— Боже, какая ты красивая без очков! — выдохнул он, залюбовавшись своей сказочной женой.

Взгляд Алекс стал строгим.

— А в очках я была некрасивой?

Тони улыбнулся, не в состоянии спрятать любовь, которая светилась в глубинах его золотистых глаз.

— Не забывай, когда я встретил тебя, ты носила очки. — Он склонил голову и поцеловал ее. На этот раз крепко, властно, так, что она застонала, обвив руками его шею. — Очки делали тебя невероятно сексуальной.

Алекс взяла его красивое лицо в свои ладони и сама потянулась к нему, пробормотав напоследок:

— Теперь я буду знать, чем развлекать тебя на старости лет.

А чуть позже велела своей горничной уложить с Клэр несколько из тех своих неприлично красивых нарядов, при виде которых Тони не мог потом долгое время выходить из их комнаты. Она искренне верила в то, что и Эрик не сможет устоять. И всё решится само собой.


* * *

Он не собирался больше встречаться с ней.

Клэр не видела его с того мгновения как Эрик ушел из гостиной Пембертона два дня назад до тех пор, пока его большая мрачная фигура не прогарцевала вперед на лошади, когда они выехали в путь. Ровно в семь утра.

Всё вновь повторялось, но теперь… Теперь у нее действительно было разбито сердце. И на этот раз дорога казалась не просто невыносимой. Она не просто задыхалась от этого, сидя в полумраке холодной кареты. Небо затянуло тяжелыми тучами, обещая разверзнуться настоящим непроходимым ливнем, но ей было всё равно. Она бы даже обрадовалась, если бы земля разверзлась и отрезала их от всех дорог на свете.

Она не хотела в Шотландию. У нее не осталось дома, куда она могла бы вернуться, она даже не знала, где теперь ее дом. Всё что Клэр хотела, теперь стало невозможным. И она… Она не сделала ничего, чтобы исправить свои ошибки. И она не представляла, что можно сделать в будущем, чтобы заставить Эрика поверить в то, что она искренна с ним.

Ей было так ужасно холодно. Даже теплая накидка, в которую Клэр закуталась, не могла согреть ее. Переведя взгляд на противоположное сиденье, Клэр вспомнила, как часто там сидел Эрик. Как много произошло в этой карете. Сперва он сказал, что никогда не считал ее врагом. А потом… потом принес сюда корзину с едой. И вазу для ее цветов.

И назвал ее так, как не называл никогда прежде. И никогда больше не назовет, потому что она этого не заслуживала, она не сделала ничего, чтобы заслужить даже его взгляда.

Клэр прикусила губу, чтобы не расплакаться, и закрыла глаза. Но боль терзала так сильно, что она не могла больше выносить ее.

Недосыпание последних дней вкупе с измождением и моральным истощением погрузили ее в беспокойный сон без сновидений. Клэр сомневалась, что когда-нибудь вновь испытает облегчение. Сможет дышать полной грудью. Сможет жить, не боясь завтрашнего дня.

Карета продолжала катиться по неровной дороге, превращая жизнь в одно сплошное, нескончаемое путешествие. Унося ее далеко от того места, где она на короткое мгновение обрела покой и счастье. Обрела человека, который никогда больше не взглянет на нее.

Забившись в сне, Клэр как будто наяву ощущала на себе ласку теплых пальцев, которые никогда бы не забыла. Она точно помнила, как он дотронулся до нее тогда. Осторожно, но решительно. Его пальцы прошлись по ее лицу, убирая прядь золотистых волос. Почти как сейчас. Это было так реалистично, так до дрожи правдиво, что Клэр подалась вперед, не в силах отпустить его.

— Эрик, — прошептала она, умирая от желания быть к нему как можно ближе.

А потом ошеломленно поняла, что он действительно рядом. Она не спала, а он не был видением! Затаив дыхание, Клэр застыла, но не спешила открыть глаза, боясь того, что на самом деле спит. Что это развеется, как быль, если она пошевелиться.

У нее замерло сердце, когда она вновь ощутила на лице едва осязаемое прикосновение.

Эрик!

Это был он. Никто не мог сейчас лежать рядом с ней и касаться ее так, что переворачивалось всё внутри. И тем более ни от кого не пахло так, как от Эрика. Этот запах она бы не спутала ни с чем!

Лежал… Господи, он действительно лежал рядом с ней! Вернее, ее голова покоилась на его плече, а бедром она была прижата к его бедру. Как такое возможно? Особенно после того, что произошло.

