Они знали друг друга всего несколько дней. Ей этого было недостаточно для того, чтобы согласиться связать свою судьбу с другим. Кроме того, был Клиффорд…

Эрик остановился в двух шагах от нее и смотрел на нее долго, задумчиво, будто пытался услышать ее мысли. Пытался понять, что она говорит, но не мог услышать. Глаза его потемнели и на этот раз стали такими темными, будто в них поселился весь ночной мрак. Что-то нехорошее исказило его лицо. Боже, подумала Клэр, в ужасе от того, что видела. Она не хотела ранить его после всего, что они разделили друг с другом. И все же, у нее не было выбора. Она не представляла, как еще уговорить его остановиться.

Но он упрямо шел к поставленной цели.

— Ваш отец дал свое согласие.

Его голос рассек густой воздух, словно лезвие ножа. Клэр вздрогнула и только тут поняла, что он не собирается принять ее отказ.

Господи!

— Вы не понимаете? Эрик, я люблю другого. Всем сердцем люблю. — Клэр никогда бы не подумала, что ей придется кому-то рассказывать о своей любви к Клиффорду, описывать свои чувства, особенно такому человеку, как Эрик. Но теперь, кроме как достучаться до него, дозваться до его рассудка, ей больше ничего не оставалось. — Уверена, мой отец…

— Он уже дал свое согласие, — произнес он голосом, наполненным почти таким же отчаянием, какое звучало в голосе Клэр, но она это не заметила. — И я не возьму свои слова обратно.

Он действительно не собирался отступать. Он не принял ее признания о том, что она любит другого. Он проигнорировал это, стремясь жениться на той, которая любила другого. Не понимая, что делает, Клэр ухватилась за его руку выше локтя обеими руками.

— Эрик, прошу вас… Уходите. Мы не сможем больше с вами видеться.

Эрик вздрогнул в то же мгновение, когда она коснулась его. Внезапно лицо его потемнело, глаза сузились, и он сказал каким-то пугающе тихим, хриплым, шершавым голосом, полным такой боли, что Клэр охватил почти непередаваемый ужас.

— Вы — единственная женщина на свете, на которой я смогу жениться.

Это было похоже на признание умирающего человека. Которое не слышал никто. Такой сдержанный, такой рассудительный, он все же сказал то, что заставило Клэр буквально окаменеть. Она отпустила его, будто обжегшись. Потому что слова его были полны такого сакрального значения, смысл которых она не хотела знать. В серо-голубых глазах отражалась почти та же боль, которая прозвучала в его голосе. Она не хотела, Боже, на самом деле не хотела причинять ему боль, но он делал все, чтобы не оставить ей выбора.

— Прошу тебя, Эрик… Я люблю другого, — вновь повторила она, не представляя, как еще возможно донести до него свой отказ.

Свои желания. Свои мечты… И почему-то в это самое мгновение, будто бы насмехаясь над ней, почти сумасшедшая мысль пришла ей в голову:

«Я ведь даже не целовала тебя!»

Как можно было думать об этом сейчас?

Эрик не произнес больше ни единого слова. Сделав глубокий вдох, он развернулся и быстро покинул комнату.

Клэр покачнулась, дрожа с ног до головы. Она не могла допустить, чтобы произошло то, о чем говорил, просил Эрик. Зачем он это сделал? Они ведь были знакомы всего три дня! Порой этого недостаточно даже для крепкой дружбы, не говоря уже о том, чтобы жениться. По какой-то необъяснимой причине она прониклась к нему даже большим, чем дружба, он завоевал ее доверие, даже не приложив для этого особых усилий, и расположил к себе так, что она почему-то стала рассказывать ему то, о чем не говорила ни одной живой душе. И это стало ее ошибкой. Но о свадьбе не могло быть и речи. Он сошел с ума, если считал, что она согласиться выйти за него замуж!

У нее был Клиффорд! Она любила его с той первой минуты, когда увидела его. И продолжала любить, даже когда он уехал. Особенно когда он уехал. Она не могла стать женой другого. Это было… С тех пор, как в ее жизни появился Клиффорд, она даже не допускала подобной мысли. Она не собиралась принимать предложения других. И никогда не давала повода другим думать, считать, будто она поощряет их! И лишь только однажды поддалась сиюминутным чувствам, когда пригласила Эрика на музыкальный вечер своего дяди…

Это было сумасшествием!

Прижав руку ко лбу, Клэр старалась дышать, чтобы не задохнуться. Ей нужно было подумать! Решить, как быть дальше. Что ей делать?

