Джуэл Энн - Нераспустившийся цветок

Ножки стула скрипят по полу, когда он поднимается.

— Нет, мне просто нужно идти.

Я беру свой напиток, вставляя соломинку обратно, и встаю.

— Ну, ладно, спасибо за поздний обед.

— Да, конечно. Увидимся, — он не ждет меня и, прежде чем я успеваю что-то сказать, он уже на улице.

***

И кто теперь убегает, поджав хвост? Что, черт возьми, только что произошло? Как Ченс может быть таким открытым, как например «Я трахну тебя в задней части моего грузовика», в то время как Оливер остается загадкой? Я поднимаюсь по ступенькам к своему дому, доставая ключи.

— Эй, Оливер, как дела?

Я оборачиваюсь и вижу Оливера, который машет рукой в открытое окно многоквартирного дома на противоположной стороне улицы, затем он достает ключи из кармана, держа в другой руке бумажный пакет из продуктового магазина. Он открывает дверь рядом с той, что с открытым окном, заходит и закрывает ее, ни разу не взглянув в моем направлении.

Не может быть! Оливер мой сосед?

Я ничего не могу предложить этому высокому сексуальному мужчине, но чувствую, что должна перейти улицу и поприветствовать его в нашем районе.

Тук-тук-тук!

Он открывает дверь и хмурит брови.

— Ты следила за мной?

Я указываю большим пальцем за плечо.

— Видишь ту красную дверь?

Он кивает.

— Там я живу. Я слышала, как твой сосед поприветствовал тебя, когда уже была готова открыть дверь. Как долго ты здесь живешь и почему бросил меня как сгоревший тост, затем выбежав из забегаловки?

Он откидывает голову назад и говорит:

— Эм, два месяца, и я не бросал тебя как сгоревший тост, мне нужно было идти.

Скрестив руки на груди, я отставляю ногу в сторону, выдвигая бедро.

— Как так получилось, что я не видела, как ты приходишь или уходишь? И да, ты бросил меня как сгоревший тост и убежал, поджав хвост.

Он кладет свободную руку на бедро и наклоняется, чтобы наши глаза были на одном уровне.

— У меня нет переднего двора или крыльца, где бы я мог отдыхать, поэтому не удивительно, что мы не встречались. И я не убегал, поджав хвост.

— Ну… ладно. Добро пожаловать в наш район.

Разворачиваясь на пятках, я отправляюсь вниз по ступенькам.

— Подожди!

Я останавливаюсь, оставаясь стоять к нему спиной.

— Спасибо за футболку. Просто ты сказала кое-что, что я принял слишком близко к сердцу и не знал, как реагировать, поэтому… я ушел. Это было грубо и … мне жаль.

Я киваю и продолжаю переходить улицу.

— Эй, хочешь зайти выпить или еще что-то?

— Не сегодня.

— У нас все хорошо? — кричит он.

Открываю дверь и, не оглядываясь назад, показываю ему левой рукой «ОК».

***

Оливер

Я наливаю себе скотч и падаю на пол. Обычно я не прибегаю к крепким напиткам до пяти часов, но черная магия, которую плетет моя новая соседка через улицу, требует чего-то покрепче Сэма Адамса[8]. Превосходство было на моей стороне, когда она чуть не подавилась собственной слюной, увидев, как я снимаю футболку посреди Гарвардской площади. В этом не было необходимости, но я хотел увидеть, как она отреагирует. Не уверен, зачем это сделал, так как не имел намерения действовать согласно порывам своего члена. Она действует на него, как кровь на акул. Парадоксально, но я честно думаю, что она не понимает, как действует на меня и любого другого случайного парня. Серьезно, что это было сегодня? Сначала трахала пончик пальцем, а потом сосала его так, как будто давала уроки минета.

Я даже не узнаю голос в моей голове. Я подавлен, взволнован, растерян, голоден и чертовски возбужден. Уже более трех лет у меня не было секса. Три. Года! Ченс думает, что мне нужно трахаться, но я никогда не был парнем, который легко вступает в отношения на одну ночь. Но и постоянные отношения — не вариант, поэтому, я думаю, возьму свою подшивку журнала «Плейбой» и лосьон для рук, дабы уберечь бедных женщин Бостона от того, чтобы пасть жертвами моих эгоистичных потребностей и недостатка возможности повторить это когда-либо.

