— В следующую пятницу? — спокойно спросил Клем.

— Да!

На следующий вечер мы с Джо Бобом устроились на заднем сиденье «доджа» Доула, и он вытащил какой-то список.

— Здесь те, кто трахаются, — гордо сообщил он и стал читать: — Ида Толливер и Стэн Стрилер…

— Нет. Ида не позволит.

— Да. Стэн клянется, что они трахаются почти каждый день.

— Держу пари, — сказала я, изо всех сил стараясь не показать боли — так он тискал мою грудь. — Стэн утверждает, что мы с тобой тоже трахаемся и что ты сам ему это говорил.

— Я никогда никому этого не говорил!

— Держу пари!

Длинный список насторожил меня: может, действительно разрешить Джо Бобу… Кроме того, он сегодня явно не такой, как всегда: лицо красное, сосредоточенное, а рука сразу начала теребить то, что он называл моим клитором. Наконец он потребовал:

— Почему ты не рассказывала мне о клиторе?

— Чего?

— Ты только притворялась возбужденной, а клитор не отвердевал.

— Что ты несешь? — разозлилась я. Его рука снова полезла вниз и нащупала мой клитор. Мысль о Бостоне улетела в туманную даль, а перспектива стать женой торговца обувью показалась совсем не отталкивающей. Все тело охватила волна страсти…

— Джинни! Настало время доказать, что ты меня любишь.

— Где? Во-первых, какое нам дело, кто с кем трахается, и вообще выбрось свой список, а во-вторых, если я даже и решусь тебе отдаться, то где это произойдет?

— Здесь, на этом сиденье, — продолжая свой сладкий массаж, сказал он.

— Нет! Только не здесь, не с Доулом и Дорин!

— Может, попросить их уйти? — пробормотал он, жуя свою «Джуси фрут». — Точно! Я их попрошу!

— А резинка? Ты захватил ее?

— Конечно!

Машина остановилась. Доул пошел за билетами, и вдруг дверца распахнулась: он с помертвевшим лицом стоял перед нами, а рядом — разгневанный управляющий кинотеатром. Джо Боб мгновенно одернул руку.

— Чертовы сопляки! Пробираются сюда и трахаются самым наглым образом! Если я еще раз поймаю вас — сдам патрульным! Мне плевать, что вы насобачились играть в футбол! Вон из моего кинотеатра!

Только мы с Джо Бобом вылезли из машины, как фары соседнего «де сото» ярко вспыхнули, и нас, словно нарушителей границы, поймали в свете прожекторов. Из машины вышел тренер.

— Что вы, черт побери, вытворяете? — Его мощное тело тряслось от ярости. Он схватил Джо Боба и Доула за шиворот и потащил к себе. Нецензурные слова управляющего хлестали стоящих под его испепеляющим взглядом растерянных ребят. Дорин заплакала:

— Я никогда раньше этим не занималась, простите меня. Что скажет папа?

— Сукины сыны! — грохотал тренер. — Оторву ваши чертовы яйца! — Наверное, ему было мало, чтобы спортсмены соблюдали режим, он хотел, чтобы они были еще и морально устойчивы.

Мертвенно-бледные Доул и Джо Боб вырвались наконец из железной хватки тренера и забрались в «додж».

— Нас отстранили на две игры, — сквозь слезы проговорил Джо Боб, когда мы возвращались домой. Я погладила его руку, но он не ответил на ласку.


— Ну, поздравляю, Джинни, — сказал за завтраком майор. — Ты своего добилась: испортила Джо Бобу карьеру.

Я с ужасом уставилась на него: «Неужели из-за меня Джо Бобу придется всю жизнь только продавать обувь?»

— Откуда ты взял?

— А ты думала, что в этом городе может произойти хоть что-то, чего я не узнаю? — засмеялся он и с остервенением вонзил нож в ветчину. — Думала, я не знаю, что ты была с Клойдом в «Ведре крови»?

Я замерла. Значит, даже среди клиентов Флойда есть соглядатаи майора? Тайная полиция Халлспорта может поспорить с самим ФБР!

— Я предупреждал тебя, Джинни, — отец устало вздохнул и пригладил седеющие волосы. — Запретил встречаться с Джо Бобом. Но безрезультатно. Забудь университет. Забудь Бостон. Живи всю жизнь в Халлспорте. Прислуживай тупому мужлану! Мне все равно.

— Но я ведь встречаюсь вовсе не с Джо Бобом!

— Ах да! Клем Клойд! Какой изысканный вкус, дорогая! Джо Боб Спаркс и Клем Клойд! — Он резко встал и гордо вышел из столовой.

— А ты можешь предложить чего-то получше? — крикнула я вслед.

