Джуэл Энн - Нераспустившийся цветок

— Мне жаль.

Все еще идет.

— Я был тупицей.

Все еще идет.

— Черт! — я гонюсь за ней. Хватая ее за талию, притягиваю к себе, когда она пытается вырваться и убежать. — Просто послушай меня.

— Нет! — она извивается в моих руках, толкаясь локтями из стороны в сторону.

Не видя другого выбора, я перекидываю ее через плечо, и она кричит:

— Стой, моя юбка… я не надела…

Я вытягиваю руку, чтобы натянуть ее юбку… на ее голую попу!

— Где, черт возьми, твое белье?

Она бьет кулаками меня по спине.

— Оно у меня дома. Теперь опусти меня!

— Ты не успела постирать?

— Нет! Ты действительно так глуп?

Я сажу ее на пассажирское сиденье.

— Пристегнись.

Она складывает руки на груди.

— Почему я должна с тобой ехать?

Я опускаю голову и кладу руки на крышу машины.

— Потому что ты мне нужна.

Она смотрит на меня безжалостным взглядом, когда я закрываю дверь с ее стороны.

— Почему я тебе нужна? — спрашивает она, когда я съезжаю с тротуара.

Продолжая смотреть на дорогу, я качаю головой.

— Я не знаю. Это я и пытаюсь выяснить.

***

Мы едем в полной тишине, мой голос находится в заложниках у налитого эмоциями языка. Я предчувствую, что она побежит на другую сторону улицы к своему дому, как только я остановлю машину, но она этого не делает. Она ждет, пока я открою ей дверь. Взяв за руку, я веду ее к своему дому, и она следует за мной без колебаний.

Вивьен останавливается только за дверью, когда я продолжаю идти, бросая ключи на столешницу.

— Хочешь чего-нибудь выпить? — я ненавижу неуверенность, которая звучит в моем голосе, как будто я только что сделал громадную ошибку и теперь не знаю, что с этим делать.

Она качает головой, когда напряженный взгляд, полный неуверенности, следит за каждым моим передвижением. Мой телефон звенит в кармане. Пропущенный звонок и сообщение с неизвестного номера. Я слушаю его, когда Вивьен продолжает наблюдать за мной, разглядывая и оценивая меня.

Это не слова сообщения и не голос, это точно подобранное время. Я ничего не слышу из-за собственного стучащего пульса, а все что вижу — красный. Прошло три года, а я ненавижу ее всеми фибрами души. Я швыряю телефон на столешницу, разбивая экран. Вивьен подпрыгивает, стоя посередине гостиной. В какой-то момент она идет в сторону бардака: наполнителя подушки и кусков ткани, которые все еще разбросаны по полу и дивану.

— Мне… жаль. Мне не следовало приводить тебя сюда.

Мои ноги сами ведут меня к лестнице, потому что я такой онемевший сейчас, что единственное, что чувствую — это удушающее давление в груди, как будто мои легкие борются за воздух.

— Про-сти.

Спотыкаясь, я захожу в свою комнату и захлопываю дверь, срывая рубашку, потому что даже легкий хлопок ощущается, как свинец на моей груди. Сидя на краю кровати, я сгибаюсь, положив голову на руки, и плачу. Боль выходит наружу как смесь крови и кислоты. Ненависть — всепоглощающая, а боль — уродливая.

Дверь открывается. Эмоции застревают в горле. Я не могу взглянуть вверх, поэтому все, что вижу — ее голые ступни, обращенные в противоположную сторону от меня.

— Пожалуйста… уходи, — мой голос дрожит.

Она не двигается с места. Ее рубашка падает у ее ног на пол. Я могу видеть только заднюю сторону ее ног от колен и ниже. Что она делает? Ее бюстгальтер присоединяется к рубашке на полу.

Она ждет.

Она стоит ко мне спиной, и затем меня осеняет — ее спина обнажена для меня.

Убирая руки с лица, медленно дюйм за дюймом, я поднимаю глаза к ее спине. Она дрожит, как осиновый листок, ее волосы перекинуты через одно плечо. Я вытираю слезы — переплетенные ветви с цветами. Цветы повсюду и ни один… ни один не распустился.

О. Боже!

Каждая замысловатая деталь закрывает то, что под ней скрыто: шрамы — они повсюду. Затем она поворачивает голову и блестящие зеленые глаза встречаются с моими, когда она кусает дрожащие губы.

