Не заняло много времени, чтобы он оказался голым, стоящим передо мной во всей своей красе. Но все, что я могла видеть, — ремень. Мою щеку все еще жалила его пощечина.

Что он собирается сделать сейчас?

— Правду о тебе и Ретте, — теперь он был надо мной, стягивал мою ночнушку, сдергивая мое нижнее белье, пока, как и он, я не оказалась обнаженной и раскрытой.

— Ничего не произошло с Реттом, Папочка.

Он провел руками вверх и вниз по моему лицу, прохладная кожа ремня коснулась моей кожи, пряжка двигалась у моей ключицы.

— Я слышал тебя. Прошлой ночью, — он был всего в дюйме от моего лица. — Я слышал, как ты умоляла его трахнуть тебя.

— Нет.

— Да! — заорал он. Мягкое поглаживание его рукой по моему виску закончилось. Он прижал ремень к моей щеке. Пряжка болталась у моей шеи. — Я, блять, слышал это. Я слышал, как ты сильно хотела этого. Как ты хотела, чтобы он занялся любовью с тобой, — его дыхание было беспорядочным. — Ты никогда не хотела заниматься любовью со мной. Ты никогда не умоляла меня.

— Папочка, я…

— Просто заткнись нахрен, — он дернулся от меня. — Повернись.

— Но…

— Сейчас.

Мои руки тряслись, когда я поворачивалась. Это было плохо. Он никогда не был злым. Не таким. Никогда со мной.

— Вот так, — он с силой ударил свободной рукой по моей заднице, и я поморщилась. — Все будет по другому хотя бы сегодня, — он встал позади меня, и я почувствовала его твердый член рядом с моей ногой. — Сегодня ты будешь меня умолять.

Я раскрыла свой рот, чтобы сказать ему, что я не знала. Я никогда не знала до этого, потому что жгучая боль на моей заднице заставила меня закричать. Я пыталась выпрыгнуть из кровати, но он остановил меня, прижавшись рукой между моих лопаток. Теперь я знала, для чего был ремень.

— Ты моя, малышка Фей. Ты это понимаешь?

— Да, да, пожалуйста, Папочка, просто не бей меня больше.

Он хмыкнул. Это был первый раз, когда я услышала этот его сухой смешок, но он не стал последним. Он стал саундтреком к ужасу, который происходил со мной каждый раз весь следующий год моей жизни. Он воспроизводился снова и снова, пока он издевался надо мной. Он только два раза ударил меня ремнем в ту ночь прежде, чем я начала умолять его, говорить, делать все что угодно, чтобы он прекратил. Я чувствовала, как теплые струйки моей крови скользят вниз по ногам.

Но мольбы не имели значения. Мой голос становился хриплым, глаза опухали, а моя попа становилась чувствительной и окровавленной прежде, чем он останавливался. Прежде чем он сдавался и занимался любовью со мной. Но это не было любовью, хоть он и утверждал обратное. Даже если он и целовал меня после всего этого и рассказывал, как он любит меня. Даже если держал в объятиях, пока я плакала.

Я плакала от боли, не веря, что Папочка делает со мной такое. Но я плакала еще и потому, что была рада, что все закончилось. Если все могло бы вернуться к тому, как было раньше, я бы принимала это настолько долго, насколько бы смогла вытерпеть снова.

Но я ошибалась. Я не имела представления, что следующий год принесет мне. Я не знала, было ли это только началом. Та Папочкина ненависть, которую он питал ко мне, и то, что сделала я, стало чем-то, что никогда невозможно будет исправить. Потому что некоторые вещи остаются навсегда сломанными, даже с маленькими трещинками, склеенными вместе, некоторые вещи никогда не починить, не имеет значения как бы сильно вы этого хотели. Время разрушит клей, который сдерживает весь этот фарс снаружи, пока долбаные трещины не начнут становиться больше, больше, чем раньше.

— И об этом подумала Незнакомка, когда не смогла починить Любовника, но она хотела этого?

Я моргнула, голос Джорджа выдернул меня из воспоминаний. Мы все еще сидели в его офисе, окруженные желтыми стенами.

— Она хотела починить его, чтобы он не причинил ей больше боль, — ответила я.

— Потому что она любила его?

Я нахмурилась. Любила ли она? Любила ли я?

— Когда любовь настолько кровавая, как эта, — трудно вспомнить, какой любовь может на самом деле быть.

Джордж быстро записал.

— Мне нравится, Фей. Очень поэтично, — он на мгновение замолчал. — Но ты когда-нибудь задумывалась о том, что может это не Незнакомка сломала Любовника. Что он уже был сломан задолго до того, как они встретились.

— Я не знаю, — сказала я тихо. У Тейлора было все и не разберешься в этом. Там было что-то еще, что очевидно становилось еще более заметным. Тейлор всегда побеждал. Не имело значения, что я скажу или сделаю, он всегда побеждал. От этого ужас скручивается в моем животе. Однажды я выйду отсюда. Однажды мне придется столкнуться с ним. Одна только мысль об этом заставляет меня страстно хотеть дозу кокаина, которая ударяется в лоб моего подсознания. Что-то, что окутает меня туманом, в котором я так долго жила. Я постучала пальцами о подлокотники кресла. Они двигались методично. Короткие, бледные ногти щелкали по коже. Они были чистыми, не такими грязными, к каким я привыкла. Если бы кто-нибудь увидел их, они могли бы подумать, что это были руки женщины, которая не заботилась о маникюре. Щелканье ее ногтей ничего не значит. Они не узнают, что эти руки принадлежат женщине, которая мечтает о том, чтобы втянуть дозу, чтобы сбежать от своего прошлого.

— Незнакомка виделась с ним снова?

— Да? — я дернула головой вверх, встречаясь с его добрыми глазами.

— Незнакомка виделась с ним снова, с Любовником? Она все еще в опасности из-за него?

Он задает мне один и тот же вопрос каждый день. И каждый день я хочу рассказать ему правду. Что Незнакомка не в безопасности из-за него, я не в безопасности.

— Нет. Он уехал, — и каждый день я лгу.

Он медленно кивнул.

— Ты на самом деле хорошо справляешься, Фей. Это все на сегодня, — он поставил компьютер на маленький столик около его кресла.

Я встала, когда он сделал это, потому что именно это мы и делали каждый день.

Он не прикасался ко мне. Странная новая реальность для меня. Никто не прикасался ко мне здесь. Это было странной, но и освежающей частью моей новоприобретенной ясности.

— Это не займет теперь много времени, Фей. Ты прекрасно справляешься.

Подобные слова я слышала около недели, и они только способствовали страху. Я отталкивала чувства, желая, чтобы они исчезли. Я погладила рукой по толстому шраму на моем левом запястье. Они сказали, что он станет лучше со временем, что станет менее ужасно-красного оттенка и будет лучше сочетаться, но я не возражала. Не сильно. Это напоминало мне, что у меня был выбор. Что, если все дойдет до этого, я смогу повторить все снова.

И в следующий раз, я запру дверь и закончу начатое.

5

Четыре недели спустя.

Я стояла перед местом, которое стало моим домом в последние четыре месяца. Учреждение для психопатов и душевно больных. Я уезжала сегодня, и чувство потери, которое прицепилось к мое коже, конкурировало с тем, о чем я мечтала, что смогу забыть. Когда я была моложе, я была бы шокирована, когда мне кто-нибудь сказал бы, что единственным домом, по которому я буду скучать в возрасте девятнадцати лет, станет такое место как это. Но сейчас это была моя горькая реальность и мне стало грустно.

— О, вот и он, — Джордж заговорил рядом со мной, и мой взгляд зацепился за подъезжающий черный внедорожник. Двор был зеленым, несмотря на прохладный воздух. Листья желтого и золотого оттенков были на высоких, высоких деревьях.

Первой я увидела Сару, когда машина припарковалась. Ее рыжие волосы были того же цвета, что и листья, которые кружились у моих ног. Я забыла, насколько красивой она была. Как я могла забыть об этом? Ее волосы были немного длиннее теперь, обрамляя ее сердцевидное лицо. Несколько веснушек были рассыпаны по ее носу. Как я не заметила их раньше? Когда ее зеленые глаза встретились с моими, они сверкнули и улыбка надломилась на ее лице.

— Фей, так рада тебя видеть, — она подошла ко мне медленно, и я почувствовала, как она вынуждает себя приближаться ко мне с осторожностью, как будто я была лошадью, которую легко спугнуть, готовую сбежать от одного простого движения.

Я хотела улыбнуться ей. Я на самом деле хотела. Я не ненавидела Сару. Я не могла ненавидеть ее. Не думаю, что у нее есть главная кость в ее теле, но она мне не нравилась. Она не могла понравиться мне. Потому что она и Ретт, занимающиеся сексом, навсегда будут выжжены в моей памяти.

Она остановилась в нескольких шагах передо мной, руки висели по бокам.

— Ты прекрасно выглядишь, — она произнесла слова именно тогда, когда Ретт обошел водительскую сторону, и я покраснела до кончиков волос. Я знала, что это неправда. Я не красивая. В лучшем случае я выглядела прилично. У меня больше не было мешков под глазами, но ясность пришла с реальностью. Я не выгляжу, как счастливая девятнадцатилетняя девушка, у которой была вся жизнь впереди. Вместо этого, я выглядела, будто жизнь утащила меня на дно, пока от меня не осталось ничего, кроме бывшей наркоманки и шлюхи.

