Яна Перепечина - Непридуманная сказка

- А как ты… с Машей?

- Да примерно по тому же сценарию, - досадливо поморщился Виталий, - ничего интересного. Мы с ней объяснялись на улице, вон там, ближе к мосту, - он показал рукой на освещённый мост. – Она была в бешенстве, кричала и топала, но мне было всё равно. Я рассказал ей, в чём и перед кем она виновата.

Тут её прорвало. Она быстро пошла в сторону дороги, страшно ругаясь и вопя. Я и подумать не мог, что бывают такие вздорные, склочные… особы. Может, это потому, что и она в тот день была в подпитии: они на работе что-то отмечали. Когда она подошла уже почти к дороге, то почему-то обернулась ко мне. И, продолжая идти, но уже пятясь, принялась крыть меня последними словами. Она была в туфлях на высоких каблуках. Каблук попал в какую-то ямку, она оступилась, не удержала равновесия и буквально вывалилась на дорогу, по которой в это время довольно быстро ехала маршрутка. Была суббота. Наверное, водитель торопился в парк или как там у них это называется? По левой полосе ехал рейсовый автобус, а маршруточник решил его обогнать справа… Ну, и… Маша совершенно неожиданно упала прямо к нему под колёса… Финал второй части оказался не менее удачным.

Саша передёрнулась всем телом и про себя быстро-быстро зашептала «Отче наш». Они снова помолчали.

- А Наташа? Где она?

- Ты можешь мне не верить, но не знаю. После того, как погибла Маша, я уже хотел заняться ей, но не нашёл. Она куда-то делась.

- Слава Богу! Хоть она не на твоей совести… А может, она ещё жива?

- Если тебе станет от этого легче, то могу поклясться, что изначально я не хотел их смерти. Так вышло. Мне хватило бы просто их унижения, растерянности и одиночества. Я хотел, чтобы они поняли, как это страшно, когда тебя бросают. И больше так не делали. Никогда…

- Но это же… Это же доведение до самоубийства! Ты это понимаешь?!

- Если уж опускаться до юридических терминов, то со стороны Олеси тоже не всё так просто: оставление человека в опасности, - парировал Виталий.

- Ты прав, в этом ты прав, - бесцветно согласилась Саша. – Но ведь так нельзя! Ну что же теперь – око за око? Нужно уметь прощать, понимать…

- То есть ты Олесю прощаешь и понимаешь? А меня нет?

Саша застонала:

- Господи! Виталий, о чём ты говоришь? Она поступила плохо, да. Безобразно, жестоко… И причины у неё были… омерзительные… Но ведь она никого не убила. Не наше дело её судить! Понимаешь? Наше дело помочь её ребёнку, если ему нужна помощь! Ты ведь этим и занимался – помощью. Как тебя занесло туда, где не должен быть человек?! Не вправе мы такие вопросы решать…

Ты знаешь, когда Ангелина с Вадимом взяли Полиночку, я у Ангела спросила… Не сразу, через месяц примерно… В общем, спросила, что она испытывает к маме… ну, той, что родила Поленьку. Какие чувства у неё к этой женщине. И готова была услышать: ненависть, презрение, отвращение… И много чего ещё была готова услышать. А она мне, знаешь, что сказала?

Виталий покосился в её сторону, но промолчал.

- Она сказала: «Благодарность и жалость!» – с дрожью в голосе произнесла Саша. Понимаешь: благодарность и жалость! И в этот момент я поняла, что она права. Они с Вадимом так хотели детей, и вот Господь им послал Поленьку. Но если бы не было Оксаны, это её биомаму так зовут, то не было бы и нашей малышки. Или если бы Оксана сделала аборт, как делают многие и многие и потом считают, что ничего такого страшного не сотворили. А она родила! И не выкинула на помойку, не задушила подушкой или ещё чего ужасного не сделала. Она ребёнка отдала. Мы можем сколько угодно её осуждать за это. Но кто мы такие, чтобы осуждать? А ведь она не сделала самого страшного – не убила. И мы должны её только пожалеть. Потому что это страшно – остаться без ребёнка. И когда-нибудь она это поймёт… Не хотела бы я тогда оказаться на её месте…

А у Полиночки теперь есть мама и папа, которым она по-настоящему нужна, которые её ждали и хотели. И у этого малыша, Артёма, тоже теперь есть родители… А Олеська, она дурочка, конечно. Глупенькая, несмышлёная, эгоистичная… И как страшно то, что она сделала… И как страшно то, что сделал ты…

Ещё несколько минут они просидели молча. Саша совсем заледенела, но не могла себя заставить встать и уйти. Наконец Виталий с шумом поднялся и сказал:

- Вот ты веришь в Бога. Хорошо, пусть твой Бог нас рассудит. Я сейчас поплыву на другой берег. И если доберусь, то, значит, прав я. А если нет – можешь считать, что твой Бог меня наказал.