— Что-то, — поправила мама, перебирая листочки со своими эпитафиями. — Дорогая, я слышала, что лунный свет сводит людей с ума. Кстати, в «Ведре крови» посетители вооружены?

— Я не видела ничего похожего! — успокоила я и поспешила покончить с завтраком.

Что ж, майор сам толкает меня в сильные руки Джо Боба! Мы убежим! Господи, конечно, пора бежать. Поедем в Виргинию и поженимся. А потом вернемся в Халлспорт и заживем счастливо. Если майор лишит меня наследства — не беда, Джо Боб отлично прокормит нас на жалованье продавца обуви.


— Знаешь, Джо Боб, — сказала я ему в фотолаборатории, где мы терлись друг о друга бедрами, изнывая от удовольствия, — больше так продолжаться не может.

— Я тоже об этом думал. По-моему, нам придется расстаться.

— Я хотела предложить совсем другое…

— Чего?

— Давай насолим им всем! Отцу, тренеру — всем! У нас любовь, Джо Боб. Они просто завидуют, потому что стары и никого не любят. Но я хочу тебя, Джо Боб, хочу с тобой по-настоящему трахаться. Давай удерем в Виргинию и поженимся. — Его пенис больно вонзился мне в бедро.

— Господи! — выдохнул он. — А как же… моя стипендия?

В этот момент включился таймер.

— Подумай хорошенько. В понедельник встретимся и все обсудим. — Я выскользнула за дверь и побежала в класс.

В пятницу, после прекрасного вечера в «Ведре крови» с двумя стаканами контрабандного виски, Клем остановился у моего дома и заявил:

— Я кое-что решил.

— Что? — с пьяным интересом спросила я. Неужели он решил поцеловать меня?

— Можешь побывать в моем домике, если пустишь вначале меня в бомбоубежище. — Я удивилась, но промолчала. — После той вечеринки, помнишь? — ты меня ни разу туда не приглашала.

Наверное, ему хочется увидеть тот туалет, где он в первый и последний раз поцеловал меня, решила я. Вот уж не думала, что он так сентиментален!

— Конечно! Нет, проблем! — Я повесила шлем на руль рядом с его очками, и мы тихонько вошли в дом. На ступеньках я постояла, прислушиваясь, не прячется ли где-нибудь поблизости майор, но сверху донесся мощный храп, я открыла дверь подвала и махнула Клему рукой.

Бомбоубежище совсем не походило на те, что обычно строят, — убогие и пустые. В нашем стояли удобные кресла и столы, на полках лежали целые горы консервов и всяких продуктов, а у стены — ящики с патронами и пластиковые контейнеры с водой.

— Эта штука запирается? — спросил Клем, указывая на толстую — не меньше фута — металлическую дверь.

— Конечно. — Я демонстративно задвинула засов.

— Отлично! — Он снял перчатки, расстегнул свою отвратительную красную ветровку и стал медленно раздеваться. Я поразилась, какая у него костлявая — может, по сравнению с мощными бицепсами Джо Боба? — обтянутая черной футболкой грудь. На предплечье были вытатуированы череп и скрещенные кости. Наверное, он сам колол себя ножом и заливал царапины чернилами во время какого-нибудь скучного урока истории. Клем швырнул ветровку в кресло, подошел к куче винтовок, взял одну — с оптическим прицелом, — сделал полукруг, словно целился в бегущего таракана, и осторожно поставил на место.

Потом расстегнул кожаный ремень с огромной медной пряжкой, вытащил его, сложил вчетверо и посмотрел на меня. «Сейчас ударит!» Я вздрогнула, но он улыбнулся, швырнул его в кресло, шагнул ко мне, взялся обеими руками за грудь и умело обшарил мне рот и поцеловал.

— На этот раз приятней, чем тогда? — спросил он. Я неуверенно улыбнулась.

Клем развязал мой пояс, методично расстегнул блузку и держал, пока я не выскользнула из нее.

— Ну и ну! — насмешливо хмыкнул он, расстегивая мой бюстгальтер, и внимательно посмотрел на соски, вокруг которых восемь лет назад проводил мармеладной краской концентрические окружности. — С меня пять баксов. — Я непонимающе промолчала. — Тебе уже семнадцать, и ты стоишь передо мной голая. — Я вспомнила наше детское пари и покраснела. — Но я, — он подтолкнул меня к похожему на алтарь деревянному настилу, — сделаю кое-что другое, получше пяти баксов. — Ловким движением он сдернул с меня трусы и опрокинул на спину. Потолок почему-то вращался. Я несколько раз моргнула, стараясь сосредоточиться, и увидела, как Клем отошел к креслу, вытащил что-то из кармана ветровки и выключил свет. Я услышала, как он расстегнул «молнию», потом что-то зашуршало, и прямо надо мной возникло что-то похожее на кусок колбасы, только другого цвета. Пока я с вниманием святой Терезы разглядывала эту фосфоресцирующую стигмату, она снижалась, снижалась и наконец замерла у меня между ног. Я почувствовала странную боль и вскрикнула…

— О Боже! Почему ты не сказала, что вы с этим педиком Спарки только тыкались?

