Произнося свои неопределенно-обнадеживающие тирады, Кирилл и сам верил, что сможет многое сделать для нее. Ему хотелось верить в это. Теперь он знал точно, что девушке, несмотря на всю ее браваду, живется нелегко. Что ж, дайте только срок, она поймет, что значит иметь настоящего друга.

— Смотрите, смотрите, Кирилл! — воскликнула Лера, показывая за реку. — Луна за дом валится.

Над строениями на противоположном берегу скользило желтое пятнышко прожектора: там, на стройке жилого дома, работала ночная смена. Стрелы башенного крана, на котором был укреплен прожектор, не было видно, это создавало иллюзию второй луны на небе. Вынув блокнот, Кирилл записал что-то.

— Что вы пишете? — Девушка посмотрела через его плечо.

— Так, заготовка. Луна на земле, затмившая небесную, — в этом что-то есть... Ах, Лера, иногда так много хочется сказать, а нужных слов нет! Взять хоть этот башенный кран. Что такое кран? Механизм для подъема тяжестей. А когда он луну крюком подцепил — это уже поэзия... Я неясно выражаюсь?

— Мне кажется, я вас понимаю. — Она задумалась. — Хотите, я еще десяток сравнений придумаю? Даже лучших, чем это.

Лера тут же сравнила темную реку с крышкой концертного рояля, а волны от катера — с пассажами невидимого пианиста. Он похвалил ее, но блокнота больше не вынул.

— Вам, Кирилл, никогда не хотелось улететь далеко-далеко? На Марс, например. Я часто старалась представить себе, какие они, марсиане. По-моему, очень спокойные, худощавые, с длинными лицами, с тонкими, бледными до синевы губами.

— Головы, как скафандр! — вставил Кирилл, вспомнив рисунок из какого-то научно-фантастического романа.

— Нет, нет! Голова тоже удлиненная... А по цвету — серо-голубые.

— С кем мне надо познакомить вас в первую очередь — это с Гришей, — вслух подумал он. — Это мой друг, художник.

Не слушая его, девушка продолжала:

— ...Знакомясь, они тихо дуют друг на друга, а чтобы узнать мысли другого, делают вот так. — Лера пожала его руку у запястья, как врач, выслушивающий пульс.

Обняв девушку, Кирилл притянул ее к себе.

— Ого! — Она точно очнулась. — И вам часто удается так, сразу?..

— Почему часто? — Смутившись, он убрал руки.

— Уже вижу: не часто. Опыта нет.

Девушка явно смеялась над ним. Он был готов ругать себя: все-таки перешел от слов к действиям.

— А кому вы посвящаете свои стихи?

Кирилл только пожал плечами: пусть думает, что хочет. Если бы она знала, как смутное беспокойство выгоняет его вечерами на улицу, как, измерив шагами полстолицы, он, усталый, возвращается домой и пишет, пишет, пишет до рассвета... Кому он посвящает свои стихи? Никому!.. Многим...

— Многим — то же, что никому, — пробурчал он.

— И хуже вам казаться не к чему, Кирилл. Вы очень милый, честный и чистый мальчик.

Навстречу шла шеренга студентов, взявшихся под руки. Они пели: «Москва моя, ты самая, ты самая...»

— Вы такой, как они! — сказала Лера. — И я вам завидую. А у меня был трудный и скучный год. Меня уже ничто не веселит.

В этот момент она действительно показалась ему намного старше и печальнее. Черт его дернул вести себя с ней грубо! Еще неизвестно, что о нем подумала Лера.

— Давайте побежим! — предложила вдруг девушка.

Она схватила его за руку и потянула вперед. Через секунду Кирилл уже мчался по набережной, как призовой скакун, высоко поднимая ноги. Лера едва поспевала за ним.

— Стойте, умираю! — взмолилась она, останавливаясь. — Уф, не отдышаться!.. Зато хоть согрелась. Очень свежо у реки.

— Вы озябли, Лерочка? — с опозданием сообразил он.

Кирилл поспешно снял пиджак и накинул ей на плечи, как до него, наверное, проделали то же самое нынешней ночью тысячи более догадливых юношей.

— А домой не пора? Я не тороплю вас, Лера, но сейчас... — он поднес к глазам часы, — половина третьего.

— Ого! Домой я давно опоздала, а к Юльке — это подруга моя, я у нее иногда ночую — неудобно приходить так поздно. Вам надоело ходить со мной?

— Что вы, что вы! — почти испугался он. — Будем гулять до рассвета, до трамваев...

Но тут у него возник иной план.