Саша вскочила и вцепилась ему в рукав:

- Ты что?! Ну давай, как во времена Инквизиции ведьм выявляли: выплывет, значит, ведьма, а нет – значит, невинна. Ты же такой же бред предлагаешь!

- А что предлагаешь ты?

- У Ангелины есть знакомый батюшка, – зачастила Саша, опасаясь, что он сейчас и вправду шагнёт к реке, – я сама его не видела никогда, но она говорит, что отец Пётр удивительный: умный, добрый, понимающий. Я тебя прошу, поедем к нему, всё расскажем, подумаем вместе, как быть…

- И после этого ты меня простишь и выйдешь за меня замуж?

- Извини, - сразу погасла Саша, - я не смогу.

- Ты же сама только что призывала к пониманию и прощению, - нехорошо усмехнулся Виталий. – Что это? Двойная мораль?!

- Нет, нет, Виталик, - она снова смогла назвать его ласково, - если ты и вправду осознаешь, что натворил, я, наверное, смогу как-то это всё принять. Но замуж – прости… Всё-таки мы оказались совершенно чужими друг другу.

- Понятно, - Виталий резко выдернул у неё рукав, который она до этого всё ещё продолжала сжимать ледяными пальцами, – прощай, Санечка. Можешь идти в милицию и писать заявление о доведении до самоубийства…

Он развернулся и быстро, раздражённо зашагал по аллее в сторону дома Ангелины. Больше Александра его не видела.

Неделю Саша пролежала лицом к стене. На восьмой день Ангелина, от тревоги и попыток разорваться между трёхмесячной дочерью и намеревавшейся зачахнуть во цвете лет подругой, ставшая за это время бледной тенью себя самой, привезла того самого отца Петра. Вместе с ним в квартире почему-то запахло жизнью и надеждой, а не пылью и смертью, как до этого.

Отец Пётр долго слушал Сашин рассказ, едва уловимый сквозь рыданья. И в итоге, положив тёплую большую ладонь ей на лоб, тихо сказал:

- А ведь он прав, Сашенька. Не нам его судить. Не нам ему приговор выносить. В нём ведь и хорошего много. Вспомни, как он детям помогал, как добр был к вам с Валдайцевыми… Возможно, он просто запутался… Молись о нём…

- Батюшка, да он же даже не крещён…

- Ты можешь молиться о нём келейно, дома. И я не удивлюсь, если через несколько лет на Валааме, например, или в Оптиной Пустыни появится не старый ещё монах с измученный духовным страданием лицом. Пути Господни неисповедимы. Или, как говорит один мой великовозрастный духовный сынок, чудны дела Твои, Господи!

- Вы хотите сказать, батюшка, что многие монахи – это бывшие преступники? – поразилась Саша.

- Нет, что ты. Конечно, нет. Но я хочу сказать, что даже самый страшный, на наш взгляд человек, может прийти к Богу, покаяться, и будет прощён. И даже может стать монахом. Только ты за Виталия молись. И он обязательно поймёт, что натворил и покается. Великая сила – искренняя, горячая молитва. И я буду за него молиться. И Ангелину попросим.

- Но как же мне быть? Ведь Олеся, по сути, не самоубийца, даже если она всё же сама… Это ведь Виталий довёл до такого… А может, и вовсе случайно так вышло… А её мама даже отпеть её не может... И неизвестно, где Наташа. И я теперь спать не могу, не зная, как и чем живёт маленький Артём, Олеськин сын, что с ним и любят ли его родители...

- Ну, почти на все твои вопросы снова ответ один: молись – и Господь всё управит. Да так, что будешь только диву даваться. А с Олесиной мамой поговори, пусть она к нам в храм приедет. Там я сам всё ей объясню… Хорошо?

Саша кивнула и слабо улыбнулась встревоженной Ангелине, просунувшей голову в щель между дверью и косяком.

- Простите, можно? – жалобно попросилась та.

- Конечно, - в один голос откликнулись отец Пётр и Саша.

- Санечка, у меня для тебя новость невероятная. Пока вы тут разговаривали, я бегала в магазин за сыром, чтобы тебе твои любимые сырные булки испечь. И знаешь, кого увидела?! – Ангелина сделала огромные глаза и попыталась сдержать рвущуюся на волю новость, но не смогла и выпалила:

- Наталью!

