Сейчас все было по-другому. Она и раньше отвечала на его поцелуи, но теперь и поцелуи были другими. Более глубокими, страстными.

Именно это, очевидно, имеют в виду поэты, когда пишут о желании, сравнивая его с душевным недугом. Мук желания Синтия еще никогда не испытывала, но она читала стихи. Этот приступ безумия, который заставлял ее дрожать от вожделения, скулить, словно дикое существо, хвататься за пуговицы его жилета, а потом, не сумев их расстегнуть, нетерпеливо и с жадностью засунуть руки под него — все это было не что иное, как страсть.

А он уже целовал ее волосы, потом провел губами по мочке уха. Она вздрогнула и откинула назад голову. Его горячие губы оставили жаркий след по всей длине шеи, от чего у нее все поплыло перед глазами и закружилась голова. Она стонала и извивалась, выкрикивая его имя.

— Пойдем со мной, — хрипло сказал он, отрываясь от нее, и она неохотно, но все же пошла за ним.

Он привел ее в центр комнаты и, взяв свой плащ, стал искать место, где бы его можно было расстелить. Передышка настолько остудила кровь Синтии, что она смогла оглядеться и понять, где они находятся. Они стояли у окна, возле которого было много горшков с деревьями — несколько апельсиновых, но больше лимонных, с густой зеленой листвой и спеющими плодами. Апельсины и лимоны светились среди блестящих листьев, словно свечи на рождественской елке. А цветы! Цветы были похожи на белые восковые звезды и источали божественный аромат. Синтия вдыхала этот аромат полной грудью. Безумие, которое охватило ее несколько минут назад, скоро вернется: искра все еще горела — ровно и ярко. И как только Дерек снова дотронется до нее, эта искра вспыхнет с новой силой и поглотит ее. А окружающая обстановка для этого просто идеальна, мечтательно подумала она.

Над маленькими деревцами за высоким окном был виден большой кусок темного неба, усеянного звездами и омытого лунным светом. А под окном и цветущими деревьями Дерек расстелил свой плащ, предварительно соорудив из пустых мешков некое подобие подушки. Устроив это ложе, он обернулся к Синтии. Момент показался ей почти торжественным — преисполненным значения и тайного смысла.

Дерек вел себя так, словно это была формальная церемония.

Они не знали, что готовит им ночь, но Синтия была спокойна. Она сделала свой выбор. Она приняла его предложение. Пусть он сам решает, лишить ли ее невинности сегодня ночью или в какую-нибудь из ночей до или после свадьбы.

Она обещала принадлежать ему, и это окончательно и бесповоротно.

Дерек потянул за шелковый шнурок, которым был завязан ворот ее плаща. Плащ стал сползать с плеч Синтии, но Дерек подхватил его, не дав ему упасть на пол.

— Мы можем им прикрыться, — тихо пояснил он. — Если захочешь.

Она почувствовала, что краснеет, но кивнула. На его губах играла нежная улыбка. Даже в тусклом свете луны он, наверно, увидел, что она смущена. Он притянул ее к себе и поцеловал в макушку.

— Доверься мне, любовь моя. Если ты захочешь, чтобы я остановился, я пойму. Если ты предпочитаешь, чтобы мы соединились по-настоящему в нашу брачную ночь, я отнесусь к этому с уважением.

— Я тебе доверяю. — Она улыбнулась, но ее губы дрожали. — Все же меня немного успокоили твои слова.

— Когда мы поженимся, радость моя, тебе придется спрашивать разрешения у меня. — Он лукаво усмехнулся.

— Когда мы поженимся, — возразила она, — мне этого не потребуется.

Весело рассмеявшись, он чмокнул ее в щеку, и не успела она опомниться, как он поднял ее на руки и опустил на импровизированное ложе. Она испуганно пискнула, а он упал рядом с ней и усмехнулся. Но, взглянув на ее лицо, он вдруг стал серьезным.

— То, что происходит между нами, угодно провидению, Синтия. — Таким серьезным она его еще не видела. — Мы не выбирали друг друга. Этот выбор сделан за нас. — Он снова поднес ее руку к своим губам, поцеловал, а затем зажал между своими ладонями. — Ты меня понимаешь? Ты тоже это чувствуешь, как и я, не правда ли, любовь моя?

— Да, и не имеет значения, как мы сюда попали и почему. Нам было предназначено оказаться в этом месте.

Тебе и мне.

Он стал целовать кончики ее пальцев.

— Я всегда буду любить и защищать тебя, — прошептал он. — Можешь в этом не сомневаться, моя дорогая, что бы ни произошло сегодня ночью.

