Рэйчел Гибсон - Неприятности в Валентинов день

- Нет.

Роб потянулся к ней, но она отодвинулась, и его рука схватила пустоту. Кейт сделала еще несколько шагов назад, прежде чем он смог коснуться ее и заставить передумать. Прежде чем он смог заставить ее забыть, что он был просто сердечной болью номер двадцать шесть. Самой последней в длинном списке мужчин, которые не подходили ей. И это говорил не ее внутренний пессимист. Это было правдой.

Как раз когда она уже была у лестницы, Роб сказал:

- Ты не сможешь говорить «нет» вечно, Кейт Гамильтон. Однажды я заставлю тебя сказать «да».

Кейт не отважилась остановиться. Она зашагала вниз по лестнице и дальше через магазин. Положив руку на дверную ручку, она остановилась и взглянула через плечо. Саттер стоял наверху, сжимая перила.

- Когда-нибудь очень скоро, - добавил он.

Сворачивая заячий даббинг и желтую нить в длинную, тонкую полоску, Роб насвистывал "Sex Type Thing"114. Он прикрепил катушку к одному концу, затем обвил даббингом ножку трехдюймового крючка, закрепленного в тисках. Несколько пушистых прядей даббинга упало ему на джинсы, затем слетело на кончик белого носка.

Пока Скотт Вейланд115 пел о том, как быть мужчиной, который может дать женщине что-то, что она никогда не забудет, уголки губ Роба приподнимались в улыбке. Кейт не думала, что секс - хорошая затея, но она явно ошибалась. Сегодня он честно предупредил о том, что собирается заставить ее передумать. И был совершенно серьезен. Он собирался дать ей что-то, что она не забудет.

Обвив нитью и даббингом ушко крючка, он покрутил катушку и ослабил полоску. Когда музыка прекратилась, часы на камине в гостиной прозвенели десять раз. Роб хотел Кейт. Она хотела его. Она не была сумасшедшей. Секс был неизбежен.

Оба раза, когда он целовал ее, она отвечала ему так, как будто никогда не собиралась останавливаться. Она таяла рядом с ним, такая горячая, что его волосы чуть не загорелись. Он трогал ее грудь и толкался своим напряженным членом в нее, и если бы в магазин не пришли эти мальчишки, Кейт оказалась бы голой и прижатой к стене прежде, чем поняла бы, что происходит.

Катушка закачалась, когда Роб стал убирать излишек даббинга с нити. Повернувшись на стуле, он выбрал черное с золотым длинное птичье перо с подноса, где лежали рассортированные перья и мех. Очистил бородки, затем прикрепил стебель к крючку тремя крепкими витками нити.

Роб не хотел знать, что чувствует к Кейт, кроме того, что хотел видеть ее на спине в своей постели. Она была упрямой, острой на язык и любила соперничество, но он не возражал против этих качеств в женщине.

Он прикрепил щипцами пару перьев к кончику пера и загнул их по направлению к изгибу крючка. Руки Роба размеренно двигали щипчики вперед и назад, загибая перья над и под крючком.

Кейт была самостоятельной и верила, что может чертовски хорошо сама о себе позаботиться. Некоторым мужчинам это в ней не нравилось, но Роб и против этих качеств не возражал. На самом деле ему были не по душе прилипчивые, нуждающиеся в постоянной опеке женщины.

На изгиб крючка он проволокой привязал птичье перо, затем загнул его вверх по стержню по направлению к ушку. Кейт была умной, красивой и сексуальной. Важнее всего то, что она не была сумасшедшей.

Беспроводной телефон, лежавший рядом с его локтем, зазвонил. Роб взглянул на номер звонившего, выключил звук стереосистемы и, нажав кнопку приема, сказал:

- Привет, Лу, что случилось?

- Ну, я тут подумала… - начала его бывшая.

- О…?

- О нашей беседе той ночью, и я не хочу, чтобы ты думал, что я разозлилась из-за Пасхи. - Роб разжал щипцы и положил их на верстак. - Амелия еще маленькая, и она ничего не запомнит. И кроме того, это все равно не твой уикенд.

Неожиданно разумные слова Луизы обеспокоили Саттера:

- Ты с кем-то встречаешься?

Последний раз, когда она была такой милой, случился, когда его бывшая влюбилась в командира «Боинга». Луиза хотела, чтобы, пока она слетает в Канкун со своим новым мужчиной, Роб побыл с Амелией. Что Саттер и был счастлив сделать. Отношения с тем парнем быстро закончились неудачей, и Лу начала намекать на примирение.

