– Кэролайн – мать моей дочери Виктории.

Зак видел, как отпрянула Шона, будто нож вонзили ей в сердце. И не просто вонзили, но проворачивают в ране, доставляя неимоверное страдание. Ее лицо, однако, оставалось непроницаемым.

– У тебя есть дочь, о которой ты забыл мне сообщить?

– Я не забыл. Сначала не хотел начинать этот разговор, пока не буду готов. Потом, чем больше мы сближались, чем крепче становились наши отношения, переросшие в нечто более глубокое, что я очень ценю, все стало сложнее. Полагаю, я боялся сделать признание, которое разрушило бы нашу близость и, возможно, заставило бы тебя уйти от меня.

Шона глубоко оскорбилась такому предположению.

– В таком случае ты не знаешь меня так хорошо, как тебе кажется. Я имела право все узнать, Зак. Тебе не следовало скрывать это от меня. Это жестоко и низко.

Она осознала, что он вовсе не пытался причинить ей боль. Его крепко стиснутые челюсти свидетельствовали о смятении. Узнав правду, она почувствовала огромную тяжесть на сердце, она была ошеломлена и поражена, в голове проносились тысячи мыслей. Зак – ее возлюбленный – разрушил все возникшие между ними чувства и эмоции, предал ее веру в него. Открытие, что у него есть дочь – маленькая девочка, которую она увидела в парке, – не должно было причинять столько боли, но причиняло.

– Тебе следовало сказать мне до того, как мы… как мы… Поверить не могу, что ты это сделал. Ты не можешь ожидать, что я закрою глаза на твой неосмотрительный поступок, ведь это касается и меня тоже. Ты солгал мне.

– Я никогда тебе не лгал.

Зака вдруг осенило, как важно, чтобы Шона знала правду и все поняла. Глядя на нее сверху вниз, он почувствовал мучительный укол боли, стыда и всепоглощающую нежность. А она смотрела на него глазами раненого оленя.

– Ты обманул меня! Ввел в заблуждение! Скрыл от меня эти важные сведения! Снова! После всего, что я позволила тебе сделать со мной! Ты все это время лгал мне. Ведь я доверяла тебе! – воскликнула она.

– И по-прежнему можешь доверять.

– Все изменилось. Боюсь предполагать, что еще ты от меня утаил. – Она отвела взгляд. Уловив в его голосе нотку отчаяния, вспомнила, как яростно он сопротивлялся браку с ней. Тогда она неверно истолковала причины. Он не хотел жениться на ней не из страха расстаться с холостяцкой жизнью, а из боязни потерять дочь. Они с Энтони не оставили ему выбора. Она не настолько наивна, чтобы полагать, будто в его жизни не было женщин, неких безликих женщин, держащихся в тени, с которыми мужчины заводят кратковременные интрижки. Другое дело Кэролайн Доннингтон. Она не безлична, ибо подарила ему ребенка. – Ты ведь не был женат на леди Доннингтон, следовательно, ребенок…

– Незаконнорожденный, – негромко закончил Зак, пристально всматриваясь ей в лицо и ожидая реакции. Он говорил серьезно и озабоченно, не выказывая при этом ни стыда, ни смущения, ни даже сожаления. Он жалел лишь о причиненной Шоне боли.

– Да, хотя это слово мне совсем не по душе.

– И мне тоже.

– Сколько лет твоей дочери?

– В июле исполнится четыре года.

– Она похожа тебя?

Зак не ожидал подобного вопроса, но ответил честно:

– Немного. У нее мои глаза. В остальном она точная копия матери.

– Ты отказался жениться на мне, потому что планировал – надеялся – дать дочери свое имя, взяв в жены ее мать в случае смерти престарелого мужа. – Перехватив вопросительный взгляд Зака, Шона горько улыбнулась. – Тетя Августа ввела меня в курс дел, когда я спросила ее о леди Доннингтон. В этом все дело, не так ли, Зак? Ты хотел жениться на ней. – Это было утверждение, а не вопрос.

Зак нахмурился. Выражение лица сделалось очень серьезным, пока он обдумывал ее слова.

– Должен признать, одно время я всерьез рассматривал перспективу вернуться в Англию и жениться на Кэролайн, когда старик Доннингтон отдаст Богу душу. Хотел попытаться исправить наши с ней отношения ради блага Виктории. Беда в том, – пробормотал он хриплым голосом, с нежностью глядя в лицо жены, – что я никогда не ожидал, как на мое решение повлияет мощная всепоглощающая сила в лице прекрасной молодой женщины по имени Шона Маккензи. Впервые в жизни я оказался во власти собственных эмоций, а логика и интеллект оказались бессильными.

Глубоко тронутая его словами, Шона с трудом сглотнула подступивший к горлу комок.