— А что произойдет, Дерек? — В ее голосе слышалось беспокойство, хотя она старалась не выдавать его. — Я хочу сказать… — Она стала теребить конец его галстука. — У меня нет никакого опыта… Я никогда не была с мужчиной…

Дерек приподнялся на локте.

— Как же я буду рад научить тебя всему, — пробормотал он и снова улыбнулся. — Хотя некоторым вещам лучше учиться на опыте, а не на словах. — Он провел пальцем по ее подбородку, а потом ниже, по шее, так что она задрожала. — Вот видишь? — Палец заскользил еще ниже — по корсажу, приводя ее в трепет. — На словах это не так приятно, как…

— Да. — Она была настолько поглощена движениями его пальца, что с трудом следила за смыслом его слов.

— Я постараюсь не торопить тебя. Я буду сдерживаться ради того, чтобы доставить тебе удовольствие. Но я хочу предупредить тебя, Синтия… Мне будет нелегко это сделать.

Может случиться так, что я увлекусь. Ты должна сказать мне, если тебе покажется, что я зашел слишком далеко или слишком тороплюсь.

Она кивнула, хотя и не совсем поняла то, что он имел в виду.

— А что должна делать я? — застенчиво спросила она.

Его глаза внезапно загорелись. В своей наивности она, видимо, сказала нечто провоцирующее.

— Делай что хочешь.

Его загадочная улыбка обещала то, о чем она ничего не знала, — что-то незнакомое и волнующее. Одна эта улыбка заставила ее трепетать.

Он склонился над ней и стал не спеша прикасаться к ее губам, словно пробуя их на вкус. Глаза Синтии закрылись сами собой, она вздохнула и расслабилась в его объятиях.

Теперь он целовал ее не так, как у дверей в оранжерею. От тех поцелуев она загорелась, словно от удара молнии. А от этих страсть вспыхнула в ней так, как бывает, когда к бумаге подносят горящую спичку. Языки пламени обжигали все ее тело, но она пропустила момент, когда начался этот пожар.

Ведь только что она расслабилась, стала податливой и плыла на волнах нежности, и вдруг… все в ней запылало от желания и нетерпения.

Он, по-видимому, почувствовал происшедшую в ней перемену. Однако понял, что рано менять тактику. Он по-прежнему прикасался к ее губам с осторожной нежностью, хотя видел, что она становится нетерпеливой. Тогда он начал ласкать ее руками, медленно, очень медленно. Он провел пальцами по ее талии, потом выше — по груди и, должно быть, ощутил, как трепетно бьется ее сердце. Да, он знает, что он с ней делает, промелькнуло у Синтии в голове. Но он дает ей время… Для чего?

Однако, несмотря на сумятицу в голове, на его поцелуи, которые пьянили ее, она вдруг поняла, чего он от нее ждет.

Он ждет, чтобы она подала ему знак, чего хочет она. Но она лишь знала, что хочет отчаянно, а чего именно, не могла понять.

— Прикасайся ко мне, — услышала она свой шепот. Она сама не понимала, откуда взялись эти слова. Но, видимо, какой-то потаенный уголок ее натуры знал, несмотря на ее неопытность, чего она хочет. Она даже не была уверена, что произнесла эти слова вслух. Но, судя по тому, что он начал действовать, он ее услышал.

Он оторвался от ее губ и завладел ее грудью, словно не мог одновременно сосредоточиться на двух таких ошеломляюще приятных занятиях. У него вырвался приглушенный стон. Он смотрел на свои руки, наблюдая, как его пальцы гладят, ласкают ее груди, обводят их по контуру… Очевидно, вид этих рук, так бесстыдно прикасающихся к ней, привел его в возбуждение. Синтия это поняла и выгнула спину, словно приглашая его не останавливаться.

Он посмотрел на нее. Его взгляд был затуманен. Вдруг он довольно сильно провел ногтями по корсажу ее платья.

Более легкое прикосновение не проникло бы сквозь планки корсета. А от этого Синтию пронзил такой приступ удовольствия, что она чуть было не вскрикнула от восторга.

— Тебе это нравится, любовь моя? — прошептал он.

— Да, — простонала она. — О да!

Он стал теребить ее соски и одновременно целовать.

Вскоре она уже непроизвольно извивалась под его руками. Это было самое острое, самое приятное ощущение, какое она когда-либо испытывала в своей жизни, — такое сильное и почти невыносимое, но ей хотелось, чтобы оно не прекращалось.

Но Дерек вдруг приподнял и усадил ее. Его рот заскользил по ее шее, и он шепнул ей на ухо:

— Давай освободим тебя от этого корсета, радость моя.

Еще час назад такое предложение привело бы ее в замешательство. Теперь же оно показалось ей столь естественным, что она даже удивилась, как ей самой не пришло это в голову. А еще ее осенила и другая такая же отличная идея.