- Нет, - ответила она. - Я больше не хожу на свидания.

Роб встал и повертел головой из стороны в сторону, разминая шею:

- Почему нет?

- Потому что я думаю, мы с тобой должны дать нашим отношениям еще один шанс. Мы стали старше и мудрее. Нам нужно думать о будущем Амелии.

Вот оно. Совершенно открыто, и Роб больше не мог это игнорировать:

- Почему ты теперь начинаешь этот разговор по телефону? Я собираюсь приехать через несколько дней.

- Не хотела огорошить тебя, как только ты переступишь порог. Я хотела, чтобы ты подумал об этом, прежде чем приедешь. - Она сделала глубокий вдох и выдохнула: - На этот раз, Роб, у нас все получится.

Он вышел из комнаты и выключил свет.

- Мы говорили об этом. Когда я переехал в Госпел. Ты не была бы здесь счастлива, а я несчастлив в Сиэтле.

- Мы могли бы как-нибудь справиться с этим.

Роб вошел в спальню и прошел мимо развлекательного центра к большому окну.

- Ты бы все здесь возненавидела. Никакого «Нордстрома» или джазовых клубов, или ужинов в «Фор Сизонс». - Он посмотрел на темный берег озера Фиш Хук и добавил: - А ближайший кинотеатр в часе езды.

Молчание протянулось через сотни километров, и Роб был уверен, что нет ничего, что Луиза может сказать, чтобы заставить его подумать о примирении. У них было слишком много обломов в прошлом.

- Амелия скучает по тебе.

Кроме этого. Закрыв глаза, он прислонился лбом к стеклу:

- Чем она занимается?

- Она спит.

Роб не был там, чтобы уложить дочку в постель. Он любил, когда малышка засыпала у него на руках, относить ее в колыбель, которую недавно превратил в кроватку. Чувство вины сжирало его изнутри, но он напомнил себе, что не мог бы укладывать в постельку Амелию каждую ночь, даже если бы все время жил в своем лофте в Сиэтле.

- Уверена, мы можем справиться с этим и стать семьей. Ты подумаешь об этом?

Семьей. Они на самом деле никогда не были семьей. Роб любил свою дочь, и когда-то он любил Луизу. Мысль о счастливой семейной жизни очень привлекала его, потому что он часто чувствовал себя одиноким, но ключевое слово здесь было «счастливой». Могли ли они с Луизой быть счастливы вместе? Он не знал.

- Я подумаю об этом, - сказал Роб.

Нажав кнопку отбоя, он бросил телефон на стоявшее поблизости кресло. Потер лицо ладонями и посмотрел на озеро. В последние несколько часов поднялся ветер, и по поверхности воды бежали черные волны.

Он подумал о своей бывшей жене, представляя ее потрясающее лицо и убийственное тело. Когда-то она казалась почти идеальной женщиной.

Превосходным симбиозом естественной красоты и дорогостоящего ухода. И Луиза хотела попытаться снова жить вместе с ним. Проблема была в том, что когда Роб был рядом с ее убийственным телом и потрясающим лицом, у него не возникало непреодолимой потребности схватить Лу и уткнуться носом ей в шею. Не было этого скручивавшего и раздиравшего на части желания, которое заставляло его хотеть провести руками по ее телу.

Кейт заставляла его чувствовать все это. Он хотел ее так, как мужчина должен хотеть женщину. Она заставляла его испытывать острую, животную потребность схватить ее, бросить на пол и заняться этим. Вот что должен чувствовать мужчина к своей бывшей жене, когда он обдумывает возвращение к ней. Но было ли желание или недостаток желания причиной наотрез отказаться от этой идеи? Было ли между ними что-то хорошее, кроме секса? Когда они с Луизой были женаты, секс был хорош, но все остальное оказалось полным отстоем. Так что же хорошего, кроме секса, было между ними, что позволило бы им опять стать семьей?

Мысли обо всем происходящем безостановочно вертелись в голове у Роба, пока в висках не начало стучать, а головная боль не стала такой сильной, что он уже вообще едва мог соображать.

По- настоящему ясным стало только одно. Пока он не разберется со всем этим, он должен отказаться от Кейт Гамильтон.

Он выучил урок о том, что значит говорить о примирении с одной женщиной, пока спишь с другой. Он это уже проходил, и ему не нужны были опять такие проблемы.

До Пасхи оставалось пять дней, так что на следующее утро вместо хлеба Кейт приготовила кое-что другое. Она испекла кексы и покрыла их толстым слоем белой глазури. Покрасила зеленым мякоть кокоса, уложила ее в виде травы и пристроила сверху маленькие сладкие яйца колибри.

