— Может, он придет с парнем Вив, — смеются Тесс и Фелиция.

Я попиваю свое пиво на протяжении следующего часа. То, что я самая старшая в нашей компании, также заставляет меня чувствовать ответственность. Челси спела один раз, но Тесс и Фелиция все еще решают, что они хотят спеть. Я слишком трезва, чтобы даже посмотреть в плейлист.

— Вив? — кричит Тесс, перекрикивая музыку. — Ты должна попасть в список. Поспеши выбрать песню.

Я вздыхаю, глядя на свою пустую бутылку пива.

— Ладно, — я иду еще за одним пивом, ладно — двумя, и ставлю свое имя в список. К тому времени, как я возвращаюсь за столик, трое парней пододвинули стулья и присоединились к нашей группе.

— Вив, это Майк, Ланс и Трой, — представляет нас Челси.

Все парни выглядят вежливыми, поэтому я сажусь и начинаю свою вторую бутылку пива, когда рев толпы взрывается с началом следующего выступления. Мои новые друзья флиртуют, пока я занята своей бутылкой пива. К третьей бутылке чувствую уверенный гул и решаю сбежать, так как скоро назовут мое имя.

Телефон вибрирует в сумочке. Я предполагаю, что это Алекс проверяет меня, несмотря на то, что я отослала ей мое местонахождение ранее. Это сообщение.


Оливер: Эй, детка. Чем собираешься заняться сегодня вечером?


Я сосредотачиваюсь на экране и медленно печатаю… Моя сноровка немного замедлена.


Я: Привет, малыш! В баре с друзьями.

Оливер: В баре? Каком баре?

Я: С людьми, алкоголем и музыкой. Ржу не могу!

Оливер: Надеюсь, без караоке.

Я: Не смешно, и, возможно, да.

Оливер: Да, смешно! Хочешь секс-переписку?

Я: Не сейчас… когда буду дома.

Оливер: Ты мне отказываешь?


— С кем ты переписываешься, Вив? — хихикает Челси. — Со своим вымышленным парнем? — небольшое студенческое сборище, собравшееся за нашим столом, разражается смехом. Да, я холостячка.

— Ага, со своим вымышленным парнем, — хихикаю я, так как все кажется смешным после трех бутылок пива.


Я: Должна идти. Скоро буду!


Я кладу телефон обратно в сумочку и пытаюсь не думать об Оливере и его шаловливых сообщениях, по которым скучаю.

— Думаю, ты следующая, Вив! — визжит Тесс.

Я начинаю подниматься, когда ведущий подходит к микрофону, но он не объявляет меня. Он объявляет какого-то парня. Конрад Розенберг. Невероятное имя, думаю я, когда сажусь обратно.

— Эй, я думала, что ты сейчас должна выйти? — спрашивает Фелиция.

Я пожимаю плечами.

— Какой-то придурок, вероятно, сунул ведущему двадцатку, чтобы втиснуться передо мной.

Начинает играть фортепьяно и голос вступает с первым аккордом.

— Рон Поуп «A Drop in the Ocean». Люблю эту песню! — Тесс прыгает на своем стуле.

Моя голова немного неясная, но голос знаком. Я украдкой смотрю, кто поет, но они стоят за углом сцены и все, что я вижу — это тень.

— Святое дерьмо! — говорит Челси.

— Забиваю! — все трое моих новых подруг восклицают, когда исполнитель выходит на свет.

Думаю, я могу лишиться чувств. Я не видела его почти восемь недель, и вот он здесь. Не могу поверить, что он здесь! К черту песню, моих друзей, толпу, я встаю.

— Нет, он мой, — проталкиваясь сквозь толпу, я прокладываю дорогу к сцене.

Оливер смотрит на меня все время, продолжая петь. Мои глаза наполняются слезами, когда я подхожу ближе. Чувствую себя женой военного, бегущей к своему мужу, когда он выходит из самолета. Знаю, что наше время, проведенное порознь, несравнимо с этим, но восемь недель без него казались вечностью. Я почти добралась, он протягивает микрофон ведущему, пока музыка продолжает играть.

— Оли… — я падаю в его объятия и обнимаю его со всей силы, а он поднимает меня.

Слезы текут. Губы соединяются.