— Вивьен… — шепчу я. — …красивая, ты… идеальная.

Слезы текут по ее щекам.

— Не отступишь?

Я улыбаюсь и беру ее за руку. Она разворачивается и становится у меня между ног, убирая волосы с груди. Прижимаясь губами к ее ладони, я закрываю глаза и распадаюсь на части. Весь мой мир рушится, и она даже понятия не имеет, что в этот момент бросает мне спасательный круг.

— Не отступлю.

Меня убивает то, что кто-то такой великолепный как внутри, так и снаружи жил в страхе, что люди изменят свое мнение о ее красоте. Мне интересно, сколько она жила с такой незащищенностью. Еще больше мне интересно, мужчина ли заставил ее чувствовать себя неидеальной. Боль в ее глазах, когда она смотрит на меня, говорит мне, что ответ «да».

Она начинает стягивать юбку с бедер, но я хватаю ее за запястья.

— Не сегодня. Я просто… — я вздыхаю. — У меня слишком много всего в голове, но скоро. Хорошо?

Она снова натягивает юбку и кивает, подбирая бюстгальтер и рубашку. Слегка улыбаясь, она отворачивается от меня, чтобы одеться.

—Вивьен?

— Хм?

— Ты же не расстроилась?

Она качает головой. Я встаю и подхожу к ней спереди, когда она застегивает последнюю пуговицу.

— Ты уверена?

Она смотрит на мою грудь.

— Да. Увидимся завтра или как-то так.

Я целую ее мягкие губы. Мне необходима вся сила воли, чтобы отпустить ее сегодня, но она заслуживает моего полного внимания, а сейчас я распадаюсь на части.

— Я проведу тебя домой.

— Не будь идиотом. Я живу через дорогу, — ее голос лишен эмоций, когда она поворачивается и идет по коридору к лестнице.

Я чувствую, что она, по крайней мере, немного разочарована, но я не знаю, что я ещ могу сказать или сделать сегодня. Выглядывая из окна спальни, я наблюдаю, как она сбегает вниз по ступенькам и бежит через дорогу. Я замечаю, что когда она нащупывает замочную скважину, чтобы вставить ключ, ее рука продолжает вытирать глаза.

Дерьмо! Она плачет.

Вивьен

Между домом Оливера примерно двадцать шагов, но я преодолела это расстояние меньше, чем за десять. Держать себя в руках, пока не доберусь до безопасности своего святилища, мучительно, но не настолько, как слышать еще один отказ. Я видела его боль, но я ничего не смогла рассмотреть за ней. Сообщение на телефоне, изрезанная подушка, его всхлипы, пронизанные болью, я хотела забрать его боль и думала, что он сможет сделать то же самое для меня. Позволяя своей защите пасть, позволяя ему видеть меня… всю меня.

Я положила свое сердце на пол его спальни; своими словами он подобрал его, а глазами — вернул мне его. Впервые кто-то смотрел на мою спину, и у него не было жалости в глазах. Врачи, мои родители, Кай, Алекс, у всех у них было одинаковое выражение лица, но не у Оливера. В его глазах я видела женщину, а не жертву, и у той женщины шрамы исчезли, а мое сердце возродилось. Потом он это все забрал. Измученная нервозностью, которая сотрясала всё мое тело, мне нужно было, чтобы он обнял меня, унял мою боль, незащищенность и уродство, которые беспокоили мое тело и душу.

Он оставил меня ни с чем, а я оставила ему видение, которое будет изводить его сознание, пока он не очнется и не увидит то, что видели все до него — слишком много, чтобы пережить это. Я знаю, что тот момент был настоящим, но он прошел и я боюсь, что мы никогда не сможем его вернуть.

Закрывая за собой дверь, я вытираю глаза. Комната ощущается холодной, пустой и одинокой. Алекс ушла, но я хотела бы, чтобы она была здесь. Мне нужны были чьи-либо объятья, неважно чьи.

Стук в дверь пугает меня. Сердце стучит в груди, а тело замирает возле двери. Я приоткрываю ее и вижу Оливера.

Он здесь!

Он протягивает мою сумочку, висящую у него на пальце.

О, я просто забыла сумочку.

— Эм, спасибо, — я пытаюсь схватить ее, не открывая полностью дверь. У него есть свои собственные проблемы; мне не нужно быть одной из них.

Он убирает ее, когда я пытаюсь ее схватить.

— Вивьен?

— Гм?