Оглушительную тишину прервал звон напольных часов, которые стояли в кабинете отца.

Отец!

Ну, конечно! Ей следовало немедленно поговорить с ним. Объяснить ему все то, что произошло. Он поймет, уверяла себя Клэр, почти стремглав мчась в его кабинет, который находился в противоположной стороне от гостиной. Он всегда понимал ее. Только отец поощрял ее, когда она увлеклась музыкой, и всегда поддерживал в ней любовь к этому занятию. Клэр обожала отца и была уверена, что и сейчас он поддержит ее. И обязательно поговорит с Эриком. Да, они больше не смогут увидеться, как бы тяжело ей не было думать об этом, но для нее никого важнее Клиффорда просто не было.

Распахнув двери, она вошла в кабинет и, едва дыша, сказала:

— Это невозможно!

Маркиз перебирал какие-то бумаги, стоя у своего большого стола из массива дуба. Подняв голову и заметив невероятно бледную дочь, он отложил бумаги и широкими шагами направился к ней.

— Клэр? Что с тобой? Что произошло?

— Папа, это невозможно, — простонала она и к полному своему стыду расплакалась, не в силах больше сдержаться. Клэр была уверена, что если сейчас прижмется к отцовской груди и закроет глаза, абсолютно всё встанет на свои места.

Маркиз притянул дочь к себе и крепко обнял.

— Милая моя, успокойся, — прошептал он, проведя рукой по ее волосам. — Что случилось? Кто тебя обидел?

— Я… — Она все никак не могла говорить, потому что ее душили рыдания. — Папа…

— Все хорошо, — говорил он, обнимая ее до тех пор, пока Клэр не успокоилась. А когда это произошло, он отстранил ее от себя и, приподняв ее лицо к себе за подбородок, обеспокоенно взглянул на нее. — Что произошло?

— Эрик… он приходил ко мне.

Глаза его сияли невероятной теплотой и пониманием.

— Я знаю, он просил моего разрешения поговорить с тобой. Вы поговорили?

Клэр отпустила отца, испытывая необходимость отойти от него, когда скажет ему все то, что собиралась сказать, вытерла щеки тыльной стороной ладони и сделала глубокий вдох.

— Папа, он просил меня стать его женой.

До сих пор не верилось в то, что это правда. Что он действительно сказал ей такое.

— Я знаю.

Клэр резко обернулась, уверенная в том, что вот сейчас отец улыбнется ей и скажет, как обычно это бывало прежде, что возьмет ситуацию с Эриком в свои руки, и что ей больше ни о чем не придется беспокоиться.

— Папа, я не могу выйти за него замуж.

— Не можешь? — повторил он почти уже знакомым тоном так, будто никогда не слышал этого слова. — Почему?

— Почему? — Клэр была удивлена его реакцией. Обычно ему было достаточно одного ее слова, чтобы распроститься с нежеланными кавалерами. А теперь он смотрел на нее так, будто нуждался в ее объяснениях. — Я не смогу выйти за него.

Маркиз внимательно смотрел на нее, но при этом не выглядел удивленным, а лишь озадаченным. Затем медленно скрестил руки на груди и повторил:

— Почему?

Сбитая с толку, Клэр всё же осознала то, что должна объясниться. Чтобы он, наконец, понял, что произошло.

— Он… он… — она дрожала так, что не могла связать и двух слов. — Он необычный…

— Эрик — хороший человек и сможет позаботиться о тебе.

Клэр не могла поверить своим ушам. Отец что же, тоже пытается уговорить ее выйти замуж за Эрика? Он что, тоже сошел с ума?

— Но, папа… Я люблю другого!

Маркиз застыл.

— Что? — Он выпрямился и опустил руки. — Кого?

Маркиз был искренне удивлен заявлением дочери. Это еще больше напугало Клэр, потому что стало казаться, будто ей придется объясняться со всем миром.

— Клиффорда. Я люблю его. Отец… — Ее голос дрогнул от боли. — Я не смогу выйти за другого. Просто не смогу…

Выражение лица Грегори так и не изменилось. Он оставался по-прежнему таким же невозмутимым, как и до ее прихода.

— Клиффорд никогда не просил твоей руки.

Вот и все, что он сказал. Всего несколько слов, мощная сила которых разнесла в пух и прах не только ее любовь, но и всю жизнь. Если молния могла два раза бить в одно и то же место, она должна была снова угодить прямо в Клэр. Она всё смотрела на стоявшего перед собой человека, пытаясь найти в нем своего любимого отца, который всегда защищал ее и ограждал от всего мира.