Переулками он вывел Леру в район Арбата. Над воротами светились номерные знаки. Он показал девушке старинный особняк с шестью облезлыми колоннами. Здесь некогда танцевал Пушкин со своей невестой, а сейчас жили потомки известного декабриста; одного из них Кирилл знал по литературному кружку при районной библиотеке. А в этом сером доме на третьем этаже жил знаменитый летчик-испытатель, мальчишки всего переулка сбегались смотреть, когда он по утрам садился за руль своей полугоночной машины.

— Вот так я знаю всех в нашей Слободке! — сказала Лера.

Ему ли не знать родных арбатских переулков, где прошло его пионерское детство, где он играл со сверстниками в Чапаева и в молодогвардейцев, а по вечерам, сидя на заборе, спорил до хрипоты: кем лучше быть — футболистом или архитектором? Позже, подрастая, он встречался с однокашниками на улице, в залах Ленинской библиотеки, в бассейне для плавания, и знал о каждом все, и ревниво следил за тем, кто из них больше успел.

По переулку промчался пустой грузовик, цепь билась о его борт. На востоке небо над домами порозовело.

- Я вам, Кирилл, так и не дала сегодня поспать.

— «Летом спать не полагается, сон — тягчайший из грехов», — начал было он, но девушка перебила:

— Я все-таки поеду к Юльке. Может, парадное не запирали.

Он повернул девушку к себе лицом: тени лежали под ее глазами, у губ прорезались две нитяные морщинки.

— Лерочка, нечаянно или нарочно, но так получилось, что мы вышли к моему дому. Идемте ко мне! Вы ж не боитесь меня?

Лера покачала головой. Нет, она его не боится, с какой стати ей кого-либо бояться, но идти под утро в чужой дом?.. Что подумает о ней мать Кирилла?.. Если они не поедут к Юльке, то можно посидеть где-нибудь в сквере на лавочке.

— Ведь э-это, — она зевнула, — так интере-ес-но. — Она зевнула еще раз и похлопала себя ладошкой по губам. — Да что это я раззевалась сегодня? — И зевнула еще раз.

— Может быть, вам и не хочется спать, а мне перед работой непременно надо часок-другой соснуть. — Кирилл шлепнул себя ладонью по лбу, словно вспомнив что-то. — Есть еще вариант! Мне оставил ключ от своей квартиры один приятель! Вот! — Он покрутил на пальце английский ключ.

— А где он живет?

Ее вопрос, по сути дела, означал согласие.

— Совсем рядом, за углом.

Кирилл пошел вперед, показывая дорогу. Вот девушка оступилась, запрыгала на одной ноге, пробуя рукой, цел ли каблук.

— Слава богу, цел. Возьмите меня под руку, пожалуйста!

Только сейчас он сообразил, как Лера устала, прошагав сегодня столько километров по камням в своих модных босоножках. Не слушая ее протестов, он подхватил девушку на руки и понес по переулку, чувствуя руками тепло ее тела.

— Сумасшедший! — сказала Лера, когда он опустил ее перед семиэтажным кирпичным домом. — А если б кто увидел?

Кирилл хотел ответить ей, что увидевший лишь позавидовал бы ему, но не мог вымолвить ни слова: он задыхался. Лишь поднимаясь по лестнице на пятый этаж, он немножко отдышался.

Отперев дверь квартиры, Кирилл провел гостью по коридору — они оба тихо ступали на цыпочках.

— Не заденьте велосипед! — предупредил он шепотом.

В темноте он уверенно открыл еще одну дверь. В комнате, куда они вошли, было так светло, что можно было не зажигать света.

— Чистое белье в нижнем ящике шкафа. Во сколько вас будить?

— В половине восьмого... А разве вы?..

— Я пошел домой, — сказал он твердо. — Верните мой пиджак, и спокойной ночи! Вернее, доброго утра!..

За дверью он постоял минуту. Все было тихо. Он вырвал листок из записной книжки и, написав несколько слов, воткнул в замочную скважину.

На улице Кирилл постоял еще немного, раздумывая обо всем. Похоже, он свалял дурака, оставив ее одну. Но если бы он остался, это походило бы на западню... Нет, это не по нем!

А деваться все же некуда. Ближе всех жил Лешка, но кто знает, как он отнесся к похищению Леры с вечеринки?.. Был еще Гриша, но до него не близко... Нет, идти некуда и незачем!

Ноги сами вынесли Кирилла на Арбатскую площадь. Женщина в комбинезоне накладывала трафарет с вырезанным в нем отверстием на мостовую, другая проводила кистью, и, оставив на асфальте белый ромб, они передвигались дальше. Электромонтеры, стоя на подъемной площадке грузовика, чинили троллейбусные провода.

Пожалуй, лучше всего посидеть на лавочке в сквере.

С Москвы-реки донесся низкий, надтреснутый гудок парохода. Удивительно, как далеко разносятся звуки на рассвете! И спать совсем не хочется!..

Но не успел Кирилл додумать эту мысль до конца, как задремал и вдруг клюнул, едва не упав со скамейки.