Скотч вызывает онемение, проникая в кровь с легкостью мелассы[9]. В такие моменты я как будто выхожу из своего тела, и становлюсь незнакомцем, наблюдающим за оболочкой мужчины, которым когда-то был. Я скучаю по тому Оливеру Конраду. Он был полон жизни, уверенный, добрый, целеустремленный и управляемый. Но по большей степени он был укоренившийся в этом мире и связанный с ним, преуспевающий в своем окружении, принимая все, что дает жизнь.

Потерянный. Сейчас я потерянный. Я все время потерянный, передвигаясь с трудом, пока один день плавно переходит в другой. Я не буду оглядываться назад, но я и не вижу, куда двигаться вперед. Увязший — вот оно — я увязший. Я жду, что меня спасут? Найду ли я способ выбраться самостоятельно и двигаться дальше? Или я умру в этой темной дыре?

***

Было не очень много восходов солнца, которые я пропустил в своей взрослой жизни. Это мое любимое время суток. Раньше это было символом жизни — увидеть рождение еще одного дня, а сейчас это напоминание о том, что время не стоит на месте. На короткий момент я фактически чувствую, как земля движется под ногами, унося меня от прошлого.

Несколько месяцев назад я согласился переехать обратно домой при одном условии — моя семья никогда не будет вспоминать то время, что я провел в Портленде. В большей степени это вызов моей матери, которая является психотерапевтом, притворяться, что ее сын не испорчен почти до уровня сумасшествия. Мой отец — кардиолог, открыто заявляет, что единственные сердечные проблемы, которые его волнуют, и он будет иметь с ними дело, — это те, которые находятся за закрытыми дверями стерильной операционной.

— Ты все еще хочешь поужинать, дорогой? Твой брат приводит «подружку», ты тоже можешь. Люблю тебя!

Тяжело вздыхая, удаляю голосовое сообщение с телефона. Моя семья действительно самая лучшая. Пока я рос в Бостоне, в нашем доме собирались все друзья, а когда он не был переполнен детьми, мои родители устраивали званые ужины и дегустации вин. Когда-то — это был дом из «Проделок Бивера»[10], теперь же его преследуют призраки моего прошлого и единственная вещь, которая была более неловкой, чем безличные и случайные разговоры — это ослепляющая боль в их глазах. Она говорит намного больше, чем можно выразить словами.

Я: Буду, приду один. Люблю тебя.

Я отправляю быстрое сообщение и направляюсь к Гарвардской площади. Прислонившись к бетонной колонне в переходе метро, замечаю Королеву Пончиков, спускающуюся по ступенькам. Любопытные глаза находят меня, когда она прячет улыбку за крышкой стакана с кофе. Это должно быть незаконно, чтобы кто-то с такими длинными ногами носил такие короткие шорты. Я жду, когда она как обычно пойдет в моем направлении, но вместо этого она смотрит на карты ТУЗМ[11], как будто не видела их прежде миллион раз. Пробираясь сквозь растущую толпу, я становлюсь позади нее, не говоря ничего.

— Эй, сосед, — говорит она, и я думаю, что слышу, как она улыбается.

— Сегодня без пончика?

Она поворачивается, держа стакан не далеко ото рта обоими руками.

— Я уже его съела. И это было в интересах всех остальных пассажиров.

Я улыбаюсь и киваю.

— Уверен, что буду не единственным разочарованным парнем из-за отмены порно-шоу с пончиком в семь тридцать утра.

Мы садимся в метро и располагаемся лицом друг к другу. Я смотрю на ее кофе, приподняв одну бровь, затем ей в глаза.

— Не беспокойся, — она улыбается, крепко удерживая свой напиток, когда поезд трогается.

— Я не о чем таком не думал, — я хихикаю.

— Ты думал, что я собираюсь задолжать тебе еще одну футболку. Я вижу по глазам. Это, должно быть, семейная особенность семьи Конрад, потому что глаза твоего брата не лгут.

— Ну, ты ошибаешься. Вообще-то я задумался о том, что ты ешь, когда не поглощаешь кофеин с сахаром.

— Если ты таким способом пытаешься пригласить меня на ужин, то я остановлю тебя немедленно.

Глядя поверх ее головы, я качаю своей и закатываю глаза.

— Я не приглашаю тебя на ужин или на свидание. Я просто общался.