Когда Кейт втыкала шпажки в кексы, чтобы те выглядели как маленькие рукоятки, ее мысли вновь обратились к Робу, вокруг которого почти неотступно вертелись со вчерашнего вечера.

«Ты не можешь говорить «нет» вечно, Кейт Гамильтон. Однажды я заставлю тебя сказать «да», - предупредил он. - Когда-нибудь очень скоро».

Эта угроза беспокоила ее. Нет, она даже не думала о физическом насилии. Кейт ни на секунду даже в голову не пришло, что Роб мог бы принудить ее к чему-нибудь. Нет, она беспокоилась из-за своего влечения к нему, беспокоилась, что если он прошепчет, что ее кожа, как десерт, а сама Кейт царит в его фантазиях, то она снова потеряет силу воли и весь разум.

Кейт знала, что Роб представляет из себя. Она уже встречалась с такого рода мужчинами. И не хотела еще одних безнадежных отношений. Но какая-то часть ее имела привычку забывать об этом, когда Кейт оставалась наедине с Саттером. В следующий раз, когда он попросит доставить ему продукты, делать это придется ее деду.

Она положила последнее маленькое яйцо на последний кекс и отступила назад, чтобы полюбоваться на свою работу.

- Марта Стюарт, где бы ты ни была, можешь кусать локти от зависти.

К полудню Кейт продала все пять дюжин и получила заказы еще на столько же.

В два часа, пока Стэнли сидел в офисе и работал над поэмой, Регина Клэдис пришла за мясом для окорока, красной картошкой и упаковкой молодой моркови.

- Тиффер приехал домой погостить, а он обожает мое жаркое.

- Надолго он останется? - спросила Кейт, пробивая мясо и кладя его в пакет.

- До понедельника после Пасхи, - ответила Регина, копаясь в своей большой сумке.

- Возможно, вам и Тифферу понравилось бы желе «Халапеньо».

Регина подняла глаза и нацепила тяжелые очки на переносицу короткого носа.

- Халапеньо что?

- Желе «Халапеньо». Оно очень хорошо сочетается с творожным кремом, и его можно намазать на крекеры. Или вы можете намазать им рогалик.

- Нет, спасибо. Я не ем рогалики, и это желе звучит ужасно.

- Не понимаю, почему никто в этом городе не попробует его, - Кейт вздохнула и пробила морковь.

- Нам нравится наше желе из фруктов, - пояснила Регина. - Когда я только переехала, мне тоже было трудно приспособиться. Ко мне относились, как к чужаку, так же, как к тебе сейчас.

А Кейт и не знала, что к ней относятся, как к чужаку.

- Правда?

- Да. Мы с Миртл Лейк претендовали на одну и ту же вакансию в библиотеке, и когда не Миртл, а я это место вместо нее, здесь был большой шум, потому что я была нездешней. Люди разозлились и перестали ходить в библиотеку.

- Откуда вы?

- Я родилась и выросла в Чаллисе.

Чаллис звучало знакомо.

- Где это?

- Примерно сорок миль к северу.

Кейт высказала то, что, как она полагала, было очевидно:

- Но это же рядом.

Регина покачала головой и сказала с совершенно непроницаемым лицом:

- Нет, это в соседнем округе.

Кейт собиралась спросить, почему считалось, что люди из города в сорока милях к северу не входят в число местных, но прикусила язык. Лучше не задавать много вопросов. Особенно, когда ты получаешь на них ответы. А ответы обычно вызывали у Кейт нервное подергивание левого глаза и нахмуренный лоб. Нахмуренный лоб мог стать причиной морщин, тик - опухоли, а Кейт такие неприятности были совсем ни к чему.

- Однако люди, в конечном счете, стали относиться ко мне теплее. Также будет и с тобой. Черт возьми, да шериф Тэйбер женился на девушке из Калифорнии. Если город смог пережить эту актрисочку, они примут то, что внучка Стэнли из Лас-Вегаса. Потому что иногда мы все отправляемся в Город греха, чтобы поиграть в азартные игры и посмотреть шоу. Так что эту пилюлю легче проглотить.

- А что не так с Калифорнией? - спросила Кейт, прежде чем подумала о том, что делает.

- Да там полно хиппи, наркоманов и вегетарианцев, - Регина произнесла все слова с одинаковым презрением. - Конечно сейчас, когда Арнольд стал губернатором, он заставит штат измениться быстрее, чем ты скажешь «я вернусь». Кстати, у него есть дом в Сан-Вэлли, ты знаешь?