконец, подошел к ним.

– А чё ты паришься? Проспится! – он уселся рядом, вытирая пот.

– Да хочу его в ванну засунуть, пока предков Серегиных нет.

– Ванна занята, – вдруг вспомнила Таня.

– Привет, малявка! – Костя, кажется, впервые заметил ее.

– Какая она тебе малявка? – вступился Паша. – Отличная девчонка. Подрастет – вообще будет умница-красавица. Нет, правда, нравишься ты мне, Танюша, вырастешь – женюсь на тебе! Слышь, Костян – такая разница – самый класс! Надо жену себе с детства растить. Как, Тань, согласна?

– Ничего она не согласна!

Костя схватил девочку за руку и притянул к себе, поставив между коленок. Его длинные ноги занимали половину комнаты.

Таня попробовала вырваться, но Костик держал очень крепко.

– Нужен ты ей, зануда! Она за меня замуж выйдет, правда, малявка? Ну-ка, отвечай! – он сурово уставился на нее своими выразительными серыми глазами.

Таня, конечно, понимала, что Костя шутит, однако точно знала, кого бы из них выбрала. Насупившись, она смотрела в пол.

– Чё молчишь? Нравлюсь я тебе, говори быстро!

Таня подняла голову и неожиданно для самой себя ответила:

– Я подумаю, – и сразу залилась краской.

Костик расхохотался.

– Нет уж, ты давай, думай сейчас. Мне тоже нужно жизнь планировать.

– Отстань от нее. Не обращай внимания, Танюша, мальчик у нас еще глупенький, – снова заступился Павлик.

– Ну, ты, партизанка! Пытать буду! Щекотки боишься?

Костик принялся ее щекотать, а она молча, сердито отбивалась. Наконец, вырвалась и убежала в большую комнату под оглушительный хохот ребят. Чем закончилась вечеринка, Таня не знала. Она долго лежала одетая на диване, прислушиваясь к шуму голосов и размышляя, была ли в Костином предложении хоть толика правды. И незаметно заснула.

Утром Таня поняла, что брат наказан, и ему запрещено идти в Парк Культуры. А она так мечтала напроситься с ним – на колесо обозрения и в комнату смеха… На все мамины вопросы, что же тут вчера происходило, Таня коротко отвечала:

– Не знаю. Я спала.

***

До конца учебного года оставалась пара недель, как вдруг в школе объявили сбор макулатуры.

– Последнее пионерское мероприятие в четверти! Учтите – это не просто сбор! Мы посвятим его предстоящей Олимпиаде! – заявила классный руководитель. – Норма – не меньше пяти килограмм с человека. Звягинцева, ты слышала?

И учительница бросила на Таню суровый взгляд. Девочка только вздохнула. В прошлом году, в начале третьего класса, она так мечтала о красном галстуке и значке! Таня была убеждена, что ее примут в числе первых, как круглую отличницу. Однако сначала в музей Революции отвезли тех, кому уже исполнилось десять лет, а Таня попала в последнюю группу. Все двоечники и хулиганы к тому времени уже носили галстук – правда, в основном, не на шее, а в кармане, жеванный и исписанный шариковой ручкой.

За год Таня серьезно остыла к пионерским мероприятиям. Она терпеть не могла всех этих общественных дел, конкурсы строя и песни, утреннюю политинформацию и чтение стихов со сцены в актовом зале. Но повышенное чувство ответственности не давало ей все это игнорировать. Вот и сейчас, услышав замечание классной, Таня занервничала. В прошлой четверти она, действительно, принесла только два килограмма – меньше всех в классе. Как ни старалась девочка, газеты и старые тетрадки, складываемые за дверцей в туалете, на большее не потянули.

К тому же проблему создавал брат – всякий раз он забирал себе львиную долю драгоценного вторсырья. Возражать было сложно – комсомольцы заполняли «личный комплексный план», достижения из которого в будущем обещали использовать в выпускных характеристиках.

Вот и сейчас отец только качал головой, наблюдая, как брат с сестрой дерутся за каждую старую газету:

– Танюш, ну, уступи Сереже, ему ведь нужнее! Эх, лучше бы на Драйзера подписались! В эту школу – как в бездонную бочку…

В начале года родители уже получили долгожданную открытку – подписку на трехтомник Пушкина, право на выкуп которого появлялось только после сдачи определенного количества макулатуры в ближайший ЖЭК.

В итоге боевых действий и последующих мирных переговоров Тане досталась плотно упакованная и перевязанная бельевой веревкой пачка в четыре с половиной кило. Утром, подвесив ее на безмен, папа оптимистично сказал: