- Прощай, Ретт.

Она отвернулась и оставила меня. Прямо как я оставил ее много лет назад.

14.

Фей.

Я сидела в своей квартире. Прошло три часа. Три часа с тех пор, как я оставила Ретта в его доме. Три часа с тех пор, как он сказал, что любит меня.

Он любит меня.

Я покачала головой.

- Он не любит меня, - произнесла я вслух в своей пустой квартире. Мой телик гремел на заднем фоне, что по нему шло, я не знала. Я просто уставилась в него последние два часа.

Он любит меня.

- Не любит. Он даже не знает меня. По-настоящему.

Он любит меня.

В моей голове вспыхнуло вчерашнее утро.

Я проснулась раньше него в его большой кровати. Простыни темно-синие и мягкие. Самые мягкие простыни, которые я когда-либо чувствовала.

Я лежала там, уставившись на фотографию над его кроватью. На ту, где он и ламантин. На ту, которую я хотела разорвать на части целую жизнь назад. Она была сделана подводной камерой. Вода была такой чистой. Ласты Ретта были черными, соответствовали его гидрокостюму. Он не смотрел в камеру, а на ламантина рядом с собой. Я всегда думала, что они дают друг другу «пять». Вот чем это казалось, но пока лежала там, глядя на снимок, я поняла, то они не делали этого. Рука Ретта, казалось, только приблизилась к большому плавнику животного.

- Ты в порядке?

Я перевела взгляд на Ретта, который сексуально выглядел, как всегда со своими растрепанными волосами после сна.

- Ты не давал «пять» ламантину?

Хмурая складка пересекла его лоб перед тем, как он посмотрел на снимок. Улыбка расползлась по его губам.

- Нет.

На самом деле, это не имело значения, что он делал на снимке. Это просто глупая картинка, сделанная много лет назад. Но каким-то образом она имела значение для меня.

- Тогда что ты делаешь?

Он повернулся набок и откинулся на свой локоть.

- Это Марта. Она самый старый ламантин в аквариуме Вудингтона, - его глаза остались сосредоточенными на фотографии, в уголках глаз появились морщинки, когда его губы изогнулись еще больше. – Я был всего лишь помощником, когда там работал, проходя стажировку в колледж. Но поскольку я так сильно любил подводное плавание, мой начальник позволял мне плавать с Мартой после работы. Знаешь, Марта любила меня за то, что я всегда кормил ее шоколадом.

Я моргнула.

- Шоколадом? Они могут питаться таким?

- Технически, нет, - он засмеялся. – Но однажды я ел Reese’s (марка шоколадных конфет) рядом с ее резервуаром и уронил одну в него, а она подплыла и съела ее до того, как я успел выловить конфету.

Я захихикала.

- Правда?

- Да. Я был напуган. Я просто знал, что это убьет ее или что-то вроде этого, - он покачал головой, его взгляд был далеко. – Но с ней ничего не случилось. Она была в порядке. Хотя не забыла, что я дал ей конфету. Каждый раз, когда я был рядом с ее резервуаром, она была тут как тут, дожидаясь, когда я кину еще.

- Так ты сделал это? – я тоже оперлась на локоть.

- Ну, конечно. Как я мог отказать ей в лицо.

Я снова посмотрела на снимок. Марта была практически повернута боком, ее лицо направлено прямо в камеру.

- Полагаю, что это было трудно.

- Поэтому я приносил ей конфеты один или два раза в неделю.

- Кто-нибудь знал об этом?

Он пожал плечами.

- Не уверен. Я никогда никому не говорил, хотя всегда предполагал, что мой начальник знал, что что-то происходит, поскольку Марта была так увлечена мной. Поэтому я начал плавать с ней после работы, когда бы он не позволял мне.

- Было страшно?

- Я слегка переживал в первый раз, но нет, совсем нет. Плавание с Мартой стало одним из самых захватывающих вещей, которые я когда-либо делал. Знаешь, - он сел, указывая на снимок, - эта фотография была сделана моим начальником через пару месяцев после того, как я начал плавать с ней. Он думал, что это так интересно то, как она плавала со мной, как будто я ее друг.

- Звучит, будто так и есть, - я уставилась на Ретта с восторгом.

Он кивнул.

- Да, думаю, мы были друзьями, - он замолчал на мгновение, все еще разглядывая снимок.

Я села.

- Так вы не давали «пять» друг другу?

Он медленно покачал головой.

- Нет, эта фотография была сделана перед тем, как мы обнялись.

