— Пэйтон, — произнес он.

Когда она встретилась с ним взглядом, в глазах ее отразилась такая боль, что Коннор почувствовал, что просто не сможет этого вынести.

— О, — вырвалось у нее, и Пэй отдернула руку так, словно пряжка его ремня неожиданно раскалилась добела. — Прости. Просто я думала — ну, знаешь, я подумала, что тебе этого хочется. — Еще один быстрый взгляд, брошенный на его бриджи. А затем Пэйтон скороговоркой произнесла: — А, мелочи, не обращай внимания.

— Пэйтон, — Коннор не отпускал ее, хотя она пыталась высвободить руку и в то же время скатиться с него. Он не позволит ей уйти. — Выслушай меня.

— Да, забудь, серьезно. Я знаю, что иногда перегибаю. Не бери в голову. Я, пожалуй, пойду…

Чтобы не позволить Пэйтон удрать, Дрейку пришлось напрячься изо всех сил. Она была изворотлива как кошка, но Коннор превосходил ее силой даже несмотря на громоздкие цепи, сковавшие его запястья. Мгновение спустя он подмял девушку под себя именно так, как мечтал незадолго до этого. Только теперь Дрейк не собирался лишить ее невинности, а просто не давал уйти.

— Нет, — прорычал он. — Я никуда тебя не отпущу, пока ты меня не выслушаешь.

Казалось, его слова настолько изумили Пэйтон, что она не нашлась, что ответить.

Вдохновленный ее молчанием, Дрейк продолжил:

— Послушай, Пэйтон, все должно было случиться не так…

— Я знаю, — голос ее переполняла ненависть к самой себе. — Я все сделала неправильно. Прямо как тогда в саду.

На мгновение Коннор отпустил одно из запястий девушки — только для того, чтобы убрать несколько густых, коротких завитков с ее лица.

— Нет, нет, милая, ты всё сделала правильно. Просто вышло совсем не так, как я представлял себе… наш первый раз…

Отчаяние, которое Дрейк видел в карих глазах девушки, сменилось чувством, которому он не смог подобрать названия.

— Ты думал об этом и раньше? — пылко спросила Пэйтон. — Ты думал о том, как мы с тобой будем этим заниматься?

Ему снова пришлось прочистить горло. Ну, в самом деле, капитану Коннору Дрейку было несколько непривычно вести такие чересчур откровенные беседы. Но когда дело касалось Пэйтон, говорить по-другому было совершенно невозможно.

— О том, что мы с тобой будем любить друг друга? Да, конечно. Я размышлял об этом. И это не…

— Правда? — Она стала извиваться под ним столь соблазнительно, что Коннор начал терять ясность мысли. — Когда?

— Когда что?

— Когда ты задумался о том, чтобы заняться со мною любовью?

— Когда я?.. — Дрейк замолчал на полуслове и покачал головой. — Это неважно. Я пытаюсь сказать тебе, Пэйтон, что то, что мы с тобой только что сделали, не похоже на то, как я…

— Но для меня это важно.

Если бы Коннор не знал ее столь хорошо, то мог бы подумать, что Пэй надула губы. Но Пэйтон Диксон никогда не надувала губы. Раздавать тумаки — запросто, но надувать губы — никогда.

— Я даже не знала, что нравлюсь тебе, — продолжила она, — и даже представить не могла, что ты можешь думать о том, как бы заняться со мной любовью.

— Если ты дашь мне закончить, — сквозь зубы пробормотал Дрейк, — я расскажу тебе об этом.

Он стиснул зубы не от раздражения, а потому что это чертовски неудобно, когда под тобой совершенно непристойным образом извивается Пэйтон Диксон, а ты все еще возбужден. Дьявол, а чего еще можно было ожидать? Прошел уже месяц с тех пор, как Коннор был с женщиной. Да и не было у него никогда женщины, которая могла бы так беззаботно оседлать его бедра, ни капли не смущаясь по поводу своей обнаженной груди. Даже сейчас он чувствовал соски девушки — отвердевшие, превратившиеся из-за сквозняка, проникающего в трюм, в темные горошинки, — которые прижимались к густой поросли на его груди.

— Ну, прости, — сказала Пэйтон, и возмущения в ее тоне было значительно больше, чем извинения, — но я раньше никогда не делала ничего подобного…

— Очень хотелось бы надеяться, что нет, — ужаснувшись, прервал ее Коннор.

— И поэтому я не уверена, как мне следует себя вести, — продолжила девушка, словно ее не прерывали. — Жаль, что я не могу быть такой же беспомощной и женственной, как мисс Уитби, но…

— Никто и не говорит, что ты должна кому-то подражать, — вымученно произнес Дрейк. — И уж, конечно, не Бекки Уитби.