– Ты ведь не любишь ее, правда, Зак?

Он отрицательно покачал головой:

– Нет. И никогда не любил, как и она меня. Я не хочу жениться на Кэролайн. На этот шаг меня толкала необходимость.

– И все же ты женился бы на ней, не появись я на твоем пути и не заведи леди Доннингтон любовника.

– Чтобы заявить свои права на дочь, таково было мое намерение.

– А с леди Доннингтон ты давно знаком?

Зак угрюмо кивнул:

– Да, только поверхностно. Она знакомая одного моего знакомого, причем с более строгим, чем у других, воспитанием. Мы никогда не были на короткой ноге. Когда я вернулся домой после долгого плавания, она вышла замуж за Доннингтона, жадного заносчивого старика, сожалеющего об ушедшей молодости и потерянной мужской силе. Он взял Кэролайн в жены, чтобы потешить свое тщеславие. Однажды я нашел ее одинокую, несчастную и плачущую.

– И утешил. – Зак кивнул. – Одно событие повлекло за собой другое.

– Что-то вроде того. Мы…

– Прошу тебя, – дрожащим от гнева голосом резко перебила Шона. – Мне неинтересно слушать подробности о том, что между вами произошло. Я могу и сама это представить. Красивая, отчаянно одинокая женщина, старик муж и крепкий мужчина в расцвете сил. О да, – фыркнула она, не в силах скрыть горечи, – отлично понимаю. Когда я сообщила, что являюсь твоей законной женой, нужно было добиться расторжения брака. Леди Доннингтон – мать твоего ребенка. Ты должен преодолеть все преграды и воссоединиться с ней. Вы оба обязаны прежде всего заботиться о благе дочери. Ребенок принадлежит обоим родителям, я считаю. Сожалею, что из-за меня ты оказался в столь трудном положении, – добавила она чуть тише. – Ты хочешь, чтобы Виктория жила с нами?

Зак пристально всматривался в лицо Шоны, гадая, как сказать ей, что именно таково и было его намерение, раз ребенок не нужен собственной матери.

– Ситуация весьма трудная.

Что-то в его взгляде насторожило Шону.

– Зак, ты не можешь отнять девочку у матери.

– Я и не собирался. Виктория не живет с Кэролайн, муж которой отказался принять незаконнорожденного ребенка под своей крышей. Страшась лишиться наследства, которое надеялась получить после его смерти, Кэролайн не ушла от мужа, но отдала дочь на воспитание.

Глядя на него, Шона заметила в глубине его глаз затаенную боль и мольбу, хотя и не была уверена, о чем он просит. Она пыталась скрыть удивление, безуспешно стараясь понять, как это мать может отдать свое дитя приемным родителям.

– Это шокирует, ведь ребенок неразрывно связан с матерью.

– Обычно так и есть, но у Кэролайн иное мнение. Будущее Виктории пока не определено, поэтому очень важно, чтобы мы с тобой жили в законном браке. Раз матери она не нужна, я намерен взять ее к нам, оберегать и воспитывать в любви.

Шону очень опечалило, что леди Доннингтон ставит положение в обществе и богатство превыше счастья дочери.

– Теперь я начинаю понимать, включая и то, зачем ты уложил меня в свою постель. – Стоило этому полному ненависти замечанию сорваться с ее губ, как она вспомнила о страдании самого Зака.

– Я уложил тебя в постель, потому что ты моя жена и очень чувственная женщина. Меня влекло к тебе с самого момента знакомства. Я желал тебя, желал страстно, Шона. И ты испытывала ко мне схожие чувства, не отрицай. Я понял это сразу же, как впервые посмотрел в твои глаза. Кэролайн не смогла пробудить во мне ответного чувства.

– Допустим, я это знала, но теперь твои цели перестали быть для меня загадкой. Ты был против развода, чтобы у дочери появилась мачеха. Именно для этого и занимался со мной любовью? Чтобы мне было сложнее уйти от тебя?

– Полагая так, ты заблуждаешься. Я думаю о будущем, Шона. Мы с тобой муж и жена и должны научиться наилучшим образом справляться с трудностями. – Осознав, как бездушно прозвучали его слова, он поспешил добавить:

– Начало наших отношений было далеким от идеала, признаю, но никогда не поздно начать с чистого листа.

– Я так понимаю, раз вы с леди Доннингтон открыто гуляли с дочерью в парке, твое отцовство ни для кого не секрет.

Зак кивнул:

– Мне дела нет до общественного мнения. Я своим поведением не горжусь, но за свой грех расплатился сполна. До сих пор расплачиваюсь, – тихо добавил он, будто эта мысль только что пришла ему в голову. – Для того чтобы избежать слухов, я не должен проявлять любовь к своей дочери, хотя как отец имею на это полное право.

