В лесу, недалеко от реки, ей послышалась какая-то возня. «Несется, голубчик», – подумала Анна и стала тихонько продвигаться навстречу. То, что она увидела…

– Вы знаете, я никому не говорила – не поверят, – понизила голос до шепота Малаиха. – А вам нужно рассказывать?

– Нам все нужно, – мотнула головой Аллочка и придвинулась ближе.

Гутя тоже склонила голову чуть не до самого носа рассказчицы.

– Так и вот, – продолжала Малаиха. – Вижу, возле куста какая-то куча ворочается. Я грешным делом подумала, что это собаки мово Фельшера задрали, кинулась к им-то, а возле кучи фигуры скачут, ненашенские, и больно на чертей похожие. А рядом две девки в белых сорочках топчутся. Жуть прям.

– Боже мой, страсти-то какие! – охнула Гутя и прикрыла рот ладошкой.

Малаиха и сама вытаращила глаза от ужаса и зловещим шепотом продолжала:

– А то! Меня так всю и скорежило! Стою – дыхнуть боюсь. А потом чую – кто-то меня за плечо, от сюда вот щиплет.

– Уи-и! Вы на себе-то не показывайте! – поросенком взвизгнула Аллочка. – Меня б кто ущипнул, я б обос… обособленно себя всю жизнь вела.

– Аллочка! – шикнула на нее сестра. – Ну и кто это щипался-то? Севастьян?

Рассказчица выпрямилась, передохнула и помотала головой:

– Не, я обернулась, а это Фельшер мой. И мне, вот знаете, как-то нестрашно стало. Я его на поясок и к дереву, а сама к той куче продираться стала. А ужо хошь и светает, а темно. Тут глядь-те скакуны-то меня увидали и бежать! Токо один этот мужик и остался. Он никого не увидал, так и валялся мертвый.

– Он же еще немножко живой? – не поняла Гутя.

Рассказчица окончательно освоилась, ухватила многослойное печенье и с полным ртом продолжала:

– Так мне там кода разбираться-то? Я ить думала, он ужо того… помер. Но не бросила его, нет. Веток наломала, его взгромоздила, и мы с Фельдшером его волоком доперли до самой деревни. А тут как раз Маруська Коза в уборную выскочила. Она у нас такая… язык у ей поганый, все сплетни ее. Ну и заметила, что я тащу кого-то. «Ой! – орет. – Никак Егорушка в дым ужрался!» А я ж чего на родного мужа-то наговаривать стану? «Гляди, говорю, Фельшера искала, а тут мужука нашла. Глянь, говорю, ежли не веришь. Небось из городских кто потерял. Вчерась-то на даче вон как с ума сходили, мясами всю ночь трясли». Это я про вас ей. А она мигом подсчитала, что из вас деньги выудить можно, и ну причитать: «Давай его ко мне переташшим, на кой он тебе, дохлый-то, нужон, добро б целай». А мне и правда без надобностев. Мы к ей и переташшили. Я, правда, никак уснуть не могла, к соседке вашей сбегала да попросила, чтоб, значит, она вам дала знать, может, кто из ваших потерялся. А вы потом ужо сами и нарисовались.

– А соседка только сегодня позвонила, – надула губы Гутя.

– М-да… Так вы говорите – черти незнакомые? – задумчиво скребла затылок Аллочка. – А чего в них такого… чертячьего?

Малаиха хлопнула себя по бокам.

– Ну а кто ж ишо?! Токо они, кому ж надо по ночам с волками-то шарахаться?

– А может, это кто из ваших, деревенских? – предположила Гутя.

– У нас в деревне всего три мужука – мой Егор да два деда. Да пять бабок. Я ить тута всех знаю. Наших бабок с дедками попробуй-ка заставь прыгать – рассыпются, костей не соберешь! А там скакали… весело как-то скакали. Точно вам говорю – нечисть! И башки таки патлаты, у нас таки прически не носют.

– А не могло это вам показаться? – допытывалась Гутя.

– Ага! Чего эт мне покажется? Я ж не пью вовсе. А эта нечисть-то потом ишо бежала долго на ногах-то. Прям в туман и унеслась.

В таком ключе беседа продолжалась еще полчаса. Ни Гутя, ни Аллочка больше ничего не выяснили. А в дверях уже маячила Светлана и знаками показывала, что с заданием она справилась – деревенские активистки благополучно удалились.

– Ну и что ты думаешь по поводу нечисти? – уставилась на сестру Аллочка, когда Малаиха отправилась кормить Фельдшера, прихватив в качестве подарка длинный батон. – Может, и правда черти?

– Да какие там черти, – отмахнулась Гутя. – Я думаю, нам все равно надо дождаться, когда Севастьян придет в сознание, а там и выясним, что у него за дела с местными лешаками. Меня вот другое волнует – если Севастьян все это время провалялся под кустом, кто мог звонить от имени его секретаря?