— То-то же, — Пэйтон обиженно шмыгнула носом. — Долго до тебя доходило.

А теперь Коннор заскрипел зубами от злости.

— Пэйтон, если мы выберемся из этой заварушки живыми…

— Что значит «если»? — она посмотрела на него изумленно, словно Дрейк неожиданно впал в маразм. — Не беспокойся, Дрейк. Мы попадали в переплеты и похуже. А это так, детские бирюльки. Я вытащу нас отсюда.

Девушка сказала это таким обыденным тоном, с такой убежденностью, что на мгновение истинный смысл ее слов ускользнул от Коннора. Но когда осознал ее заявление, то его охватил озноб, который не имел ничего общего с температурой воздуха внутри его темницы, в которой днем все же становилось теплее.

— Нет, — отрезал он и, протянув руки, охватил ладонями ее лицо. — Нет, Пэйтон, послушай меня.

Тут Дрейк понял, какой он идиот. И был идиотом, когда поцеловал ее в первый раз. Ему следовало сделать все от него зависящее — что, собственно, он и делал до того момента, как позволил их губам встретиться — чтобы отпугнуть Пэйтон, убедить в том, что она его не интересует. И, может, тогда эта безрассудная девица поступила бы разумно. Может, тогда она бы покинула этот трижды проклятый корабль…

Но капитан Коннор Дрейк позволил себе отвлечься, влекомый ее чертовыми губами. Какой же он все-таки дурак!

— Пэйтон, ты должна пообещать мне, что как только представится такая возможность, ты покинешь это судно. Не беспокойся обо мне. Я могу сам о себе позаботиться…

Услышав это, Пэйтон только фыркнула.

— О да, до сих пор ты прекрасно с этим справлялся!

Коннор сильнее сжал ее лицо своими ладонями.

— Я не шучу, Пэйтон. Тебе просто невероятно повезло, что никто еще не догадался, что ты девушка. Как думаешь, сколько времени ты сможешь водить всех за нос?

Она пожала плечами.

— Да сколько угодно! Даже Бекки Уитби меня не узнала. Не вижу причин, с чего кому-то из команды…

Невероятно. Дрейк не мог понять, как можно было смотреть на Пэйтон Диксон и не видеть, что она женщина в полном смысле этого слова. От одной лишь мысли о том, что случится, когда об этом — а это был всего лишь вопрос времени, — в конце концов станет известно, кровь застыла у него в жилах.

— Пэйтон, ты должна…

— Да, да, — она закатила глаза. — Я и в первый раз тебя расслышала, Дрейк. Давай лучше вернемся к тому, о чем мы говорили чуть раньше, когда ты рассказывал мне, как начал думать о том, как мы будем заниматься любовью.

— Нет. Пэйтон, ты должна мне пообещать… — но, прежде чем Коннор успел вставить еще хоть слово, за дверью темницы раздались чьи-то шаги. Пэйтон тотчас напряглась.

— Тито возвращается, — сказала она. — Пусти меня.

Но Дрейк не ослабил хватку.

— Пообещай, что сойдешь с корабля. Пообещай.

Девушка вновь начала вырываться. Он заметил, что на этот раз она старалась не смотреть ему в глаза.

— Дрейк…

Пальцы его проскользнули под льняную ткань рубашки Пэйтон и потянулись к мягкой коже плеч девушки.

— Обещай мне.

— О, Боже, ладно, обещаю. А теперь пусти меня…

Тито открыл дверь темницы как раз в тот момент, как Дрейк отпустил Пэйтон. Девушка проворно вскочила на ноги, пытаясь привести в порядок свою одежду. К счастью, стражник смотрел только на свои руки, которые сжимали кусок какой-то жирный пищи.

— Эй, Хилл, — окликнул он Пэйтон, что-то пережевывая. — Т’я там кок обыскался.

Хилл — Иеремия Хилл — именно под этим именем ее знала команда. Вместо ответа девушка подняла с пола пустую чашку и миску, которые принесла Дрейку еще в прошлый раз.

— Иду, — сказала она, глядя в пол.

— Давай поспешай, — бросил гигант, всё еще что-то пережевывая. — Там печь в шрапнель разлетелась. Вот дюжину якорей мне в пузо — какая-то гнида с «Мэри Би» туда чуток пороху киданула. В жисть такого не видал. Весь камбуз в пудинге. — Он сглотнул, а затем поднял руку, в которой держал еду, и снова откусил кусок. По бороде его потек жир. — Ежли хочешь схарчить чё-нить на ужин, не рассусоливай, а то там щас все влет разойдется.

