— Я думаю, нам лучше скоро уйти, — шепчет он мне на ухо.

Моему умеренно опьяненному телу уже тепло, но его дыхание у моей шеи поднимает мою температуру почти до испарины.

— Но я так хорошо провожу время, — я кладу голову ему на плечо и наблюдаю за завораживающим пламенем.

— Я думаю, ты хорошо проведешь время и у меня тоже, — его губы трутся о мое обнаженное плечо рядом с бретелькой сарафана, а язык увлажняет кожу, заставляя меня вертеться у него на коленях.

Когда он спускает меня, мы оба встаем.

— Мы собираемся уходить.

— Да, я собираюсь еще немного побыть здесь, тебя не затруднит, если я попрошу тебя подбросить Вив до дома? — Ченс поднимает бутылку с пивом, чтобы спрятать свою саркастичную усмешку.

Оливер не удосуживается отвечать ему словами. Вместо этого берет его пиво и выливает оставшееся в траву.

— Эй, что за черт? — кричит Ченс.

— Если ты не притормозишь, ты даже сам себя домой отвезти не сможешь, — Оливер отвешивает ему подзатыльник.

— Большое спасибо за ужин. Он был невероятным, и я отлично провела время сегодня, — я адресую искреннюю благодарность Джеки и Хью.

— Нам тоже было очень приятно. Надеемся увидеть тебя на следующей неделе. У тебя есть постоянное приглашение на случай, если один из наших сыновей забудет продемонстрировать свои манеры и пригласить тебя.

Оливер качает головой.

— Утром все в силе, сын? — спрашивает Хью у Оливера.

— Конечно, увидимся с утра пораньше.

Джеки встает и обнимает нас обоих.

— Пока, Ченс. Спасибо за приглашение, — я наклоняюсь и целую его в щеку.

Оливер быстро тянет меня за руку и отодвигает подальше от своего брата.

— Пока, Вив. Передай моему большому брату, чтобы он остыл. Мы можем тобой делиться. Это все в семье.

***

Оливер ведет меня к машине, и его руки на мне повсюду. Даже мое опьянение не может скрыть сексуальное напряжение, искрящееся между нами. Где-то между шагом и вздохом ему удается прижать меня к машине, лицом к пассажирской двери. Если бы мы играли в ролевую игру «хороший полицейский — плохой полицейский», он явно был бы не первым.

— Я говорил, как мне нравится это платье? — его голос глубокий, хриплый и надламывается к концу. Я чувствую, как его эрекция прижимается к моей попе, а его руки ползут вверх вдоль моих боков и накрывают груди.

— Да, — шепчу я.

— Без бюстгальтера?

— Без, были бы видны бретельки.

Мои глаза закрываются. Вино, его руки, его голос и эти бедра, пульсирующие возле меня, растворяют все связные мысли. Я могу потерять сознание.

И в то же самое мгновение он уже не прижимается ко мне. Я не больше, чем безжизненная букашка, распластавшаяся на его машине.

— Поехали.

Я отрываю себя от окна, когда он открывает дверь. Мое тело падает на сиденье, кто-то, обладающий большей ловкостью, чем у меня, пристегивает ремень безопасности, и дверь закрывается. Оливер заводит двигатель и наклоняется, чтобы вытянуть из меня последнее дыхание своими жадными губами и требовательным языком. Его рука скользит по моему обнаженному бедру, и мои несуществующие нервы не делают ничего, чтобы остановить его движение, когда я беззастенчиво расставляю для него ноги.

Он замирает, когда мое желание достигает красного знака тревоги.

— Где, черт возьми, твое белье?

Мои глаза резко открываются, а губы расплываются в сексуальной усмешке.

— Я не надела.

— Это очевидно! Почему? — его голос на грани.

— Я чувствую себя сексуальной без него, — я пожимаю плечами.

Он садится, пристегивается ремнем безопасности и сдает назад.

— Экстренное сообщение, Вивьен, ты ходячая «влажная мечта»[38] независимо от того, в сарафане без трусиков или в доспехах.

Сжав губы вместе, стараюсь скрыть улыбку. Он больше ничего не говорит, пока мы не останавливаемся на нашей улице. Открывая мою дверь, он протягивает мне руку. Что-то подсказывает мне, что я последую за этим мужчиной куда угодно.

Он включает свет, как только мы заходим.

— Ты взял дополнительную гарантию? — я показываю на его новый телефон, который заряжается на столешнице.