– Тебе бы следовало подумать обо всем этом до того, как укладывать леди Доннингтон в постель, – резко парировала Шона, гадая, уж не чувство ли к нему породило в ее сердце такую жгучую ревность. – Общественные нормы поведения мне отлично знакомы, как и то, что многие дамы, без сомнения, оказываются в подобной ситуации и преодолевают ее с улыбкой и остроумным замечанием. Я так поступить не могу и не стыжусь этого. Все внутри меня негодует при этой мысли.

На ее лицо словно тень набежала, она отвернулась. Зак забеспокоился. Он был наслышан о мачехах, которые не могли даже видеть отпрысков своих мужей от предыдущей жены или любовницы и не хотели иметь с ними ничего общего. Оставалось только молиться, чтобы Шона повела себя по-иному. Ему и в голову не приходило, что она может не захотеть принять Викторию, посчитав обузой, отягощающей жизнь.

Осознание этого поразило его. Тело напряглось, лицо превратилось в маску. Он сжимал и разжимал кулаки, стараясь совладать со своими чувствами. Неужели порыв счастья, испытанный им после воссоединения с Шоной, снова под угрозой? «Великий Боже, – умолял он, терзаемый муками, – не допусти, чтобы мне пришлось выбирать между женой и дочерью».

Он посмотрел на Шону. Его лицо ничего не выражало, глаза были пусты и черны.

– Какие бы страдания я ни переносил, никогда не желал повернуть время вспять и изменить содеянное, ведь в таком случае моя дочь не появилась бы на свет. К сожалению, я не сумел избавить ее от клейма незаконнорожденной, но и отказаться от нее не могу, Шона, – с болью в голосе добавил он. – Не могу и не стану.

Шона ощущала охватившие его эмоции как свои собственные. Его слова прозвучали как последнее предупреждение: «Не вмешивайся! Я защищаю то, что принадлежит мне». Она вспомнила сценку в парке. Зак, леди Доннингтон и их дочь. Слишком интимно и слишком болезненно. Шона вздернула подбородок и обхватила себя руками, как всегда поступала в стрессовых ситуациях.

– Ты считаешь, я настолько жестокая и бессердечная, чтобы просить тебя об этом? Я никогда бы этого не сделала. – Ее голос охрип от эмоций. Она решила, что ее слова убедили его, потому что его взгляд чуть просветлел.

Он выглядел встревоженным. Шона посмотрела на него, готовая вести себя так, как он захочет. Несмотря на юный возраст, она знала, как справляться с потерями и печалями, ее сердце было наполнено теплотой и сопереживанием. Она хотела его утешить, но Зак Фитцджеральд привык держать эмоции под контролем. Даже теперь, познав близость с ним, она бы не решилась выведывать его мысли. Хотела верить заверениям, но пока не могла смириться с наличием леди Доннингтон. Эта женщина очень красива, и, что еще хуже, их с Заком объединяет то, чего нет у нее. Дочь.

Образ маленькой девочки, увиденной в парке, проник в ее сознание и глубоко засел там. Как же эта малышка мила, весела, энергична! Опустив глаза, Шона пыталась справиться с нахлынувшими эмоциями, стыдясь их неприглядности. Как недостойно с ее стороны ревновать к маленькому ребенку и завидовать женщине, у которой есть дочь. При этом она не отрицала своего желания завоевать любовь Зака и принять его дочь как свою собственную.

– Сейчас не время для подобных обсуждений, – натянуто произнес Зак. – Пора ехать. Обсудим все после театра.

Шона кивнула. По крайней мере, к тому времени она успеет взять себя в руки.

– Прежде мне нужно вернуть тебе кое-что. – Вынув из ридикюля какой-то предмет, завернутый в кусок ткани, она протянула его Заку. – Ты оставил это в моей спальне в Мелроуз-Хилл. Мне очень жаль. Нужно было раньше тебе отдать.

Зак осторожно развернул ткань, ему в ладонь скользнул медальон.

– Спасибо. – В глубине его глаз что-то мелькнуло. Не открывая крышку, он пояснил: – Это локон Виктории. – Он сунул медальон в карман, не подозревая, как благодарна ему Шона за признание в том, что волосы принадлежат ребенку, а не матери, как она считала.


Выходя из экипажа перед театром Ковент-Гарден, Шона сумела вернуть своему лицу более или менее привычное выражение. Разноцветные платья и сверкающие драгоценности сливались в размытое пятно перед ее глазами. Она вложила свои подрагивающие пальцы в выжидающе протянутую ей руку. Пока Зак невозмутимо вел ее к зданию театра, Шона пыталась справиться с чувством нереальности происходящего. Нужно во что бы то ни стало заинтересоваться чем-то, сделать вид, что наслаждается спектаклем.