Как он оказался здесь? И почему лежал подле нее? Прислушавшись, Клэр уловила громкие удары капель дождя по крыше экипажа, но продолжала лежать неподвижно, позволяла ему дотрагиваться до себя. Как будто он действительно всё еще желал дотрагиваться до нее. Даже после того, как ушёл от нее два дня назад, оставив сидящую на столе, куда сам же посадил ее.

Клэр не могла, всё равно не могла поверить, что он добровольно пришел к ней. Скорее всего, дождь помешал ему продолжить путь на коне. Но… Но даже если дождь загнал его в карету, что… заставило его снова касаться ее?

Это было… это было волшебно, упоительно, восхитительно. Так сокровенное, что Клэр едва не расплакалась, веря в то, что он даже не захочет взглянуть на нее, не говоря уже о том, чтобы вновь быть рядом с ней.

— Клэр, — послышался его хриплый, невероятно измученный голос. Он продолжал гладить ее по лицу, будто заново изучая черты ее лица. А, возможно, слишком хорошо помня их.

А может он просто пытается разбудить ее? Тогда зачем касается так, что у нее переворачивается сердце?

У нее действительно переворачивалось сердце, а глаза заволокла предательская влага.

И Клэр вдруг поняла, что возможно он касается ее в последний раз. Что бы не привело его к ней, возможно, она в последний раз чувствует его руки, его тепло, его дыхание на своей щеке перед тем, как добраться до Эдинбурга, который так стремительно приближался.

Он был так близко. Подумать только, он лег рядом с ней, положил ее ноги на противоположное сиденье и укрыл одеялом. Чтоб ей было удобно. Милый Эрик, он хотел позаботиться о ней даже, когда понял, что она этого совершенно не заслуживает.

Клэр не открыла глаза. Потому что наконец поняла, что он касается ее только потому, что считает, будто она спит и не видит этого! Не слышит его почти опустошенный голос. Голос, в котором слышались почти те же страдания, которые мучили и ее. Возможно ли такое? Ведь вчера, когда он ушел, она четко видела, как сильно он сожалел о случившемся. И все равно он был сейчас подле нее, а она слишком сильно хотела этого. Боже, он должен был понять, что произошедшее два дня назад — не ошибка. Ему не следовало просить прощения за это.

Это была последняя возможность коснуться его. Клэр не знала, когда они остановятся, и остановятся ли вообще. Вдруг она снова уснет, а проснется уже в Эдинбурге? Эта мысль напугала ее так, что Клэр на мгновение замерла. А потом снова ощутила на своей щеке ласковые поглаживания его пальцев. Он был так близко, что она до дрожи хорошо чувствовала его дыхание. Он был так близко, что, слегка подавшись вперед, она могла бы коснуться его. Поцеловать в последний раз.

И Клэр не выдержала. Потому что отчаянно верила в то, что найдет способ завоевать его сердце. Потому что сейчас он обнимал её так, будто продолжал нуждаться в ней.

Не думая ни секунды, Клэр подалась вперед, и ее губы тут же оказались прижаты к его губам. Что-то с невыносимой силой взорвалось в груди. Вздрогнув, Клэр всхлипнула и потянулась еще чуточку ближе к нему, когда почувствовала, как он застыл от неожиданности, а потом с ошеломляющей готовностью, накрыв ее щеку своей ладонью, поцеловал ее в ответ. Поцеловал с такой упоительной нежностью, что не осталось сомнений в том, что и он хотел этого. Хотел так же, как и в тот вечер, когда уложил ее на стол в гостиной Алекс.

Хотел так, что даже сейчас, медленно перевернув ее спиной на сиденье, прижался к ней своей тяжелой грудью и углубил поцелуй так, что Клэр стала задыхаться. Подняв руку, она положила ладонь на его щеку, мечтая вновь испытать те невыразимо сильные ощущения, которые он заставил ее ощутить два дня назад. Клэр с готовностью встретила напор его губ, желая подарить ему те упоительные ощущения, которые испытывала сама, чтобы заставить его позабыть все горести и страдания, которые ему некогда причинили.

— Клэр, — вымученно молвил Эрик. Он не собирался делать ничего подобного. Понимал, что не должен поступать так, пока она спит, но когда она прильнула к нему, когда он почувствовал вкус ее губ, вся его многодневная выдержка полетела ко всем чертям. Боже, что он делает! В прошлый раз чуть было не овладел ею на столе, а сейчас она спала! А он!.. — Мы не должны… — пробормотал он больше для себя, чтобы привести себя в чувство, но ее губы дурманили так, что он вновь накрыл их своими.