Толпа взрывается сумасшедшими аплодисментами со свистом.

— Привет, красотка, — он ставит меня на ноги и вытирает мои слезы.

— Ты вернулся.

— Поехали домой, — он улыбается. — Я не буду делить тебя с кем-то сегодня, — он сходит со сцены и протягивает руку.

Я беру ее и следую за ним сквозь толпу. Когда мы проходим наш столик, я тяну его, чтобы он остановился. Хватая сумочку со стула, я усмехаюсь тому, как мои друзья сидят, разинув рот и с завистью улыбаются мне.

— Объясню в понедельник, — подмигиваю девочкам и следую за Оливером. — Почему ты не сказал, что приезжаешь? — я хватаю в кулак его рубашку и притягиваю к себе, когда мы выходим на улицу.

Он целует меня, и этот поцелуй заставляет меня забыть обо всем, зажигая звезды и взрывая фейерверки — все сразу. Я ненавижу те три квартала, что отделяют нас от дома, а конкретно, от нашей кровати.

— И испортить сюрприз? — он трется своим носом о мой.

— Не могу поверить, что ты сделал это там. Оли, ты на самом деле можешь петь.

Он переплетает наши пальцы и ведет меня по тротуару.

— Ну, один из нас должен уметь.

— О боже! Я думала, ты исполнял мне серенаду, сделал грандиозный романтический жест. А ты сделал это, чтобы помешать мне петь! — я бью его по руке кулаком.

— Я исполнял серенаду для тебя, — ухмыляется он. — То, что мы ушли до того, как у тебя выдался шанс спеть, просто счастливое совпадение.

Я вытаскиваю свою руку из его и топаю вперед.

— Мисс Грэхэм, если вы не перестанете вилять своей сексуальной попой, как маятником, в этом платье и туфлях, я возьму вас прямо на аллее и покажу, насколько отчаянно я хочу вас прямо сейчас.

Мои внутренности тают от его слов, и я надеюсь, что доказательство того не начинает стекать по моим ногам, так как сегодня ночь «свободная от трусиков» для меня. Я не хотела, чтобы они стояли у меня на пути, если появится возможность посвящения первокурсников, то есть, если придется пописать.

— Простите, Конрад Розенберг, ваши угрозы должны быть более вероятными.

— Ты немного пьяна, Вивьен? Кажется, ты идешь не совсем ровно.

— Я просто притворно самоуверенно и химически расслаблена, — я смеюсь своей собственной шутке. Она была хороша, по крайней мере, после тех трех бутылок пива, мне она показалась смешной.

— Иии! — пищу я, когда он хватает меня за талию и затягивает на аллею.

Оливер прижимает меня к стене своим телом, его теплое дыхание касается моего лица. Плотская нужда в его напряженных глазах и жестких губах испаряет весь юмор между нами. Сильные руки скользят вниз по моим рукам и обхватывают мою попу. Он сжимает ее и резко дергает меня на себя. Его эрекция упирается в мой живот.

— Оли…

Он прижимается к моему рту своим, и наши языки исследуют друг друга решительными ударами. Мои руки тянут пуговицу его джинсов, пока она не расстегивается. Затем следует молния, и моя рука массирует и поглаживает его через трусы, он вращает тазом в такт моим движениям. Он стонет мне в рот с глубоким напряжением.

Его руки хватают мое платье, задирая его одним рывком. Я мурлычу в диком ожидании. Он хватается за подол моего платья и задирает его еще раз, полностью обнажая меня от талии вниз.

Я жду, что он будет ругать меня за отсутствие трусиков, но он этого не делает. Его правая рука убирает мою от своей эрекции. Он высвобождается из трусов и левой рукой оборачивает мою ногу вокруг своей талии и врезается в меня.

— О, боже! — я кричу, моя голова падает назад, когда его внедрение растягивает ту часть меня, которая забыла его возможности.

Оли кладет руки мне на затылок и притягивает к своим губам, заглушая мои крики. Я хватаю его за волосы, удерживая его с такой потребностью и испуская всхлипы. Я так по нему соскучилась, что его прикосновения почти болезненные. Наши тела изголодались и не могут быть еще ближе — не могут найти освобождение достаточно быстро. Он движется во мне со скоростью и уверенностью скаковой лошади, добегающей последний круг. Его толчок вверх совпадает с моим толчком вниз, увеличивая удовольствие, разливающееся по моему телу. Движение рта замедляется, колено ноги, на которой я стою, подгибается, и он впивается всеми своими пальцами мне в ноги, толкаясь в меня последний раз и прижимая к стене.