- Обнялись? – я перевела взгляд на снимок. – Ты и Марта обнимались? – теперь я видела это, как они движутся, чтобы обнять друг друга. Это огромное животное, которое весило сотни фунтов, и Ретт.

Он засмеялся.

- Постоянно.

Я пристально на него посмотрела.

- Ты скучаешь по ней, не так ли?

Он пожал плечами, отводя взгляд от снимка.

- Некоторые вещи остаются только мечтами. Это все чем они всегда будут, - он не звучал грустным или разочарованным, просто нейтральным, смирившимся с выбором, который увел его от Марты и того, чтобы стать морским биологом. Я наблюдала, как он исчез в ванне, и снова посмотрела на плакат. Задаваясь вопросом, почему мое сердце трепетало в груди от его вида.

Вибрация моего телефона вернула меня в настоящее, прочь от Ретта, его мягких синих простыней и Марты.

Кейси: Я скучаю по тебе.

Я смотрела на сообщение где-то с минуту перед тем, как поняла, что плакала. Это были молчаливые слезы. Не такие, от которых я задыхалась и кричала. Это слезы понимания. Эти слезы говорили мне, что я глупо влюблена в Ретта, потому что это так. Я никогда не переставала его любить. Эти слезы говорили мне двигаться дальше. Слезы, которые говорили мне оставить прошлое позади. Это были те же слезы, которые привели меня к ответу на сообщение Кейси.

Я: Приезжай.

15.

Ретт.

Мотор тихо гудел, пока я сидел в машине. Я уставился на входную дверь ее квартиры. Я сидел здесь полчаса. Так скоро, после того, как смог собрать себя с пола своего дома, где я лежал, даже не знаю как долго, с Бадгером, бегающим вокруг меня. Как будто он не понимал, что его хозяин разбился на что-то полностью неузнаваемое. Что-то отвратительное и сломленное. Неряшливую версию меня.

Я лежал там, пока не осознал, что не могу сделать этого. Я не смогу выжить без нее. И я знал, что это не только я. Моя любовь не была одинокой. Я не был одиноким в этом. Я должен был показать ей себя. Я должен был показать ей, что это не было чем-то случайным. Что я не просто бросал слова на ветер, чтобы удержать ее рядом, чтобы потом просто выкинуть.

Все по-настоящему. Мои чувства настоящие.

Я не позволю ей уйти. Без борьбы.

Мне просто все еще не хватало смелости постучать в ее дверь. Я хотел сказать все правильно. Я не хотел идти туда и просрать все, как сделал дома. Я не хотел, чтобы она видела жалкую оболочку мужчины, до которого я опустился. Я хотел, чтобы она увидела сильного Ретта. Мужчину, который любит ее. Мужчину, который хотел быть ее будущим, и неважно насколько хреновым было прошлое.

Я сделал глубокий вдох и заглушил машину.

Я люблю ее. Я могу сделать это. Я могу спасти нас.

Мои ноги двигались по асфальту целенаправленно. Я был человеком, у которого была миссия. Я думал о том времени, когда она вернулась из больницы, после всего того хренового, что с ней сделал мой отец. Когда я наконец-то узнал правду. Я наблюдал, как она спала. Это жалко, на самом деле. Она не знала, что я был там, в ее комнате. Что я мог пробраться в те ночи, когда образы моего отца над ее телом в туалете мучили меня.

Я наблюдал за ней, потому что был в восторге от нее. Я был озадачен тем, что она пережила что-то настолько ужасное, такое длительное время. Что она выжила после этого, и все еще могла спать. Она нашла способ впадать в забвение, когда один вид этого не давал мне уснуть месяцами. Я наблюдал, как поднималась и опадала ее грудь, доказывая это сильное существование – что она существовала.

И когда она просыпалась от кошмаров, от тех, которые преследовали ее, где она насиловал ее снова и снова. Я отчаянно нуждался, чтобы она рассказала мне о них. Отчаянно нуждался в них, когда никогда ни в чем другом прежде. Я должен был ощутить ту боль, разделить ее с ней. Я заслуживал жить с ней, если она могла. Я заслуживал того, чтобы мучиться образами ее снов.

Я любил ее тогда. Я просто был слишком глуп, чтобы понять это.

Я остановился перед входной дверью. Просто обычная, коричневая дверь, ничего особенного, но она была такой, потому что принадлежала ей. Я поднял руку постучать и остановился.