— Открой дверь.

Я вытираю глаза и открываю дверь со вздохом поражения. Оливер бросает мою сумочку на пол и берет мое лицо в свои руки. Мой мозг хочет противиться его прикосновениям, а тело не может. Его глаза крадут мое дыхание, и я сдаюсь, оставляя слова, которые хотела сказать, на потом. Прямо сейчас я позволяю ему обмануть меня: растрепанные медно-русые волосы, которые обычно аккуратно зачесаны, его сильная челюсть с легкой щетиной под выдающимися скулами, бледные алые губы, которые не могу не желать. Оливер невероятно красив.

Он качает головой, выдавливая грустную улыбку, когда вытирает слезы на моих щеках.

— Вивьен, я же сказал тебе, что не отступлю.

Оливер целует меня, и земля перестает вращаться у меня под ногами, как будто наш поцелуй превосходит все остальные, которыми обмениваются более семи миллиардов людей во всем мире в этот самый момент. Время просто… останавливается.

Где-то между настоящим моментом и вечностью, он несет меня вверх по лестнице, ударяясь телами от стены к стене, так как я отказываюсь разрывать поцелуй.

— Сюда, — мычу я, когда мы начинаем проходить мимо моей комнаты.

Он закрывает дверь ногой, поставив меня на ноги. Проводя кончиками пальцев по своим распухшим губам, я усмехаюсь. Оливер поднимает бровь, глядя на мою кровать.

— Односпальная кровать?

Я киваю, затем он.

— Хо-ро-шо, — он стягивает одеяло и сбрасывает подушку на пол.

У него какие-то серьезные проблемы с подушками.

— У меня был дерьмовый день… пока не встретил тебя, — он расстегивает мою рубашку. — С тобой… — он стягивает рубашку с моих плеч и расстегивает бюстгальтер, — … все становится лучше.

Мое тело дрожит, и мне ненавистна мысль о том, что моя нервозность так очевидна. Оливер целует меня. Это единственная часть наших тел, которая соприкасается. Наши языки дразнят, а губы ласкают. Мне с трудом удается держать глаза открытыми, когда он проводит языком вдоль моей шеи, вниз к грудям, останавливаясь между ними, замедляясь прямо над моим сердцем. Мои веки тяжелеют, но я не хочу пропустить ни секунды. Каждый взгляд, которым мы обмениваемся, наполнен миллионом бессловесных эмоций.

Он тянет вниз мою юбку и смотрит на меня с крошечной улыбкой, как будто он только что вспомнил, что на мне нет трусиков. Я пожимаю плечами и улыбаюсь.

Стоя, он толкает меня спиной на кровать, пока я не сажусь. Затем ложусь на спину и подтягиваю ноги на кровать и расставляю дрожащие колени, пока он снимает свою рубашку.

Будет колоть, щипать и жечь. Будет колоть, щипать и жечь.

Моя грудь поднимается и опадает из-за моего учащенного дыхания.

Будет колоть, щипать и жечь.

Оливер расстегивает джинсы и спускает их, оставаясь в одних только белых боксерах. Он возбужден. О. Мой. Бог! Я возбуждаю его. Я смотрю на него, и он усмехается. Он замечает, как я смотрю на стояк в его трусах.

Делая глубоки вдох, я тяжело сглатываю и крепко зажмуриваю глаза, а мои руки сжимают простыни.

Будет колоть, щипать и жечь, колоть, щипать и жечь.

— Не волнуйся обо мне, я могу это выдержать. Тебе не нужно сдерживаться, просто… сделай это! — я стискиваю зубы и стараюсь держать ноги раздвинутыми для него.

Я жду.

И жду.

Ничего.

Приоткрывая один глаз, я вижу, что Оливер так и стоит передо мной все еще в своих боксерах. Он улыбается, испуская смешок. Он становится на колени на кровать между моих ног и берет мою правую ступню. Поднося ее ко рту, целует подушечку большого пальца, затем подъем, не отрывая от меня глаз.

Мои пальцы ослабляют смертельную хватку на простынях. Его губы и язык воспламеняют мою кожу, когда он проделывает путь вверх по моей ноге. Примерно на три дюйма (прим. пер. — семь с половиной сантиметров) выше колена он проводит языком по внутренней стороне бедра и медленно продолжает двигаться вверх.

Я резко свожу ноги вместе, стискивая его голову, как клещами, не давая ему продвинуться дальше.