Подойдя к ней еще ближе, он взял ее руку в свою и поднял жену со стула, а потом развернул и медленно притянул к своей груди, туда, где билось и переворачивалось его сердце.

— Тебе понравилось? — послышался неуверенный дрожащий голос Клэр.

Обхватив ее талию правой рукой, Эрик притянул ее к себе так близко, пока не почувствовал ее всю возле себя. Пока не ощутил ее тепло, ее незабываемый аромат. Пока не понял, что она дрожит. Почти так же как он. Он больше не мог сдержать себя, Господи, он действительно не мог больше делать вид, будто сможет отпустить ее, потому что будь всё проклято, но сейчас он не смог бы отпустить её, даже если бы ему пришлось отдать за это свою жизнь.

Подняв свободную руку, Эрик осторожно отвел от невероятно красивого лица прядь шелковистых волос, до дрожи хорошо помня их запах, их тяжесть и мягкость.

— Ты играешь божественно, любовь моя, но твоя игра покорила меня еще в тот первый день, когда я даже не знал тебя, — признался он, понимая, что сейчас ошеломить ее, но не мог больше скрывать от нее правду.

Он прижимал ее к себе почти до предела, так, что она почувствовала всё его большое, напряженное, твёрдое тело. Боже, он так давно не обнимал ее! Положив руки на его грудь, Клэр едва могла дышать, потому что вновь ощутила биение его сердца.

— В первый день? Но тогда… тогда я ведь плохо играла и… не закончила игру.

Эрик покачал головой и внезапно коснулся своими теплыми пальцами ее подрагивающих губ. Клэр перестала дышать вообще.

— Я говорю не о том дне.

Она задыхалась и никак не могла вспомнить, как следует дышать, глядя в глаза Эрика, который склонил голову так, что его лицо оказалось невероятно близко. Так, что она даже почувствовала тепло его дыхания. Он приблизился к ней так, будто собирался поцеловать ее.

— Но в доме твоего отца… — пролепетала Клэр, не понимая, о чем он говорит.

Осторожно проведя пальцем по нежным чертам ее лица, Эрик еще ниже склонил к ней голову, чувствуя болезненные удары своего сердца.

«Если Клэр стоила того, чтобы жениться на ней, разве не стоит ради нее пройти еще один круг ада, только теперь в последний раз?»

Сердца, которое умирало от любви к ней. Он даже не представлял, что способен любить, любить так, пока не встретил Клэр.

— Я говорю не о том дне.

Его близость потрясала, но Клэр каким-то чудом не потеряла нить разговора.

— Что? Эрик, о чем ты говоришь?

Было такое ощущение, будто он знает то, чего не знает она. То, что могло навсегда перевернуть ее мир, который уже никогда не будет прежним.

— Я говорю о том дне, когда был музыкальный вечер в доме моей тети Девоны.

— Но тебя ведь там не было! — нахмурилась Клэр, совсем сбитая с толку.

Глядя в ее удивленные глаза, Эрик обнаружил, что вновь задыхается. От бесконечной, удушающей, почти оглушительной любви к ней. Он не знал точно, когда полюбил ее, но сейчас это уже было неважно, потому что он знал совершенно точно, что никогда не перестанет любить ее. Даже когда она уйдет.

«Я люблю твои брови, — палец сместился на ее носик. — Люблю твои волосы, твое дыхание. — Осторожно он коснулся ее верхней губы. — Люблю твою улыбку. Люблю твой голос. — Палец скользнул к подбородку, а потом прошелся по шее и коснулся одинокой жилки, которая пульсировала под бархатистой кожей. — Я люблю твою душу, и преклоняюсь перед твоим сердцем, которое было настолько великодушным, что позволило тебе остаться рядом со мной. Я никогда не забуду этого. Никогда не позволю, чтобы твое сердечко еще раз разбивали…»

— Я был там, был у тёти Девоны.

Его слова утонули в тишине гостиной. Клэр с прежним потрясением смотрела на него, невероятно остро чувствую прижатую к себе твердую грудь.

— Но ты ведь не любишь музыку. Ты не мог прийти туда.

Подняв руку от ее шеи, Эрик прижал ладонь к ее лицу, погладив большим пальцем ее щеку.

— Я действительно не любил музыку и собирался уходить. Меня не было в доме, я был в саду, но когда послышалась соната, мелодия, которую ты играла сейчас… — Он покачал головой, будто бы не веря, что это действительно произошло с ним на самом деле. — Я не смог уйти. Я стоял там под деревом как громом пораженный и слушал то, что никогда прежде не слышал. Я ненавидел музыку, но твоя игра так сильно захватила меня, что я пошел к дому. Я должен был увидеть того, кто играл на рояле так, что у меня сжималась душа.