— Точно. Спасибо, Тито, — Пэйтон встала и, снова стараясь не смотреть на Коннора, вышла из темницы.

Глядя, как она уходит, Дрейк гадал, как кто-либо вообще мог принять ее — даже в таких мешковатых штанах — за мальчишку. Ему казалось, что каждое движение Пэйтон вопит о ее женственности. Тот факт, что эта женственность всегда была в Пэйтон, а он до недавнего времени не замечал этого, только усиливал досаду Коннора. Теперь все, о чем он мог думать, — что произойдет, когда — а Дрейк знал, что это был лишь вопрос времени, — тайна Пэйтон будет раскрыта. Он был уверен, что не вынесет это. И никогда в жизни не чувствовал себя таким беспомощным, таким слабым.

Коннор Дрейк не привык к беспомощности. Более того, она была ему совершенно чужда. Однако сидя в трюме, весь остаток ночи он думал о том, что беспомощность — это то ощущение, с которым теперь ему придется свыкнуться. По крайней мере, пока Дрейк прикован цепями к стене.

И до тех пор, пока Пэйтон Диксон оставалась на борту этого корабля.

Глава 18

Ну и ладно, и пошел он к черту. Кем он себя возомнил, что отдает ей приказы, как своему боцману?

Утром следующего дня Пэйтон драила пол камбуза, испытывая едва ли не радость от того, что устроенный ею взрыв разбросал кусочки галет по всему полубаку. Ей нужно было чем-нибудь заняться, чтобы не думать о Дрейке.

Не сказать, чтобы это помогало. Отдраивая пол, она снова и снова перебирала в уме волнующие вчерашние события.

Он что, думал, ей это легко далось? Ничуть не бывало. Особенно трудно было убедить Кларенса позволить ей носить еду пленнику. Она в полном смысле слова изводила кока днями напролет. В конце концов тот изменил свое мнение, но не благодаря усилиям Пэйтон. Просто после того как «Ребекка» приняла на борт команду «Мэри Би», когда пушки «Амазонки» уничтожили их корабль, запасов еды осталось так мало, что Кларенс больше не осмеливался покинуть камбуз из опасения, что всё съестное украдут. Еду капитану Пэйтон приходилось носить под вооруженным конвоем, на глазах у всей команды, члены которой пускали слюни при виде тарелок у нее в руках.

Из всех троих — Дрейка, Бекки Уитби и Пэйтон, — последняя считала свою судьбу наиболее тяжкой. Что ни говори, а Дрейку было не так уж и плохо в своем одиночном заключении. Бекки Уитби разместилась в роскошной каюте на корме, которую Пэйтон видела собственными глазами в первое же утро, принеся капитану завтрак.

Да, из всех троих меньше всего повезло Пэйтон, которая надрывалась с момент своего появления на корабле: чистила картошку, нарезала сельдерей и варила свинину.

Так можно ли винить ее за то, что она урвала свою крошечку счастья на коленях у Дрейка?

Она не понимала, что его так расстроило. Очень маловероятно, что ее раскроют. И по правде сказать, до сего дня ее временное пребывание на борту «Ребекки» не отличалось от плавания на кораблях братьев. Только теперь Пэйтон выполняла в основном физическую работу, — прежде от Пэй требовалось лишь правильно назвать румбы по компасу, — и у нее не было койки на корме. Если начистоту, то собственной койки у нее здесь вообще не было, потому что полубак «Ребекки» заполонили члены команды «Мэри Би». Пэйтон пришлось стащить одеяло и устроиться внизу, как можно ближе к каюте, в которой заперли Дрейка. Толстые стены не давали им поговорить, но ее успокаивало то, что он всего в нескольких футах от нее.

Так чего он беспокоился? Она понятия не имела. Да что она вообще понимала в мужчинах? Пэйтон начала сознавать, что не знала почти ничего.

Вот зачем, например, мужчина захочет жениться на женщине, которая, по его мнению, носит ребенка его брата? Дрейк говорил о своем долге, но Пэйтон подозревала, что будь Бекки Уитби страшненькой, он, вероятно, нашел бы другой способ исполнить свой долг, не беря в жены мать ребенка своего усопшего брата.

И оверштаг[46] Дрейка, что, дескать, если бы Пэйтон хотя бы попыталась вести себя как женщина, то он бы не поддался чарам мисс Уитби с такой легкостью… Это ранило Пэй куда сильней, чем мог себе представить Дрейк. Почему он не заметил ее истинную сущность под грубоватыми манерами, которые она переняла у братьев? Почти двадцать лет она вела себя, как все в ее окружении, осознав, что для девушки подобное поведение неприлично, только тогда, когда один из ее братьев женился, и Пэйтон впервые почувствовала на себе женское влияние.