Прикусив нижнюю губу, Клэр погладила его по носу, провела пальцами по его щеке, широкому лбу, прямым бровям, а потом опустила пальцы на его красивые, твердо очерченные губы. Коснулась того, что считала потерянным для себя два дня назад, но он ведь не отверг ее в карете, и сейчас сидел перед ней, не сделав ни единой попытки отстраниться от нее. Коснулась так, как никогда больше не коснётся, если вновь потеряет его.

«Боже, я так сильно люблю его, что даже не могу дышать без него! — думала Клэр, взяв его лицо в дрожащие руки. — Люблю бесконечно, но не имею никакой возможности сказать ему об этом так, чтобы он принял мою любовь!»

— Клэр… — прошептал Эрик, но не договорил.

Ощутив тепло его дыхания на своем лице, Клэр, подавшись вперед так же как и днем в карете, тут же прильнула к его губам. От упоения глаза закрылись сами собой. Она дрожала всем телом, боясь того, что он вот сейчас оттолкнет ее за шальную смелость, но он не сделал этого. Затаив дыхание, Клэр продолжала ощущать тепло его губ, а потом услышала его сдавленный стон, и мир вокруг взорвался, когда она почувствовала его руки на своей талии, которые стальными обручами сжимали ее и притягивали к нему. И только тогда она позволила себе раствориться в поцелуе, который был ей так необходим. Который позволил бы ее любви существовать еще немного дольше…

Эрик позабыл обо всем на свете, даже о фонтане. Ее невольные прикосновения и нежный поцелуй пробудили в нем огненное желание, которое он старательно подавлял все эти мучительные дни вдали от нее. Которое сводило с ума, лишая его остатков рассудительность. Но он был беспомощен перед этим. Потребность в Клэр была так велика, что он едва мог дышать, вжимая в себя ее дивное, гибкое тело.

Она опаляла его, захватила своей нежностью, повторяя движения, с которым он ласкал ее своим языком. Сгорая от ее поцелуев, Эрик крепко обнял ее за талию и, приподняв, посадил к себе на колени. Глухой стон вырвался из горла, когда она тяжело опустилась ему на чресла. Он задыхался, но не смог устоять перед раскрытыми губами, которые приглашали его погрузиться в спасительный рай, где не было ничего, кроме Клэр.

— Эрик, — легкий шепот сорвался с ее губ, когда он на мгновение отпустил ее уста для того, чтобы прижаться к ним с новой силой. Клэр дрожала так, что боялась упасть. Она крепче охватила его плечи, прижимаясь к его груди так, будто стремилась раствориться в нем.

Она была такой сладкой, как дуновение утреннего ветерка. Такой же невероятно нежной, как бутоны только что распустившегося цветка. Господи, он так отчаянно хотел ее! Так сильно любил, что не представлял, как отпустить, как отказаться, как отдать ее другому. Это было дикостью. Это было сумасшествием. Если бы только Клэр позволила ему…

Заерзав у него на коленях, Клэр запустила пальцы в его волосы, поглаживая его затылок с такой непривычной лаской, что зашумело в ушах, воспламенив его почти до предела. Эрик с оглушительными ударами сердца понял, что начинает терять голову так, что не сможет потом остановиться.

— Не хочу… — внезапно раздался ее хриплый шепот.

Эрик замер и, открыв глаза, взглянул на нее.

— Не хочешь моих поцелуев? — похолодев спросил он.

И тут же получил такой крепкий поцелуй, что пожалел о сказанном. Клэр сводила его с ума и даже не подозревала об этом. А может, слишком хорошо знала это.

— Очень хочу, — выдохнула она, вновь поцеловав его.

Эрик вновь крепко сжал тонкую талию, прижимая ее к своим чреслам так, будто ее давление могло хоть сколько-нибудь погасить бушующий в нём пожар.

— Тогда… чего ты не хочешь? — спросил он, не переставая целовать ее. Испивая ее до предела.

А потом почувствовал, как что-то влажное капает ему на лицо.

— Я не хочу, очень не хочу… — почти в панике шептала она, крепко обнимая его за плечи.

«Не хочу уезжать. Не хочу, чтобы ты увёз меня отсюда…»

Едва дыша, Эрик заставил себя отстраниться от нее и вновь взглянул на Клэр. Краска отхлынула от лица, сделав ее такой бледной, будто она могла потерять сознание. Даже сквозь пелену страсти Эрик понял, что ее что-то напугало. Что-то терзало ее так, что она даже заплакала.