- Какую? – не поняла Саша.

- Ну, эту! Как её? Твою. Ну, твою пропавшую! Пасечкину, вот! Она с чемоданами из такси выбиралась.

- Не может быть! – ахнула Саша, села стремительно и посмотрела на батюшку. Тот улыбнулся и пожал плечами: видишь, мол, всё начинает возвращаться на круги своя.

- Где же её почти полгода носило?

- Я её спросила. Оказывается, аниматором в Египте устроилась. Когда Олеся с Машей погибли, ей как-то не по себе стало. Вот она и решила от греха подальше на юга податься, сначала к тётке в Протву уехала, а когда все документы были готовы, отправилась в Египет. Сейчас вот в отпуск прикатила и опять туда собирается. Похудела, загорела, похорошела невероятно. Представляешь?

- Не-е-ет, - честно ответила Саша и села, опустив ноги на пол, - Ангел, а поесть у нас ничего нет?

- Как это нет?! – возмутилась подруга и тут же просияла. – Ну вот! Давно бы так! А то натурально помирать собралась. Разве я тебя не предупреждала уже ранее, что я тебе спокойно помереть не дам? А?

- Повезло тебе с подругой, Саша, - погладил Александру по голове улыбающийся отец Пётр. – Наша Ангелина – девушка невероятной целеустремлённости. С ней не пропадёшь.

- Это точно, - согласилась Саша и счастливо засмеялась, - спасибо, спасибо вам. Мне теперь умирать и не хочется. У меня ещё дела есть незаконченные.

- Ну вот, совсем другой разговор, - снова погладил её по голове батюшка, - а в субботу милости прошу к нам на службу. И маму Олесину непременно привози.

- Я привезу! – горячо пообещала Саша. – Обязательно.

Хотя после беседы с отцом Петром Саша ожила, но всё равно до полного выздоровления было ещё далеко. Как встречали Новый год и праздновали Рождество, Александра помнила смутно. Весь январь промчался словно в тумане. Она ездила на работу, занималась привычными делами, но все они проходили будто бы мимо неё, не оставляя совершенно никакого следа ни в Сашиной душе, ни в памяти. Только маленькой её крестнице, Полине Вадимовне Валдайцевой, удавалось расшевелить крёстную мать. С ней Саша была готова возиться часами.

В начале февраля ей позвонила Ангелина и попросила:

- Сань, пожалуйста, свози Полину к врачу. А то Вадим уехал…

- В очередную командировку?

- А то куда ж, - грустно подтвердила Ангелина, - Вадим в командировке опять, свекровь к родне погостить уехала, а я вчера свалилась-таки с температурой.

- Да без проблем, Ангел, свожу, конечно.

- Спасибо тебе, мой дорогой друг.

- Нема за шо, - отшутилась Саша и стала внимательно записывать инструкции, которые ей диктовала обстоятельная Ангелина.

Забрав Полиночку у чихающей и кашляющей подруги, Саша отправилась с крестницей к врачу, прилепив на торпеду стикер с адресом чудо-доктора, записанным решительным Ангелининым почерком. Всю дорогу Полина мирно дремала в автокресле, которое Саше вместе с дочерью выдала подруга. У них с Вадимом вопрос безопасности Поленьки стоял на одном из первых мест.

Устанавливая кресло в соответствии со схемой, прикреплённой к нему сбоку, Саша поймала себя на мысли, что улыбается. Ей вдруг показалось, что в этот момент с ней рядом не любимая крестница, а долгожданная, вымечтанная дочка. И что они сейчас поедут не к врачу, а встречать с работы папу. А, может, и папа у них как раз и есть доктор. И потом они все втроём отправятся гулять или зайдут в магазин, чтобы купить малышке первые ботиночки на весну. Усаживая Поленьку и пристёгивая её ремнями, Саша представляла себе, какие чудесные туфельки и сапожки они бы примеряли в магазине на крошечные ножки и смеялись, не в силах выбрать только одну пару. А потом их папа взял бы и купил сразу несколько, на все случаи жизни…

В этот момент Полиночка изловчилась и схватила крёстную за длинные волосы. Саша очнулась от мечтаний и погрозила девочке пальцем:

- Ай-яй-яй! Полина Вадимовна, как вам не стыдно? Этак я вашими стараниями облысею раньше времени и вообще замуж не выйду. Кому нужна лысая невеста?

Поленька неожиданно серьёзно посмотрела на неё и вдруг отчётливо покачала головкой из стороны в сторону.