Она выглядела сейчас почти такой же потрясенной, каким был в тот день сам Эрик, когда услышал льющуюся из гостиной мелодию.

— Боже! — выдохнула она изумленно. — Боже правый!

Она даже не думала, что когда-нибудь узнает правду о том, почему он не любит музыку, но теперь… теперь, когда знала о том, что с ним произошло. Оглушительная боль пронзила ей сердце, когда Клэр поняла, что в плену произошло что-то, вызвавшее в нем отвращение к музыке. Как и к прикосновениям людей. И всё же ее музыка, ее прикосновения были способны сделать с ним то, что не мог сделать никто.

— Что такое? — вдруг встревожился Эрик, наблюдая, как меняется выражение ее лица.

Боже праведный!

— Ты… ты действительно был там?

«И моя музыка действительно заставила сжиматься твоё сердце?»

— Да. Почему это так сильно потрясло тебя?

— Я… — Клэр не смогла договорить, потрясенная до глубины души. С трудом сдерживая слезы, которые душили ее. Вместо этого, к полному его изумлению, подняла руки от его груди и взяла его лицо в свои ладони. Она смотрела ему прямо в глаза, когда сделала свое собственное ошеломляющее признание. — В тот день, когда дядя Джордж попросил меня сыграть для него… Я не могла отделаться от чувства, будто кто-то наблюдает за мной. Боже мой, так это был ты!

Эрик не мог дышать, а Клэр… Она погладила его по голове, а потом сделала то, что чуть было не разбило ему сердце. Опустив правую руку, она коснулась его носа и погладила его так, будто собиралась исцелить его.

— Я никогда так остро не чувствовала на себе чужой взгляд. В той комнате были… В той комнате было много людей, но это определенно были не они. Я была уверена. — Она приблизила к нему свое лицо так, что он ощутил тепло ее дыхания. — Теперь я в этом уверена. Не знаю, как, но я всегда чувствую тебя до того, как ты появляешься.

Он потрясенно застыл, и внезапно Клэр поняла, что не может больше бороться с собой. Погладив его застывшее, изумленное лицо, она опустила руки на его плечи и неловко, но развязала уже почти развязанный шейный платок, который прятал от нее то, до чего ей нестерпимо хотелось добраться. Когда материя выскользнула из ее руки и упала на пол, взору ее предстал до боли знакомый, по прежнему остро выпирающий, волнующий кадык. И позабыв обо всем на свете, Клэр привстала на цыпочки, потянулась к нему и коснулась губами его шеи. К тому единственному, что не могла забыть.

— Господи, — выдохнул Эрик, покачнувшись так, будто его ударили. Не в состоянии поверить в то, что происходит, он затаил дыхание и замер у нее в руках, пока она своими невероятно тёплыми губами не стала изучать его шею. — Господи, Клэр, что ты делаешь?

Он хотел первым коснуться и поцеловать ее, но его пленительная жена, кажется опередила его. У него было такое ощущение, будто сердце вот-вот выпрыгнет из груди. Он задыхался, не в состоянии пошевелиться. Ощущая ласку губ, которые потрясли и захватили его окончательно.

Клэр не могла оторваться от него, чувствуя не только тепло его кожи, но и дурманящий, терпкий запах сандалового дерева.

«Тебе нужно поцеловать его, и тогда твое сердце подскажет, что делать».

— Хочу поцеловать тебя, — прошептала Клэр, зная совершенно точно, что делает это не потому, что Алекс когда-то говорила ей об этом. Она жаждала этого потому, что не поцеловать Эрика было просто невозможно. Клэр снова прижала губы к его шее, изумляясь тому, какой противоречивый вкус у его теплой кожи: и солоноватый, и сладкий одновременно. Было просто захватывающе приятно касаться его, ощущать его, целовать острый маленький выступ на его шее, который подрагивал от переполнявших его эмоций. — И хочу, чтобы ты тоже поцеловал меня.

С очередным прикосновение ее губ к невероятно чувствительному месту на шее такая мучительная волна прокатилась по всему телу, что Эрик вздрогнул и чуть не упал. У него подгибались колени. Он едва мог соображать. С трудом шевелясь, он взял ее лицо в свои ладони и отстранил Клэр от себя так, чтобы окончательно не потерять голову.

— Клэр… — прошептал он, заглянув ей в потемневшие глаза.