Там был шум. Звуки. Стоны. Они исходили из-за этой коричневой двери, которая не должна была быть особенной, но стала. Они принадлежали ей. Слабые. Звуки были слабыми. Мой член проснулся в штанах, утыкаясь в молнию. Но потом произошло кое-что еще – еще стон. Глубокий. Он мог принадлежать только мужчине.

Она…

Она оставила меня всего несколько часов назад.

Я посмотрел на часы.

4 утра.

Ярость. Вот, что пронеслось по мне. Это не было медленно зарождающейся злостью. Это был поток ярости, такой сильной и глубокой, что я, казалось, увеличивался от нее.

Она спланировала это. Она пригласила его. Она оставила меня, чтобы вернуться к нему. К нему.

К кому-то другому. Не ко мне.

Я ударил по двери.

Я ждал.

Я ударил сильнее.

Я слышал шум внутри. Стоны. Громче.

Моя голова кружилась. Мои внутренности проходили через мясорубку, перемалываясь и разбрызгиваясь вокруг меня. Вот как это ощущалось в тот момент, пока я стоял в тишине в 4 утра, перед дверью Фей.

Она не трахается с ним.

Я покачал головой. Но звук упорно продолжался. Он, казалось, становился громче, как будто в моей голове был динамик, и кто-то прибавил громкости. Я сжал кулаки и ударил по двери, пока мои руки не начали пульсировать.

Но все еще никто не подходил.

Они слышали меня. Они должны были слышать меня. Так почему она не подходит к долбаной двери?

Я сделал глубокий вдох, пытаясь успокоиться, но чем больше втягивал воздуха, тем больше ширилась во мне ярость, заполняя меня.

Я отступил назад и пнул по двери. Ничего не произошло.

Я сделал глубокий вдох. Я не должен делать этого. Вот, что рациональная часть моего мозга кричала мне. Он говорил мне, что я должен уйти. Он говорил мне, что я могу притвориться, что прошлой недели никогда не было. Я мог вернуться к бессмысленному существованию, к той жизни, которая была у меня прежде.

Это была очень маленькая часть моего мозга.

Я снова пнул по двери. Она распахнулась, расколовшись сбоку на петлях.

- Скажи это, Кейси. Скажи, что ты, блять, ненавидишь меня, - простонала Фей на всю квартиру. Желчь подступила к моему горлу.

Я пробрался внутрь и пошел прямо в спальню. Я нашел их там. Обнаженный молодой человек с темными волосами. Он нагнул ее. Фей. Мою Фей. Она была перед ним на четвереньках на кровати. На той же кровати, на которой я занимался любовью с ней всего неделю назад. На тех же долбаных простынях. Ее задница была красной от отпечатков его руки.

- Я…

Он остановился, когда увидел меня.

- Не останавливайся, Кейси, - ее голос был властным, доминирующим. Как будто это не она была той, кого трахают, а той, кто трахала. Я встретился с ее взглядом. Она уставилась на меня все теми же ясными, карими глазами с такой горечью и пониманием. Она знала. Она, вероятно, знала, что это я колотился в дверь, но ей было плевать.

Она предпочла дальше трахаться и быть ненавидимой этим куском дерьма, который нагибал ее.

Улыбка изогнула ее губы. Это было самое расчетливое выражение лица, которое я когда-либо видел у другого человека. В этой улыбке был яд, монстр.

Красное. Вот, чем заволокло мое зрение. Глубокий, темный оттенок горько-красного.

Одна из моих рук начала покалывать от боли, а потом я понял это из-за того, то я ударил кулаком по лицу Кейси.

- Какого хрена! – он упал с кровати, и секундой спустя, был уже на ногах. Из его губы шла кровь, кровь подпортила его юное лицо. Я улыбнулся этому виду.

- Оставь его в покое, Ретт, - голос Фей был спокойным, мягким. Как будто я только что не ворвался в ее квартиру и не ударил мужчину, с которым она трахалась, в лицо.

- Ты кто, бля, такой? – вопрос был направлен мне от Кейси.

- Тебе нужно уйти. Прямо. Блять. Сейчас.

Он поднял кулаки перед собой. Мышцы на его груди напряглись.

- Пошел ты, - он замахнулся на меня, но я увернулся и ударил его в живот, и прежде чем я успел отстраниться, он схватил мою голову и пнул коленом по моему лицу. Боль взорвалась в моей голове, но я устоял. От этого ярость разгоралась глубже, быстрее.

- Хватит, - скомандовала Фей.

Я снова замахнулся, попав ему в бок.