– Какого секретаря? – насторожилась Аллочка. – Так, гражданочка, этот момент осветите подробно.

Для пущей убедительности она даже постучала ложечкой о чашку и сотворила тоскливо-внимательную физию, как у народного заседателя.

– Ой, ой, прям детектив из нее попер, – усмехнулась Гутя. – Сама ты гражданочка. Светлана! А отсюда можно такси вызвать?

– Я это… я уже вызвала… – виновато топталась хозяйка дачи. – Может, вам что осмотреть нужно, а я поторопилась, но знаете, после всего этого фольклора мне здесь как-то неуютно…

Гутя сощурила глаза и медленно повернулась к сестре. Та все еще сидела в позе несчастного следователя, от которого удрал подозреваемый.

– Аллочка! Какой из тебя детектив?! Нам же нужно было осмотреть место, где Малаиха Севастьяна нашла! Ты что – не могла свидетеля на место преступления проводить?! Тоже мне – миссис Марпл!

– Не матерись! – огрызнулась Аллочка, а сама подумала, что она чего-то и в самом деле сплоховала, но ведь она же не одна работает! – А ты чего?! Ты-то тоже только что додумалась!

– Так я и не лезу в детективы!

– Девочки, так, может, завтра с Ромочкой приедем…

Девочки не стали ждать до завтра. Толкаясь в дверях, они выскочили во двор и понеслись к Малаихе. Однако, пока искали ее дом, Анна Артемьевна бесследно исчезла, будто провалилась.

– Ну ладно, не будем прощаться, – запыхавшись, пообещала Гутя и заторопилась к даче – там уже сигналила серая «Волга» с шашечками на дверцах.


Дома никого не было. Фома еще не вернулся, и Варвара продолжала прилежно трудиться в своем офисе, поэтому можно было свободно посплетничать о происшествии. Гутя хотела было еще раз напомнить, какой томный взгляд подарил ей Севастьян из-под расквашенных бровей, но Аллочка решительно перехватила всю инициативу.

– А теперь, милочка, расскажи мне все с самого начала, – плюхнулась она в кресло и закинула ноги на подлокотники. Именно так себя ведут настоящие детективы, как ей казалось.

– Вот, Аллочка, когда ты такое лицо делаешь, мне… мне тебя побрить хочется! Прямо наголо! – раздраженно фыркнула Гутя.

– А че? – вытаращилась Аллочка.

– А ниче! Тогда у тебя весь вид глупый будет, а не только физиономия, как сейчас. Чего рассказывать-то? Я вообще тут вспомнила, что с тобой разговаривать даже не хочу.

Гутя совсем не собиралась стоять перед сестрой навытяжку и докладывать подробности того вечера. А сестра так и тянула за больное! Сейчас она так возмутилась Гутиным отказом, что ее бутылочные ноги дрыгнулись на подлокотнике и звучно грохнулись на пол.

– Чиво-о-о? Это, значит, она меня постыдно бросила в тот самый момент, когда я ей родной сестрой приходилась, сама унеслась с хахалем, а со мной же еще и не хочет разговаривать!!

– А кто постоянно мне палки в колеса вставляет, а? – щурилась Гутя.

– Фома! Это ты ему свои «Жигули» отдала, он туда теперь и сует что попало! Рассказывай, как дело было! – наседала Аллочка.

Гутя от такой наглости беззвучно захлопала ртом, о потом возопила с новой силой:

– При чем здесь Фома! Не-е-ет, ты подожди. Зачем ты сказала Севастьяну, что у меня муж есть? Где он? – вовсю разошлась Гутя.

– Он у тебя с нашей старшенькой сестренкой, с Мартой живет. Ой, ну никакой памяти у женщины, – разводила руками Аллочка.

– С Мартой! Вы у меня всех мужей поуводили, теперь еще и на жениха заритесь. Ничего тебе рассказывать не буду! – уставилась Гутя в выключенный телевизор.

Аллочка подергала носом. Чего уж там, конечно, она зарится на Гутиного жениха. А кто вообще сказал, что он Гутин?!

– И вообще! Чем тебе Терентий не приглянулся? Умный мужчина, состоятельный! – продолжала кипятиться Гутя. – Я столько трудов приложила, чтобы его к тебе затащить! Корзину эту придумала, а ты!!

– Я не хочу Терентия… – скривилась Аллочка. – Понимаешь, у меня в мечтах такой элегантный… такой… красивый… побритый. Вот ты знаешь, хотелось бы артиста этого, помнишь… Клуню! Я б за него пошла! А, ты все равно такие фильмы не смотришь. И суешь мне убожище какое-то! Залежалый товар! От него мусором воняет.