Я промолчала, довольная, что это наконец произошло и со мной. Да да, со мной произошло то, ради чего люди во все времена жертвовали жизнями; то, из-за чего возникали войны и рушились королевства, и, может быть, Джо Боб тоже разорвет нас обоих на части, если узнает. Но пока не узнал — мы будем наслаждаться этим по самую, так сказать, рукоятку.

Клем не обманул моих надежд. Довольно долго он вонзал в меня свою колбасу — как будто убийца вонзает нож в безответную жертву. Наконец он резко выпрямился, колбаса поболталась в воздухе и исчезла. Раздался щелчок, и все стихло.

Я лежала в непроглядной тьме и рассуждала: неужели именно к этому мы стремились с Джо Бобом почти два года? Нельзя сказать, что мне было противно; но и особого удовольствия я не испытывала. Меня лишили девственности с той же легкостью, с какой отрывают в мотеле кусок туалетной бумаги. Я не была уверена, что Клем сделал все, как надо, и с тревогой спросила:

— По-твоему, это все? Ты кончил?

— Не задавай лишних вопросов, — прошипел он, включил свет и стал одеваться. Совершенно сбитая с толку, я молча смотрела на него сквозь пьяный туман.

— В пятницу вечером, — бросил он, с трудом открыл железную дверь и исчез, оставив меня лежать в маленькой лужице крови. Бедная мама! Она упустила такой шанс пополнить «кадры семейной хроники!»

В понедельник я не пошла в фотолабораторию и так и не узнала, что выбрал Джо Боб: женитьбу на мне или карьеру тренера. Я сделала свой выбор. Или думала, что сделала. Мы стали избегать друг друга. Я бросила молодежную команду и перестала читать по утрам молитвы. Спрятала свой флаг и форму чиэрлидера и не посещала больше бейсбольных матчей и соревнований по легкой атлетике. Наши с Джо Бобом глаза не искали друг друга в Халлспорте, на переменах или в автомобилях, курсирующих вечерами по Халл-стрит. И через оскорбительно короткое время в джемпере Джо Боба стала щеголять Дорин, покручивая на пальце левой руки его именное кольцо. Я не сомневалась, что они трахаются. Обидно! Я даже плакала, когда впервые поняла это. Сначала у меня сводило желудок, когда я видела их вместе, но вскоре это прошло. Я не хотела Джо Боба, но возмущалась, что он предпочел мне какую-то Дорин. Конечно, его стоило за это убить, но… в конце концов, я первая сделала выбор. Оставалось одно: скомпенсировать утрату Джо Боба любовью Клема.

Вторая попытка произошла на сыром каменном полу в летнем домике. Однажды вечером мы пробрались по едва уловимой, знакомой с детства тропинке в домик. Клем вытащил связку ключей, отпер сложную систему замков, засовов и цепочек и подтолкнул меня.

Внутри было темно. Он чиркнул спичкой, зажег керосиновую лампу и запер дверь изнутри. В сущности, в домике мало что изменилось, разве что он показался мне меньше. Впрочем, ведь я сама теперь выросла. По каменному желобу по-прежнему струилась вода, но стены… В мерцающем свете лампы на стенах висели зловещие плакаты, изображающие самые непостижимые позы женщин и мужчин. Я вытаращила глаза.

— Что, жень-щина, потрясена? — несмешливо спросил Клем. Через обтягивающие джинсы отчетливо торчал его пенис. После того случая в бомбоубежище он стал пренебрежительно называть меня «жень-щиной».

— Да, — пробормотала я. — Раньше здесь такого не было. — Экзотический вкус Клема поразил меня. Мужчины на плакатах засовывали свои члены во все мыслимые и немыслимые отверстия в телах женщин, детей, животных и других мужчин. Мне стало страшно: уж не попробует ли все это Клем на мне? Джо Боб — уже не мой телохранитель, хотя… Майор по-прежнему имеет влияние на семью Клойдов.

— Могу снять, если они тебя раздражают, — предложил он.

— Нет, нет, — ответила я любезностью на любезность. — Пусть смотрят! Пусть учатся, как это делается, — прибавила я тоном опытной, пресыщенной женщины, прошедшей огонь и воду.