У него было такое ощущение, будто он уже никогда не сможет прийти в себя. После всего, что было, после тех сложных заключений, к которым ему удалось прийти с такой болезненной обреченностью, Эрик не имел права касаться ее. Он даже не должен был приходить сюда, к ней. Он хотел остановиться в какой-нибудь гостинице, чтобы переждать дождь. Клэр нужно было отдохнуть, но, открыв дверь кареты и увидев, что она спит, Эрик не посмел разбудить ее. И раз она спала, он мог незаметно продолжить путь в карете. Последняя возможность быть какое-то время рядом с ней.

Они были уже совсем недалеко от границы с Шотландией. Черт возьми, сознание этого факта так сильно мучило его, что он забрался в карету и продолжил путь, усевшись рядом с Клэр. Опустив голову к груди и кутаясь в теплую накидку, она съежилась так, будто мерзла. И выглядела при этом такой одинокой, такой хрупкой и беззащитной, что у него дрогнуло сердце. Целых два дня он запрещал себе видеться с ней. Два мучительных дня, которые отделяли его от нее. Она сидела так неуютно, что после пробуждения у нее будет болеть всё тело. А возможно, это был единственный повод, но Эрик придвинулся к ней и, осторожно взяв ее лицо в свои ладони, положил ее голову к себе на плечо.

Когда же она, не понимая, что делает, подалась вперед и коснулась его губ своими, Эрик ошеломленно застыл, а потом подтянулся к ней, потеряв голову от жгучей тоски по ней. Его оглушила ее безотчетная попытка снова коснуться его. Даже во сне. Его затопила такая безграничная нежность к ней, что он действительно не смог устоять. Тело тут же откликнулось на ее ласку, наполнившись мучительным напряжением. Он так отчаянно хотел ее, что это причиняло боль. Боль оттого, что она никогда не будет принадлежать ему.

— Боже, — беспомощно молвил он, когда она раскрылась настолько, что не оставалось ничего другого, как взять всё то, что она с такой щедростью предлагает. Предлагала, как и в прошлый раз, ничего не требуя в ответ. Девушка, которая подумал сберечь совершенно не пригодный ни на что листочек клевера! Сердце его задрожало от еще большей любви к ней. — Клэр…

Он поражался тому, что можно любить еще сильнее, буквально задыхался от любви. Задыхался и не знал, что ему делать, чтобы удержать ее в своей жизни, сделать то, чего она добровольно никогда не хотела. Но то, как касалась его сейчас, просто парализовало его. Слепо ища хоть какого-то облегчения, Эрик прижался почти окаменевшей частью своего тела к ее бедрам, понимая, что совершает безумие. И тут же услышал, как она застонала.

Замерев и чувствуя неистовые удары своего сердце, Эрик оторвался от нее и поднял голову. И тут же столкнулся с ее невообразимо-огромными потрясающими, наполненными слезами глазами.

Она не спала!

Господи, она не спала и прекрасно знала, что делает! Это так сильно потрясло его, что Эрик тут же попытался отстраниться от нее. Но не смог. Потому что, подняв руки и глядя ему прямо в глаза, она обвила руками его за шею и притянула к себе.

Не позволив пошевелиться.

Не позволяя ему уходить!

Даже после всего, что было!

Господи, она ведь любила другого и не должна была желать обнимать его. Он бы и дальше смотрел на нее, если бы карета резко не остановилась.

Мрачные видения и жуткая перестрелка так живо всплыла в памяти, что Эрик похолодел и решительно приподнялся на руках, прижатых к сиденью по обе стороны от головы Клэр, решив, что снова происходит нечто страшное. Но когда дверца кареты раскрылась и в проеме показалось спокойное лицо Шоу, стало очевидно, что не нападение остановило их.

— Милорд, я… — Шоу застыл, увидев хозяина лежащего на хозяйке, покраснел и тут же исчез, спрятавшись за раскрытой дверью. — Простите, милорд, я не подумал!..

Эрик собирался всё же отстраниться от Клэр и присесть, чтобы потом выйти из кареты.

Но снова не смог пошевелиться. Крепкие объятия Клэр, которая испуганно смотрела на него, не позволили ему это сделать. Ошеломленно взглянув на нее, он услышал ее тихий шепот:

— Не уходи.

У него что-то дрогнуло в груди, а потом Эрику захотелось до предела прижать ее к себе и никогда больше не отпускать. Ведь даже после всего, что он сделал с ее жизнью, она пожелала обнять его и поцеловала так, что у него не осталось больше сил бороться с потребностью в ней. Она обнимала его сейчас так, как будто нуждалась в нем сама. Так, как обняла в то утро, когда он пробудился после ранения.