У него похолодело в груди. Прижав руку к ее щеке, Эрик заглянул ей в глаза.

— Что с тобой? Это я так напугал тебя?

— Н-нет… — дрожащим голосом произнесла она, а потом опустила голову и спрятала лицо у него на груди. Вжалась в него так, будто искала у него защиты от чего-то. Будто ей требовалась защита.

Это потрясло его до глубины души. Обхватив ее за плечи, Эрик крепко прижал ее к себе.

— Что случилось? — спросил он почти в панике, не представляя, что с ней произошло. Она выглядела такой напуганной только раз, когда однажды утром принесла ему горячий шоколад. — Что тебя так напугало?

Клэр не могла говорить. Но в то же время понимала, что ей нужно сказать это. Как можно скорее, пока не передумала. Пока он мог выслушать ее, подарив один из самых страстных поцелуев в ее жизни.

— Эрик?

— Что? Что ты не хочешь?

«Скажи ему!» — требовало сердце, но разум боялся увидеть в его глазах недоверие, или, того хуже, презрение к той, которая заставила его решиться на эту поездку, не до конца понимая, что такое любовь, не до конца понимая себя! Он станет презирать ее до конца дней, если решит, что ее сердце настолько непостоянно и не способно отличить одну любовь от другой.

Ее сердце действительно не было способно отличить одну любовь от другого. Потому что до этого никогда никого не любило по-настоящему!

— Клэр?

Она так и не договорила, пугая его своей молчаливостью. Снова с ней что-то происходило, он мог поклясться в этом. Эрик был напуган, но не знал, что ему делать. Поглаживая ее дрожавшие плечи, он старался успокоить ее и вместе с тем успокоиться самому. Туман от желания рассеялся, а потом он услышал ее тихий, тоненький голос, который заглушала материя его сюртука.

— Я всегда чувствую твоё сердце, когда ты обнимаешь меня так.

Замерев, Эрик отпустил голову и зарылся лицом в пахнущие обожаемыми ландышами волосы.

— Клэр…

Боже, сейчас он был готов отдать всё на свете, чтобы избавиться от этой агонии и оставить в своей жизни Клэр, но… ему казалось, что он никогда не найдет способ, чтобы удержать ее.

Она продолжала дрожать, но постепенно дрожь стихла. Всё вокруг снова замерло в безмолвии ночи, но теперь это не имело никакого значения.

Эрик совершил ужасную ошибку, привязавшись к ней и позволив своей любви не просто вырваться из сердца, но и поглотить его целиком. Любовь, которая на мгновение ослепила его, заставила позабыть о самом главном. Позабыть о сердце Клэр, которое было отдано другому. С которым он так бессовестно играл, даже когда обещал доставить ее до места, где она будет счастливой.

Но даже эти размышления не удержали его от того, чтобы не задаться мучительным вопросом: а выбрала бы она его, если бы не тот другой? Если бы не было нужды в выборе, пожелала бы она связать свою жизнь с ним?

Но теперь он никогда не узнает ответы на свои вопросы, потому что ему стало казаться, что ее терзают страхи от того, что она целует его, любя другого. Страх и раскаяние…

Когда-то Эрик боялся, что она будет благодарна ему за то, что он приведёт ее к своему истинному возлюбленному. А теперь… теперь он понимал, что тот страх был ничто по сравнению с тем, что ждало его впереди. Эрик леденел при мысли о том, что, когда Клэр увидит своего… того другого, она навсегда забудет его, Эрика, и всё то, что было между ними за время, что они были вместе, развеется, как утренняя дымка.

И разве он мог винить ее за это? Мог требовать того, что никогда не принадлежало ему?

Клэр внезапно пошевелилась в его руках. Эрик замер, выпрямился и… и развёл руки в сторону! Потому что знал, что должен отпустить ее. Как бы ни любил. Как бы отчаянно ни желал прижать к себе, Эрик знал, что не может себе этого позволить. Она была вольна уйти тогда, когда пожелает.

Ей так много нужно было сказать, и едва она заговорила, едва посмев признаться ему во всем, он так неожиданно отпустил ее, что Клэр чуть не вывалилась из его объятий. Недоумевая, Клэр медленно подняла голову и тут же столкнулась с холодным блеском его серо-голубых глаз и каменным выражением лица. Он взирал на нее так, будто ее несмелое признание, с которого она хотела начать, уже начало разрушать то, к чему она с таким отчаянием стремилась. Что не было ему нужно. Будто не он минуту назад целовал ее так, что не мог даже дышать.