Оливер поворачивается ко мне с мягкой улыбкой. Его взгляд ласкает мою кожу.

— Как ты это делаешь? — шепчу я.

— Делаю что?

— Заставляешь меня чувствовать все, не прикасаясь ко мне.

Он закрывает глаза. В этот момент я бы проползла по пустыне, пила бы песок и рискнула бы быть съеденной живьем змеями или скорпионами, просто чтобы хоть одним глазком заглянуть в его мысли.

— Расскажи мне, о чем ты думаешь, — я кладу лоб на его грудь.

— Я покажу тебе.

***

Обнаженная. Я выхожу из лужи хлопка у моих ног. Долговязые ноги, костлявые бедра, волосы, как у ведьмы и картина чернилами, скрывающая рассеянные шрамы на спине, но все это исчезает под его взглядом. В его глазах я вижу свое совершенство.

Он снимает рубашку и усмехается. Она немного дерзкая, слегка мальчишеская и всецело сексуальная. Я сажусь на его громадную кровать, перекатываюсь на середину и скрещиваю ноги. Оливер смотрит на меня, вопросительно сморщив лоб.

— Продолжай, — я прикусываю ноготь большого пальца и усмехаюсь.

Он поворачивается, расстегивает штаны, стягивает их с одной стороны, глядя на меня через плечо и прикусывая нижнюю губу.

Я хихикаю.

Он опускает брюки с другой стороны.

Еще раз сексуально смотрит на меня.

Я снова хихикаю.

Он продолжает усердствовать, раздеваясь для меня, и я поглощаю все это — одно вкусное дразнящее движение за другим. И когда он уже полностью обнажен, он переплетает пальцы рук на затылке и напрягает свои упругие ягодицы для меня. Все его тело имеет вид красивого совершенства, а его кожа… безупречна.

Оливер смотрит на меня через плечо снова с игривой улыбкой, которая меркнет, когда он видит мое лицо.

— Эй, — он разворачивается и заползает на кровать, притягивая меня в свои объятья. — Что не так?

— Ты. Ты… самоуверенный и сексуальный и… идеальный, — я проглатываю свои эмоции. — И твоя кожа, она…

Оливер прижимает палец к моим губам и качает головой. Затем его губы приходят на смену пальцу. Нежные и сильные руки скользят по моему телу, обходя изгиб за изгибом.

Он показывает мне.

Каким-то образом Оливер знает, когда слов недостаточно. Я ощущаю его страсть и плотское желание, сдерживаемое в узде под невероятным контролем, когда исследует мое тело своим, доводя меня до края. Мое тело умоляет его, каждый миллиметр пространства между нами невыносим.

— Оли… пожалуйста! — говорю я, задыхаясь, когда его невероятные губы трутся о мои соски, поднимаются вверх по шее и находят мои, и он утопает во мне.

Я оборачиваю свои ноги вокруг его талии, а руки вокруг шеи, и держусь. Оливер может забрать меня куда угодно.

***

Оливер


Я немного в затруднительном положении. Мой план относительно того, чтобы наши с Вивьен отношения оставались исключительно на физическом уровне, катастрофически проваливается. Физическая сторона даже не в этом измерении. Это как будто она умирает с голоду, а я единственный человек во всем мире, у которого есть все, что ей необходимо для выживания. Наступит ли такое утро, когда она проснется и осознает, что я отравил ее? Выживу ли я, если и она выживет?

Мое тело, длинной почти шесть с половиной футов (прим. пер. — примерно метр и девяносто восемь сантиметров), сворачивается до пяти (прим. пер. — примерно метр и пятьдесят два сантиметра) на двух футах пространства (прим. пер. — примерно шестьдесят один сантиметр), в то время как Вивьен спит по диагонали моей кровати. Она была на мне, пока я не выскользнул встречать рассвет. В любом случае мой отец скоро будет здесь, но я не могу упустить еще нескольких мгновений, которые у меня есть, чтобы понаблюдать за ней. Я досчитал ее веснушки до двадцати восьми.

— Я чувствую, как ты таращишься на меня, — бубнит она.

— Лежи спокойно, я не закончил.

Она открывает один глаз, но только на щелочку.

— Не закончил что?

— Считать твои веснушки.

— О, боже! — она закрывает лицо рукой. — Еще одна нежелательная моя черта.