Клэр замерла, решив, что он останавливает ее потому, что не хочет ее поцелуев, ее прикосновений. Это бы разбило ей сердце навсегда.

— Клэр, — потрясённо прошептал Эрик, увидев слезинку, которая соскользнула с длинных ресниц и упала на ее бледную щеку, очертив на ней влажную дорожку, похожу на шрам, который остался на его сердце. — Боже, Клэр…

Судорожно вздохнув, Клэр покачала головой, чувствуя, как задыхается. Стыдясь того, что не смогла сдержать слезы, но ей было так ужасно больно.

— Я очень хочу, чтобы ты поцеловал меня, Эрик.

Мольба в ее голосе ошеломляла, потому что даже во сне он не смог бы найти Клэр, которая нуждалась бы в его поцелуях настолько отчаянно, что заплакала.

— Я тоже этого хочу, — прошептал Эрик, вытерев очередную слезинку большим пальцем. — Только… только я не хочу, чтобы ты снова плакала, когда я это сделаю. Я не хочу, чтобы ты плакала из-за меня.

Она тут же покачала головой и подалась навстречу ему. И сказала то, что навсегда перевернуло его мир.

— Ты ведь имеешь в виду день нашей свадьбы, но тогда… — Раскаяние в ее голосе утонуло в тишине комнаты. — В тот день…

День их свадьбы. День, воспоминания о котором причиняли ему невыносимую боль.

— Ты боялась меня?

Она покачала головой.

— В тот день ты поцеловал меня, а я… я так и не смогла забыть об этом. Я и сейчас не могу, — с сокрушительной искренностью призналась Клэр. — А еще… — Она с такой нежностью погладила его по лицу, что у него запершило в горле. — Я тоже хочу поцеловать тебя так, чтобы ты никогда не забывал об этом.

Невероятно, но это действительно происходило с ним. На самом деле. Как он мог устоять перед ней теперь? Как мог бы забыть о ней?

Чувствуя мучительные удары своего сердца, он опустил голову и, наконец, накрыл ее раскрытые губы своими.

Поцеловал Клэр, которая никогда не должна была принадлежать ему.

Его на мгновение парализовало, обдав теплой волной. Эрик услышал глухой стон, а потом, когда она обвила его шею своими дрожащими руками и, прильнув к нему, с готовностью встретила его, он окончательно потерял голову. Обхватив ее обеими руками за тонкую талию и до предела вжав в себя, он завладел ее губами с такой агонизирующей потребностью, что не осталось больше ничего кроме Клэр, которая разбила и вновь воскресила его сердце. Своей чарующей, пронизывающей музыкой и теплом прикосновений. Любовь бескрайняя и оглушительная накрыла его так, что он больше не мог справиться, не мог больше контролировать ее. Зовущие, невероятно мягкие, до умопомрачения сладкие губы Клэр заставили его вспыхнуть таким ошеломляющим желанием, что не осталось места ничему.

Запустив пальцы в черные густые волосы Эрика, Клэр подалась ему навстречу, не помня, чтобы с такой удушающей потребностью желала поцеловать кого-то еще. Чтобы хоть в ком-то нуждалась так же, как в нем. Робкое томление перешло в такой восторг, что закружилась голова. Ей не верилось в то, что это происходит с ней на самом деле, но губы Эрика не могли быть выдумкой. Такие мягкие, такие осторожно-деликатные сперва, которые лишь касались ее, не требуя ничего. Губы, от прикосновения которых она задыхалась и млела. И чувствовала, как постепенно жар охватывает ее всю, наполняя ее такой пугающей тяжестью, что она не могла пошевелиться.

Губы человека, который, пройдя через настоящий ад, поцеловал ее с такой пронзительной нежностью, что она не смогла сдержать новых слез.

«Боже, я ведь действительно чуть было не потеряла тебя!»

Потрясение первых минут быстро сменилось осознанием того, что действительно происходит. Губы Эрика пришли в движение и раскрыли ее настолько, что его горячий язык метнулся вперед. Жаркая волна заставила ее вздрогнуть, и Клэр крепче обняла его за шею, боясь не устоять на ногах, потому что у нее подгибались колени. Захваченная им окончательно, она закрыла глаза и растворилась в поцелуе, который потряс ее до глубины души больше, чем всё, что она испытывала до этого мгновения.

Тяга, которая вела к нему, сила притяжения, которая с первого же дня привязывала их друг к другу, стала просто невыносимой. А потом… Потом превратилась в то, во что она никогда не верила. В то, что как думала, знает, но до сегодняшнего дня даже понятия не имела о том, что это такое на самом деле.