Резкая перемена ошеломила, а потом ввергла в такую пучину отчаяния, что Клэр стала задыхаться.

Боже, если одно невинное признание заставило его перемениться в лице настолько, что она с трудом узнавала своего нежного, страстного Эрика, что ж он скажет, когда она поведает ему о своей любви? Он разочаруется в ней навсегда? Поймет, что ее непостоянное сердце не заслуживает внимания?

Момент был упущен, и если до этого она могла хоть что-то сказать ему, теперь об этом не могло быть и речи.

Бледные звезды и округлая луна взирали на нее со смесью непонимания и сострадания, давая понять, что ей не следует ждать помощи. Помощи не будет, вероятно, потому, что она не заслужила этого, навечно разрушив жизнь Эрика.

Даже после всего, что произошло между ними.

«Смогу я когда-нибудь понять тебя, любовь моя?» — подумала Клэр, проглотив ком в горле.

Осторожно высвободившись из его теплых, уютных объятий, которые он больше не предлагал ей, Клэр медленно встала, не представляя, как ей уйти. Она должна была вернуться в дом, и всё же, глядя на застывшее суровое лицо Эрика, Клэр вновь почувствовала леденящий душу ужас, который охватывал ее, не оставляя места ни для чего. Неужели, всё таки закончится?

— Спокойной ночи, — произнес Эрик отрешенным, почти чужим голосом.

Голосом, который разбил ей сердце.

Прижав руку к груди, она быстро отвернулась от него и судорожно молвила:

— И тебе… спокойной ночи.

Боже, она совершила непоправимую ошибку, решив открыться ему сейчас! Но теперь у нее не было возможности забрать свои слова обратно. Она и не хотела этого, вот только даже не подозревала о том, что ее слова так сокрушительно подействуют на него. Навсегда разрушат то, что она так отчаянно стремилась обрести.

Если б только она знала, как достучаться до него, как правильно подобрать слова, чтобы сказать ему о том, что жило в ее сердце! Клэр почему-то подумала о Рейчел и Розалин. Им было легко выражать свои мысли. Они бы нашли нужные слова, чтобы признаться в том, что не должно было быть укрыто. И Агата… Клэр была уверена, что они никогда бы не струсили так, как их старшая сестра. Розалин отличалась удивительной храбростью и всегда шла прямо к цели, не боясь ничего.

Если б только у нее было хоть немного смелости Розалин и ясности мысли Рейчел и Агаты, Клэр не ушла бы тогда, унося от Эрика сердце, которое должна была вручить ему.

Которое ему, вероятно, никогда не будет нужно.


* * *

Они прибыли в Эдинбург спустя два дня. Два мучительных, изнуряющих дня, в течение которых лил безостановочный дождь, то и дело задерживая их в пути. Но они, не замечая стихии, упорно двигались вперед, рассекая завесу дождя, вероятно так же, как Моисей пересекал Красное море, смиренно расступившееся перед ним. Вот только нынешняя дорога не приводила к спасению.

Съежившись в мрачных стенах кареты, Клэр куталась в теплую накидку, накинутой поверх кашемировой шали, которое укрывало еще одеяло, призванное согреть, но она замерзала. Утомительная езда усугубила страдания, обернув сердце таким холодом, что Клэр начинала поддаваться охватившей ее панике.

Они ехали, не сбавляя скорость так, будто за ними гнались.

Будто они спешили так, словно впереди их ждало нечто особенное.

И вновь за прошедшие два дня Эрика сделал всё возможное, чтобы не попадаться ей на глаза. Он будто сквозь землю провалился. Клэр спрашивала о нем мистеру Шоу, даже несколько раз просила позвать его к себе, но он так и не явился, а Шоу отвечал, что не знает, где хозяин. В какой-то момент Клэр в ужасе думала о том, что он оставил ее и уехал, вверив слугам ее доставку до места назначения. Она была готова велеть слугам развернуться и ехать обратно в Бедфорд-мэнор, но ей четко дали понять, что хозяин приказал ехать только вперед.

— Какая же я глупая! — бормотала она, в отчаянии сжимая руки и закрыв глаза.

Нужно было признаться ему во всем еще тогда ночью, когда они сидели на ступенях Бедфорд-мэнор. Нужно было хоть как-то начать. Он обязан был узнать о том, что всё изменилось. Что им никуда больше не нужно ехать. Но Эрик… Одно ее тихое признание переменило его настолько, что он стал совсем чужим. Она и вообразить себе не могла, что ее слова произведут такой эффект. Это было ужасно, так ужасно, что ей хотелось плакать.