Гутя немного отстранилась от сестры и окинула ее придирчивым взглядом. Нет, она и раньше жалела сестренку за ее внешность, но никак не подозревала о ее мужском идеале. Чтобы заиметь такого мужчину в мужья, надо было, как минимум, быть Николь Кидман. Хотя, говорят, Клуни и таких не осчастливил. А у Аллочки налицо ярко выраженные бульдожьи щечки, мешки под глазами, отнюдь не с деньгами, да еще и фигура, как у беременного бегемота…

– Ты знаешь, Алисия, такие женихи есть. Честное слово! Но я тебе сразу говорю – они лучше удавятся, чем подпустят тебя. Хотя Клуни вообще-то любит поросят. И вообще! Ты уже пропустила свою вишневую весну, когда могла еще кого-то там выбрать! Боже упаси, я не об артистах! Но соседские трактористы еще могли на тебе задержаться! А уж теперь… И почему это тебя Терентий Олегович не устраивает?! Приличный мужчина, с косой… косу ему потом ночью можно будет обрезать. А воняет от него, потому что у него бизнес такой. Он на помойке собирает антикварные вещи, а потом их продает втридорога. А спроси меня – зачем!

– Зачем?

– Да фиг его знает. Кажется, собирается в Японию!

– Да что ты! – охнула Аллочка. – А ты откуда знаешь?

– Оттуда, – потихоньку остывала Гутя. – От него все наши дамы отказались. Тоже, как и ты, – «мусором воняет, на сверчка похож!». Я к нему и обратилась. «Скажите, говорю, отчего это у вас одеколон такой – за версту помойкой тянет? Вы мне всю клиентуру распугали». Он мне и объяснил все популярно. Я, конечно, как любящая сестра, сразу тебя к нему с корзиной, а ты…

Аллочка на некоторое время онемела, сознавая, какое сокровище упустила, а потом принялась судорожно вытаскивать из шкафов вещи.

– Гутенька, а у нас больше корзины нет? Он еще хотел мое платье за тридцатник купить, скажи, что я продам, пусть носит, или шубейку Варькину? Слушай, а может, ему твои сережки предложим, которые тебе бабушка отдала, а?

– Сережки не отдам, но… успокойся, я придумаю, как его к тебе направить. А теперь давай думать – что же с Севастьяном приключилось?

Аллочка снова надулась.

– Я не могу думать, ты забыла – я же подробностей не знаю.

Гутя задумчиво пробормотала:

– Да не было там никаких подробностей. Мы танцевали, пели, смеялись, а потом… потом он мне захотел сказать что-то важное.

– Наверное, денег занять.

– Да ну тебя! Какие деньги? Он хотел мне в любви признаться, я так подозреваю. И в этот момент его кто-то окликнул.

Аллочка оживилась. Она даже придвинулась ближе к сестре и заботливо стала поглаживать ту по спине, чтобы не раздумала говорить.

– Кто? Кто окликнул? Мужчина или женщина? Говори, Гутя, вспоминай. Может быть, он уже кому-то признался в любви? Ну а та и давай его сторожить, чтобы он больше про любовь не болтал кому попало…

– Аллочка, ну как ты умеешь настроение поднять! Не знаю я, кто его звал. Там так шумно было. Севастьян извинился, пообещал скоро вернуться и ушел.

– А потом?

– А потом – все.

Гуте снова припомнился тот вечер, припомнились такие дорогие глаза Севастьяна, его внезапное исчезновение, и к горлу подкатил горький комок.

– Потом он исчез, – всхлипнула Гутиэра и высморкалась в широченную юбку Аллочки. – Утром, когда я уже хотела собрать бригаду и идти его искать, позвонила какая-то женщина, представилась секретарем Севастьяна Романовича и попросила, чтобы мы перегнали его машину к ДК Труда. Якобы это он ей велел позвонить. Ну я, конечно, спросила, почему он сам не подошел к телефону. А она сказала, что у него планерка.

– Это он на работе, что ли, был, пока вы его искали? – пыталась вникнуть в ситуацию сестра.

– Какая ему работа, ты же видела, что с ним… Но нам эта дамочка хотела так преподнести. Только вот зачем? – нахмурилась Гутя.

– Это понятно, чего думать. Она просто хотела выиграть время. Кстати, а кто перегонял машину?

– Семушка… Да, точно, он. Я поняла! Надо съездить к ДК и посмотреть, там ли машина, – догадалась Гутя.

Аллочка хотела предложить свой вариант, но Гутя сообразила лучше. Поэтому она только важно покачала головой.

– Да, Гутя, надо съездить. И еще, нам надо разработать план работы. Бери ручку и пиши. Так, сначала нам надо купить тетрадь, чтобы все данные записывать, потом купить тортик…

Гутя, которая приготовилась писать, уныло отложила ручку.

– Зачем тортик? Ты вон ни в одни джинсы не влазишь.

– Ага! Точно. Пиши дальше – купить мне джинсы!

– Алисия! Немедленно брось этот черный юмор! – подскочила сестрица. – Тут надо думать, как обидчиков найти… Хотя чего там думать – искать, да и все.