Она начала торопливо стягивать с него камзол. Он не стал сопротивляться, а разрешил ей не только снять камзол, но и развязать галстук и расстегнуть жилет, пока он расправлялся с пуговицами на спине ее платья. Был момент, когда они оба не удержались от смеха: его локти застряли в рукавах камзола, и он не смог двигаться. Но каким-то образом вся его верхняя одежда вместе с ее платьем были наконец отброшены в сторону.

Оказавшись раздетой, Синтия засмущалась. На ней были лишь корсет, тонкая нижняя сорочка и чулки. Рубашка Дерека, не стесненная жилетом и галстуком, распахнулась, обнажив его грудь до самого пояса. Он встал и одним движением скинул рубашку. У Синтии перехватило дыхание. Его мускулистое тело было прекрасно. Она смотрела на него с благоговением, несмотря на то что ее кровь кипела от желания. Он был похож на статую Аполлона. В лунном свете его тело казалось высеченным из белого мрамора. Но протянутая к ней рука и улыбка, отразившаяся в его глазах, были живыми и теплыми. Она взяла эту руку и позволила ему поднять себя на ноги. Пока он расшнуровывал корсет, он отвлекал ее тем, что целовал в шею. Было удивительно, что она может вот так полностью кому-то довериться и этот кто-то был мужчиной. Это было странно и восхитительно, и хотелось покориться.

Он снял с нее корсет и бросил его на пол. Она осталась в одной сорочке из тончайшего полупрозрачного батиста, облегавшей ее фигуру. Когда Дерек начал медленно стягивать с нее эту сорочку, выражение его лица слегка изменилось: глаза потемнели, мускулы напряглись от желания.

— Ты такая красивая, любовь моя, — пробормотал он глухо. — Такая прекрасная.

Синтия тихо засмеялась от счастья. Она и раньше слышала такие слова, но не от него. Тогда они часто казались ей неискренними и лишенными смысла, грубой попыткой лести. Но сейчас, сказанные любимым голосом Дерека, в этом чудесном месте, они наполнили ее радостью. Именно для этих мгновений, неожиданно поняла она, и создана красота. Впервые в жизни она отнеслась к своей красоте не как к наказанию. Она почувствовала себя красивой. Ее внешность доставляет Дереку удовольствие. А это радует ее сердце.

Застенчивость вдруг исчезла, и она, улыбаясь, сняла через голову прозрачную сорочку и бросила ее на пол вслед за корсетом. Дерек вскрикнул, потрясенный. Она отступила на шаг, так чтобы лунный свет упал на ее тело.

— Так хорошо? — тихо спросила она, глядя ему в глаза. — Я тебе нравлюсь?

Он, кажется, потерял дар речи, но в его глазах она прочла то, что хотела знать. Он смотрел на нее восторженными глазами. Потом медленно покачал головой — но не в ответ на ее вопрос, а как человек, понимающий, что слова бессильны выразить то, что он чувствует.

Синтия тоже пожирала глазами Дерека, упиваясь видом скульптурных мускулов и великолепного торса. Дерек. Ее Дерек. На Синтию вдруг нахлынуло собственническое чувство.

Она подошла к нему и прислонилась ладонями к его груди. Он не пошевельнулся, с трудом сдерживая себя, пока она проводила пальцами по его теплой коже, упиваясь прикосновениями к его мускулистому телу. Ноздри ей щекотал солоноватый запах чистого мужского тела, который смешивался с ароматом цитрусовых деревьев. Ее дыхание становилось все более прерывистым; тепло, которое исходило от него, пьянило и обволакивало, словно пары колдовского зелья.

Наконец ее пальцы нащупали ремень брюк. Она взглянула на Дерека, и ее губы изогнулись в провокационной улыбке.

— Можно?

Но он остановил ее.

— Нет пока. — Его голос звучал неровно и хрипло. — Иначе я не смогу сдержаться.

От этих слов ей вдруг стало жарко.

— А может быть, мне это понравится. — Она подняла голову и поцеловала его в подбородок. Твердые соски уперлись ему в грудь. Незнакомое ощущение заставило ее вздрогнуть, но тут Дерек, видимо, потерял над собой контроль и рывком прижал ее к себе.

В тайных мечтах Синтия не раз представляла себе этот момент, но реальность превзошла все ее фантазии. Она не была готова — да и как она могла быть готовой — к тем ощущениям, которые может вызвать прикосновение к его обнаженному телу. Даже при том, что их полуобнаженные тела разделяли брюки Дерека, эти ощущения были более приятными, чем прикосновение шелковых простыней, чем погружение в горячую ванну холодным ноябрьским вечером. Они были ни с чем не сравнимы.