— Папа… папа… — задыхаясь, шептала она.

Глаза маркиза внезапно потемнели.

— Клэр, милая, это ведь…

— Клиффорд уехал… Ему пришлось уехать… Он хотел… — бормотала она, изо всех сил пытаясь вспомнить все те обещания, которые давал ей Клиффорд, но так ничего и не смогла вспомнить.

И словно этого было мало, маркиз добавил то, что стало последней каплей:

— До этого он два месяца был здесь.

В повисшей тишине вся обреченность и тщетность попыток снежным комом обрушилась на нее.

— Что ты делаешь, папа? — убитым голосом молвила она, задыхаясь от боли.

Маркиз внезапно опустил взор и покачал головой.

— Я дал Эрику свое согласие. — Медленно подняв голову, он тише добавил: — И не возьму свое слово назад.

Земля медленно начинала уходить из-под ног. В ушах шумело, и Клэр боялась упасть, но ей пришлось приложить все свои силы для того, чтобы этого не произошло. Все силы для того, чтобы суметь вынести боль от разочарования в отце, которого боготворила.

— Ты сделаешь то, что навсегда разрушит мою жизнь? — прошептала она потрясенно. — Тебе не может быть настолько наплевать на меня.

Маркиз вздохнул и устало провел рукой по застывшему лицу.

— Клэр, ты прекрасно знаешь, что мне никогда не был наплевать на тебя. Не говори так.

— Тогда что вы делаете? — выдохнула она, из последних сил взывая к его разуму, к чувству справедливости, которым так восхищалась. — Что ты делаешь, отец? Что ты творишь?..

Лицо маркиза побледнело, но он смотрел на дочь прямо, уверенно.

— Я устраиваю твою жизнь. Только пока ты этого не понимаешь…

Клэр сделала шаг в его сторону.

— Но я люблю Клиффорда. Папа, прошу тебя…

— Придется полюбить другого. Эрик хороший парень, и сможет сделать…

Резко остановившись, Клэр подняла руку и почти, не помня себя, процедила сквозь боль и отчаяние:

— Если ты это скажешь снова, я навсегда возненавижу тебя!

Отец вздохнул с горечью и едва заметной болью.

— Однажды ты скажешь мне спасибо за все то, что я делаю для тебя сейчас.

Клэр выпрямилась, сжимая руки в кулаки для того, чтобы сдержаться, но у нее ничего не вышло. И одинокая слеза, прочертившая ничтожную дорожку, стала олицетворением всей ее боли и одиночества в борьбе за то, что никто не хотел понимать. Даже ее отец.

— Мне сложно будет найти слова благодарности для того, кто разрушает мою жизнь.

Маркиз дернулся так, будто его ударили. Боль Клэр стала сильнее от того, что ей до сих пор приходилось причинять боль тем, кого она любила. Кто ей нравился. Кому она не желала боли…

— Хватит, — прошептал маркиз, качая головой. — Все уже решено, я дал благословение на этот брак, и Эрик станет твоим мужем.

Едва дыша, Клэр каким-то чудом нашла в себе силы поднять руку и вытереть со щеки очередную набежавшую слезинку.

— А что ты сделаешь, если я сбегу?

Взгляд зеленых глаз отца стал почти стальным. Он сжал руку в кулак, давая понять, что действительно всё решил и что ей не дается право голоса в том, что непосредственно касалось ее.

— С этой минуты ты будешь находиться под домашним арестом до тех пор, пока через неделю не состоится твоя свадьба!

— Ч-что?! — Клэр почувствовала, как у нее задрожали колени. Вцепившись побелевшими пальцами в спинку стоявшего рядом кресла, она на мгновение закрыла глаза. — Что ты сказал?

Лицо отца исказилось.

— Ты прекрасно меня слышала, потому что обладаешь превосходным слухом. Я не допущу вопиющих выходок с твой стороны. Тебе придется забыть Клиффорда и принять Эрика. Я все сказал! А теперь ступай к себе в комнату. И без глупостей, Клэр. Я не хочу наказывать тебя за что бы то ни было.

И снова тишина, окутавшая комнату, зловеще улыбалась, глядя на Клэр. Тишина, в которой ей предстояло прожить остаток жизни. Тишина, которая разделила ее с обожаемым отцом, с миром, который никогда не будет прежним. С возлюбленным, которого она никогда больше не увидит. И с другом, который стал причиной всех этих разрушений.