Это именно то, кем я являюсь.

Ретт тоже выглядел по-другому. Он ничего не сказал, едва даже взглянул на меня, когда забрал мой чемодан и загрузил его в багажник внедорожника. Я также ничего не сказала. Но я уставилась на него. Он был свежее, чем я помнила, хоть у кого-то было немного этого. Его светло-голубая костюмная рубашка была гладкой и без складок, каждая перламутровая пуговица блестела на холодно ноябрьском солнце. Его брюки цвета хаки тоже были гладкими. Его светлые волосы безупречны, как у модели, а его короткая борода идеально подстрижена.

— Мы будем скучать по тебе, — я взглянула на Джорджа, который стоял с двумя медсестрами и моим врачом. Мне на самом деле нравилось находиться рядом с ними последние четыре месяца.

— Ты береги себя сейчас, ладно, — сказала медсестра по имени Минди. Ее глаза блестели от слез, когда она подошла и притянула меня в быстрые объятия. Другая медсестра сделала тоже самое. Оба, Джордж и мой врач, пожали мою руку, стиснув ее, сопровождая ободряющими словами.

И когда сидела в машине, я смотрела в заднее окно на огромное, разросшееся здание, которое я называла своим домом. Ужас в моем животе, с тех пор как я проснулась четыре месяца назад, казалось, все рос и гнил. Все закончилось. Я вышла. Я стала чистой. Я должна была быть счастлива о того, что уезжаю из этого места, чтобы закрыть эту главу моей жизни. Но я не была. Я знала к чему это приведет. Назад туда, где я не хотела находиться. К Тейлору.

Разноцветные листья кружились вдоль асфальта, когда мы отъезжали, и я закрыла глаза, не в состоянии смотреть на них.

6

Одну неделю спустя.

— Ты готова?

Я бросила взгляд на дверь в моей комнате, я знала, что Сара ждала меня с другой стороны. Я опустила взгляд на джинсы и черную футболку, которые надела, но я не была готова. Я не хотела выходить в мир сегодня с ней. Мне было хорошо всю неделю находиться в квартире, в своей комнате. И это была моя комната. Когда я вернулась из больницы, то обнаружила гостевую спальню Сары и Ретта полностью переделанной. Здесь была новая королевских размеров кровать. Новые простыни, новый плоский телевизор, висящий на стене. Комод переполнен одеждой, а шкаф еще больше. Это странно и успокаивающе и достаточно безумно, но я ощущала себя, как дома.

Я медленно открыла дверь.

— Не думаю, что хочу идти.

Сара одарила меня одним из своих знаменитых выражений, — наполовину-улыбающаяся, наполовину-нахмуренная, отчего ее лицо перекашивало забавным образом. Я привыкла к этому за прошлую неделю, поскольку она находилась дома со мной. Она совсем не ходила на работу, и ее присутствие было неизменным. Я могла бы назвать его раздражающим, но я просто не могла заставить чувствовать себя по-другому. Она готовила мне завтрак каждое утро. Готовила или заказывала ланч, и иногда даже заставляла выйти в гостиную, чтобы посмотреть марафон «Офиса» на Netflix. Я вела себя натянуто, но на самом деле не возражала проводить с ней время. Она казалась искренней в своей заботе и хотела проводить время со мной. Это было мило.

— Будет весело. Нам нужно найти для тебя что-нибудь на сегодняшний вечер.

— Но я и туда тоже не хочу идти, — я прислонилась к дверному косяку.

— Ой, да ладно! Будет так весело! Ретт действительно хочет, чтобы ты пошла.

Я сильно сомневалась в правдивости этого заявления. Если присутствие Сары было неизменным, то Ретт вообще отсутствовал. Я едва видела его за всю неделю, за исключением нескольких минут вечером, и то, когда он приходил домой, проходил от входной двери к их спальне и хлопал дверью. Он едва со мной разговаривал, едва смотрел на меня. Это разочаровывало. Хотя и не знала, чего ожидала. В прошлый раз, когда я видела его в маленькой, желтой комнате в психиатрической больнице, он, казалось, выглядел, как будто ему больно, но и обеспокоенным. Казалось, он искренне хотел, чтобы я поправилась, чтобы стала лучше. Но теперь он так не выглядел, совсем. Он держался на расстоянии, хотя несколько раз я ловила на себе его взгляды, я не видела в них больше ненависти. Просто грустное любопытство и это было практически хуже ненависти.