Я поднимаю ее руку и целую веснушчатый нос, щеки, а затем ее полные вкусные губы. Должен поправить свой стояк, потому что она так чертовски сексуальна, что я даже не могу подумать о ней, чтобы мой член не стоял в полной готовности.

— Вивьен, клянусь, я сделаю целью своей жизни доказать тебе, что твоя яркость затмевает солнце.

Она проводит ладонями по моему лицу.

— Я тебя не заслуживаю.

Я целую её и встаю, медленно отпуская её руку.

— Ты права. Ты заслуживаешь лучшего.

***

— Она мне нравится, — пыхтит отец, когда загребает воду веслами.

— Мне она тоже нравится, — я прилагаю все свои усилия, вытягивая ноги и напрягая руки. — Может, даже слишком сильно.

— А это проблема?

— Она так молода и ничего обо мне не знает, — я говорю слова сквозь сжатые зубы, когда ручейки пота стекают вниз по моему лицу.

— Что ты о ней знаешь?

— Она очень умна, у нее безупречная трудовая этика. Она хочет покорить мир, хотя и не претенциозна, — я делаю еще один тяжелый вдох. — Она добра в своей детской невинности и семьдесят пять процентов ее спины покрыто шрамами от ожогов третьей степени, которые скрыты под татуировкой.

Мой папа останавливается и смотрит на меня.

— Я видел часть татуировки возле шеи и плеча, но волосы закрывали большую часть. Я понятия не имел…

Я качаю головой.

— Она упала в костер. Боже, папа, это пугает ее больше, чем кого-либо другого.

Он кивает.

— Ты знаком с ее родителями?

— Нет, конечно, как ты знаешь, они здесь не живут, и я не знаю, готов ли быть тем человеком в ее жизни, которого она пригласит домой.

— Ты, возможно, прав, или, возможно, тебе нужно быть немного пожестче по отношению к себе. Но она заслуживает знать правду, сынок. Хоть ты и не хочешь распространяться об этом, но это не изменит случившегося, и все секреты откроются однажды.

Я делаю глоток воды и вздыхаю.

— Да, я знаю.

***

Я не думаю, что мы принимаем осознанные решения относительно того, какие образы выжигаются в нашем сознании. Некоторые из моих будут преследовать меня всегда, но лишь один я заберу с собой в могилу и сохраню для следующей жизни.

— Эй, Оли.

Длинные голые ноги, выглядывающие из одной из моих футболок «Гарвард Кримсон»[39], растянулись на моем диване, скрестившись в области лодыжек. Копна черных волос собрана в запутанный пучок на ее голове, на ней надеты очки в толстой черной оправе, когда она читает газету — реальную газету. Именно этот образ непослушной школьницы и будет сохранен.

— Что ты делаешь? — спрашиваю я, хватая стакан воды и не отрывая от нее глаз. Я бы и не смог, даже если бы хотел.

— Читаю газету, особенно раздел посвященный бизнесу. А на что похоже то, что я делаю? — она перегибает газету и смотрит на меня поверх оправы очков.

— Где ты взяла газету? Ты знаешь, что можешь получить всю информацию в интернете сейчас, — я выпиваю воду до дна, вытирая рот тыльной стороной руки.

— Я взяла газету у себя дома. Я делаю подписку. И, да, я в курсе, что эта информация есть онлайн, — она подносит газету к носу и нюхает. — Ох, но этот запах. Ты не можешь услышать его онлайн. Я люблю запах газет и книг. Редко пользуюсь своим Киндл. Кроме того, они напоминают мне о моих бабушке и дедушке. Они раньше жили рядом с нами, и я останавливалась у них дома по дороге в школу. Моя бабушка наливала мне апельсиновый сок, в один из тех маленьких стаканчиков для сока с цветочками на внешней стороне, я попивала его и наблюдала, как они с дедушкой пили свой кофе и читали газету. Она все еще пахнет точно так же.

Прямо сейчас во мне борются два противоречия. Мне следовало бы почувствовать непреодолимое желание поделиться одним из моих детских воспоминаний. Но я парень… когда она выглядит так, как сейчас на моем диване, единственное непреодолимое желание, которое я испытываю — это перегнуть ее через спинку дивана и заставить кричать в экстазе. И я этим не горжусь.

Я подхожу ближе.

— Очки, да?

— Мне они нужны только для чтения, иначе у меня будет болеть голова, — Вивьен кивает.