— К черту! — сказал он вслух. — Надо прилечь.

Хорошо бы растянуться на скамейке, но может пройти милицейский патруль, объясняй тогда, что ты не пьян. Кирилл оглянулся. За скамейкой рос невысокий, но очень густой кустарник, выстриженный аккуратным прямоугольником. Если прикорнуть за кустами, с дорожки его не увидят.

Земля была теплой, в носу запершило от пыли. Казалось, он только закрыл глаза, как чей-то мокрый язык лизнул его в нос. Кирилл присел: черный бродячий пес стоял над ним. Отогнав собаку, он накрылся пиджаком с головой и заснул, как провалился.

2

А Лера долго еще не ложилась. Сняв туфли, она бесшумно ходила по комнате, разглядывая фотографии на стенах. Вот Кирилл на стартовой стойке в бассейне: руки отведены до отказа назад, ладони вывернуты вверх, взгляд устремлен вперед — классическая поза пловца на старте. А вот он еще подросток — пухлогубый, смешной. Правой рукой обнимает за плечи моложавую круглолицую женщину, а левой незаметно дергает за косичку девочку лет десяти, стоящую впереди. Наверное, его сестренка и мать. Славная семья! И сам он славный. Только чудак какой-то. Ну, куда он удрал из собственного дома?

Кирилл чем-то напоминал ей парней-одноклассников. Игорь Потехин, лучший гимнаст их школы и трубач ученического оркестра, тайком от своей матери учился готовить обеды: он решил жениться на Лере сразу после окончания учебы, забыв, правда, о «мелочи» — не спросил ее мнения на этот счет. Когда в вечерней тишине за садами слышались звуки грубы, то все слободские мальчишки знали: Игорь исполняет соло в ее честь. Второй Лерин друг, Петя Величко, начитанный, серьезный и скромный, еще в седьмом классе наколол большую синюю букву «Л» на руке. Сейчас Игорь в летном училище на Дальнем Востоке, мечтает прилететь за ней, когда получит офицерское звание. А Петя поступил в Горный институт в Сталино, все еще пишет ей, хотя, кажется, потерял надежду увлечь ее горным делом. Нет, она никуда не уедет из Москвы. И, уж конечно, не вернется в тихую Слободку под Харьковом.

Прошлой осенью, не выдержав экзамены на филологический факультет МГУ, Лера решила твердо: днем работать, вечерами готовиться в педагогический институт — туда, говорят, поступить легче.

Родная тетя, у которой девушка временно поселилась, не торопила племянницу с устройством на работу. Бездетная, жившая в собственном домике под Москвой с мужем старше ее почти на двадцать лет, она радовалась возможности быть хоть чем-нибудь полезной Лере. Она баловала племянницу чем только могла. «Успеешь еще наработаться, — любила приговаривать тетя. — Когда же и погулять, как не в молодости!»

Дядя, всю жизнь проработавший механиком на фабрике и лишь недавно вышедший на пенсию, смотрел на все иначе. Он считал, что нынешняя молодежь, испорченная всеобщим образованием, избаловалась. Разве это дело, что детей рабочих на сорок первом году советской власти надо заново приучать к труду? Нет, только труд, причем труд физический, лежит в основе всех основ. А может быть, ему не давало покоя еще и то обстоятельство, что комнатку на втором этаже, где поселилась Лера, до приезда племянницы супруги сдавали на лето временным жильцам.

В учреждениях, куда Лера заходила по объявлениям, требовались квалифицированные машинистки, секретарши со стажем. Идти на завод простой работницей ей не хотелось. Без всякой надежды на успех она зашла однажды сентябрьским днем в какой-то главк на шумной столичной улице. В отделе кадров девушке неожиданно предложили временную работу: только что ушла в декретный отпуск сотрудница технического архива. То, что работа была временной, вполне устраивало Леру: значит, она сможет уволиться, если ей здесь не понравится. Предложенный оклад показался высоким, она ведь никогда еще не зарабатывала самостоятельно.

Лифт с непрерывно ползущими по шахте кабинами доставил Леру на третий этаж, где помещались технический архив и библиотека главка. Большая комната, в которой остекленными перегородками был выгорожен кабинет заведующего, казалась полутемной: ряды полок, заставленных до самого потолка папками с чертежами, справочниками, технической литературой, почти не давали доступа дневному свету. У окна за ящиками картотеки сидела блондинка неопределенных лет, старший архивариус Мария Михайловна. Она скептически отнеслась к появлению юной и привлекательной сотрудницы. «Ну, милочка, долго ты у нас не задержишься!» — говорил ее понимающий взгляд. Тем не менее она старательно вводила новенькую в курс дела, внушая ей с первого дня безмерное уважение к своему начальнику и богу Егору Никитичу Егорычеву.