— Вот, черт… это… было… — его голова падает мне на плечо, в то время как его легкие ищут кислород. Он прокладывает дорожку легких поцелуев вверх по моей шее, останавливаясь у уха. — Я соскучился по тебе, как пончики скучают по кофе.

Я смеюсь, обнимая его за шею.

— Я соскучилась по тебе больше, как арахисовое масло скучает по желе или горячий шоколад по зефиру.

Он берет мою вторую ногу и также оборачивает вокруг своей талии, снова целует меня не спеша, смакуя момент.

— Моя любовь… — Оли смотрит на меня нежным взглядом, расплываясь в улыбке. — Я соскучился по тебе, как сердце скучает по своим ударам.


***

Оливер


Черные волосы веером разметались по подушке. Никогда не представлял, что смогу снова полюбить подушки. Я ошибался. Вивьен волшебным образом делает все… лучше. Двадцать четыре часа назад я был в трех тысячах миль от нее и был несчастен. Сейчас я — это я. Оливер, который любит греблю и ужинать с друзьями и семьей. Я мальчишка, который мечтал играть за «Ред Сокс» с тех пор, как получил в подарок свою первую бейсбольную перчатку. Я парень, который хочет позвонить своим приятелям по колледжу и пригласить их сыграть в баскетбол в парке. Этот Оливер хочет держаться за женщину, которая рядом с ним, вечно.

Я провожу пальцем по ее тату, так как она спит на животе. Затем я целую каждую гроздь бутонов, которые, как я знаю, прячут ее шрамы. Но я их не вижу и не чувствую. Для меня стало невозможным видеть что-либо, кроме красивой, сияющей женщины.

— Доброе утро, малыш, — она перекатывается ко мне и теперь ее спина прижата к моей груди.

Я обнимаю ее и целую в макушку.

— Это самое лучшее утро.

Она вырисовывает круги на моей руке своими ноготками.

— Могу я тебя кое о чем спросить?

— Ты только что это сделала, — смеюсь я.

— Я серьезно.

— Да. Ты можешь спросить меня о чем угодно.

Она медлит. Я чувствую тяжесть ее вопроса еще до того, как она озвучивает его.

— Почему у тебя больше не может быть детей?

Я выпускаю вдох, который задержал.

— Потому что я сделал кое-какую дерьмовую глупость, после того, что произошло.

— Как наркотики?

— Продал все, что можно было продать, сжег, что нельзя продать, как например, наш свадебный альбом и все остальные наши фотографии, кроме одной.

— Фотографии с Мелани?

Я киваю и целую ее плечо.

— Так ты говоришь, что все тепло от сгорания нанесло вред твоей сперме, как например, джакузи или что-то такое?

— Нет, — я ухмыляюсь. — Это правда, что касается потери ребенка: это самая большая утрата. В то время я знал наверняка только одно — я никогда не хотел пережить это снова. Поэтому сделал вазэктомию.

— Ты жалеешь об этом?

— Я жалею о том, что принял поспешные решения в то время, даже если не все из них были неправильными.

Она поворачивается в моих руках, чтобы быть лицом ко мне.

— Вазэктомия была неправильным решением?

Я позволил себе утонуть в ее глазах, потому что знал, что каким-то образом все ответы, которые мне когда-либо будут нужны, находятся здесь.

— Да, если ты хочешь иметь со мной детей.

— А ты хочешь иметь со мной детей?

Я целую ее в лоб.

— Я хочу тебя, и нет ничего, что бы я не сделал для тебя.

— Это не ответ.

Из моих легких выкачали весь воздух, вот что она со мной делает — обнажает меня, выставляет напоказ все мои слабости, берет часть меня, которую я отдаю с неохотой.

— Я не могу себе представить, что захочу когда-нибудь иметь детей снова, так как не могу смотреть на младенцев и не видеть Мелани. Но единственная вещь, которая кажется еще более невозможной — это жизнь без тебя.