— Хорошо, потому что я не хожу на свидания.

— Я тоже, — пожимаю плечами.

— Хорошо.

— Хорошо.

— Отлично.

— Отлично, — отвечаю я, когда мы подъезжаем к моей остановке. — Ну, увидимся.

Она кивает.

— Индийская! — я слышу, как она кричит, пока я пробираюсь к дверям. Я оборачиваюсь.

Она пожимает плечами с глупой улыбкой на лице.

— Так как ты поинтересовался... мне нравится индийская кухня.

— Мне тоже, — я отвечаю ей улыбнувшись и выпрыгиваю, как только двери начинают открываться.

Вивьен

Три года назад

— Нам не обязательно это делать, — заверяет меня Кай.

— Я знаю. Но разве ты не хочешь?

— Да, конечно хочу… я просто, знаешь… я не хочу делать тебе больно.

Я снимаю сарафан и жду, когда он сделает следующий шаг. Его глаза исследуют мое тело, и я чувствую это. Желание. Не знала, почувствую ли я его, смогу ли, но Кай хочет меня и, когда он снимает шорты, выставляя напоказ свои трусы со стояком, мои надежды оправдываются.

— Ты уверена, что родители придут домой поздно? — шепчет он, как будто в доме еще кто-то есть.

— Уверена. Кроме того, в следующем месяце мне исполняется девятнадцать. Что они могут мне сделать?

Кай кивает, снимая рубашку. Он является олицетворением высокого, смуглого и красивого молодого человека с оливковой кожей, темными каштановыми волосами, карими глазами и выдающейся мускулатурой, благодаря неустанным тренировкам в бассейне. Не могу поверить, что парень, которого я знаю со времен детского сада, который называл меня скелетом из-за того, что мое тело не могло удержать ни капли жира, когда я начала интенсивно расти, стоит передо мной и готов забрать мою девственность.

Потребовалось двенадцать лет нашей дружбы, чтобы она расцвела в нечто прекрасное. Мы пережили много эмоций и драм. Но после того как он много лет отдавал предпочтение всем девушкам, кроме меня, наконец-то настал и мой черед. Кай хочет быть со мной, не как друг, а как любовник. Я отгоняю ревнивые мысли. Нужно это или нет, но я не хочу вспоминать, что он обратил на меня внимание только после того, как я проявила интерес к кому-то другому. Небольшое соревнование — это хорошо. Ему было необходимо это, чтобы понять, что единственная нужная ему девушка была все время рядом.

Мои ноги дрожат, когда я подхожу ближе. Кладу руки на его обнаженную грудь, а он запускает пальцы в мои волосы. Наши губы соединяются, и моя кожа натягивается, когда легкий холодок проходит по ней, вызывая мурашки. У нас уже были все виды интимных отношений, кроме секса. Моя рука проходит привычный путь вдоль живота, проникая под плавки. Он стонет мне в рот, и я глажу его. Мне нравится, каким твердым он становится для меня.

Кай кладет руки мне на плечи, мягко опуская меня. Снимая трусы, я беру его в рот, как делала много раз раньше. Его голова падает назад, и он тяжело вздыхает. Мы делали это, и, как бы мне не нравилось доставлять ему удовольствие, я хочу большего. Хочу чувствовать его внутри себя. Хочу, чтобы он забрал то, что я хранила только для него.

— Кай? — я выпускаю его изо рта, но продолжаю поглаживать рукой.

— Не останавливайся, детка.

— Кай, я хочу большего. — Я встаю, завожу руки за спину, чтобы расстегнуть бюстгальтер. Как только он падает на пол, наблюдаю за глазами Кая. — Дотронься до меня.

Кай никогда не доводил меня до оргазма. Я хочу, чтобы сегодня это изменилось. Может, если не будет никаких препятствий, он воспользуется моментом. Наша близость обычно заканчивается сразу после его освобождения. Может, почувствовав его проникновение, я смогу испытать собственное удовольствие.

— Пожалуйста, Кай, дотронься до меня.

Он неподвижен. Я спускаю трусики, выхожу из них, беру его руку. Как только я поворачиваюсь, чтобы пойти к кровати, слышу, как он затаил дыхание, и хватка на моей руке усиливается. Мне не следует оглядываться, потому что я знаю, что увижу, и это уничтожит меня.