Марина Агекян - Несгибаемый

Но не было сил даже на слёзы.

После долгих мучительных размышлений, Клэр поняла, что страх открыться ему, даже такому отчужденному, не так силён, как страх потерять последнюю возможность поговорить с ним.

Мысль об этом заставляла дрожать колени, но она должна была поговорить с ним! Даже если он не станет ее слушать!

А когда под самое утро карета остановилась перед высоким красивым двухэтажным зданием в уже пробудившемся Эдинбурге, Клэр поняла, что обязана была задолго до этого положить к его ногам свое сердце, и только Эрик мог решить, как поступить с ним. Ее сердце принадлежало ему. Даже если он не захочет принять этого.

Теперь молчание могло ей дорого стоить.

— Какая же я глупая… — прошептала Клэр, на миг прикрыв глаза.

Шоу открыл дверь и помог хозяйке выбраться на улицу. Запах в Эдинбурге стоял затхлый и тяжелый, совсем не похожий на тот чистый воздух, которым она не могла надышаться в Бедфорд-мэноре. Туман окутал соседние дома, скрывая высокие шпили церквей. Промозглый ветер проникал даже под тяжелые полы накидки, пробирая насквозь. Всё тело ныло и дрожало, голова кружилась от того, что последние два дня она была вынуждена провести в трясущемся экипаже. Клэр чувствовала себя так, будто заболела. Она устала и едва могла стоять на ногах. И замерзла. Замерзла так, что не смогла бы отогреться до самой весны.

Тяжелая дверь большого двухэтажного дома отворилась, и за ней появился высокий мужчина с длинными волосами, схваченными сзади красной лентой. Такого же цвета была его строгая ливрея, расшитая золотыми нитями. Он внимательно смотрел на нее, а когда Клэр приблизилась, почтительно поклонился.

— Миледи, добро пожаловать, — сказал мужчина, выпрямляясь. — Я ваш дворецкий Флаттер и полностью к вашим услугам.

— Дворецкий? — спросила Клэр, сжимая ридикюль, куда положила кольцо Эрика. Свое обручальное кольцо еще в ту ночь в Бедфорд-мэноре, когда не могла уснуть. Будто частичка от Эрика могла смягчить боль в сердце. Боль, которая не утихала с тех пор, как он появился в ее жизни, которая усилилась и стала почти невыносимой два дня назад. Оглядев большой светлый холл, выложенный черно-белым мрамором, она взглянула на стоявшего перед ней мужчину. — Мистер Флаттер, это разве дом Эр… графа Бедфорда?

— Это шотландская резиденция его отца, маркиза Ричмондского, а также его дедушки, герцога Рочестерского, и графа Бедфорда, вашего мужа, миледи.

Тон дворецкого, однако, не допускал и малейшей возможности того, что его хозяйка могла не знать об этом факте, прибывая сюда. Клэр была тронута его попыткой объяснить ей всё так, чтобы не вызвать у нее чувство стыда.

— Спасибо, — прошептала она, измотанная до предела.

Отступив в сторону, мистер Флаттер обеспокоенно взглянул на бледное лицо графини.

— Миледи, вы устали с дороги. Позвольте наполнить для вас горячую ванну, а затем подать вам завтрак в ваших покоях.

И вновь Клэр едва сдержалась от того, чтобы не застонать, благодарная ему за ненавязчивую заботу.

— Благодарю вас, мистер Флаттер.

— Миледи, Мэг, ваша горничная на время пребывания в Эдинбурге, будет служить вам и проводит вас до ваших покоев.

Молодая розовощекая девушка с черными волосами, одетая в черное платье и белый накрахмаленный передник поверх него, присела в глубоком реверансе.

— Миледи, для меня честь служить вам. Позвольте взять ваши вещи.

Клэр с радостью передала ей свою накидку, перчатки, но ридикюль предпочла оставить у себя.

— Спасибо, Мэг.

Девушка повела Клэр за собой. Они поднялись по широкой с позолоченными перилами лестнице и, свернув направо, добрались до больших покоев, обставленных почти так же богато, как и апартаменты Бедфорд-мэнор, вот только здесь не было той теплоты и того уюта, той неповторимой атмосферы оторванности от всего и погружённости в свой собственный, особенный мир, который царил в Дареме. Клэр хотела вернуться туда не потому, что дом Эрика очаровал ее. Там она обрела то, что не ощущала никогда прежде. Там она почувствовала себя по-настоящему дома. Даже шелест травы и дуновение ветерка казались такими родными, что невозможно было оставаться ко всему этому равнодушным.

Подойдя к туалетному столику, Клэр тяжело оперлась о него и закрыла глаза, ощущая слабость во всем теле. Долгая дорога обессилила ее настолько, что она едва стояла на ногах, но ей нужны были силы. У нее тряслись коленки, у нее болела голова. Она продолжала мерзнуть. Клэр понимала, что должна хоть ненадолго прилечь, чтобы отдохнуть, но не могла себе этого позволить. Потому что утекало драгоценное время. Потому что должна была исправить то, что так непростительно сгубила два дня назад. Что должна была довести до конца сегодня. Во что бы то ни стало.

Ведь если она не скажет Эрику, что любит его, он… он действительно отпустит ее, потому что решит, что она всё еще «всем сердцем любит другого»! И она потеряет его навсегда. Отпустит даже тогда, когда готов был отдать за нее свою жизнь. Не мог он сделать этого, если бы она не была ему хоть немножко дорога. Не мог он целовать ее с такой безудержной страстью, при этом отодвигая от себя весь остальной мир, если бы ничего не испытывал к ней.

Господи! О Господи, почему она раньше не подумала об этом?! Это бы придало ей силы посмотреть ему в глаза и произнести слова, которые Пугали, но был способны решить ее судьбу. И его тоже. Только так она могла, наконец, понять, что ей делать дальше. В молчании не было больше смысла. И сил тоже.

Она должна была поговорить с ним!

Сердце, которое уже почти целую вечность ощущалось в груди тяжелым камнем, чуть вздрогнуло и наполнилось бесконечной надеждой. Клэр открыла глаза и увидела первые предрассветные лучи солнца. После двух дней дождей солнце собиралось светить вновь, озаряя всё то хорошее, что могло бы появиться в жизни. Всё то, что Клэр намеревалась отдать Эрику.

Может, это добрый знак? Господи, ну конечно это добрый знак! Она не должна думать о плохом, чтобы не потерять уверенность в себе. Она не имела права отступать. Клэр взглянула через окно на высокие крыши соседних домов и сужающийся кверху острый шпиль стоявшей недалеко церкви. Послышался тихий звон колоколов, предвещающий наступление нового дня. Который она должна была отвоевать у мира.

Она примет ванну, позавтракает и пойдет искать Эрика. Он не посмеет скрываться от нее и сегодня. Сердце Клэр наполнилось нежностью, когда она вспомнила то особенное предвкушение, когда по утрам ей приносили ее любимый завтрак. По велению Эрика. Который в последнее время позабыл об этом. Но это не расстраивало ее, потому что теперь любимые завтраки предстояло приносить ей.

— Миледи, вам нехорошо? — спросила горничная, стоя позади и глядя на опущенные плечи своей хозяйки.

Клэр отпустила стол и обернулась к Мэг.

— Всё хорошо. Когда приготовят ванну?

Девушка в напряжение замерла, будто провинившись.

— В прилегающем к вашим покоям, миледи, есть отдельная комната для умываний, но так как последние несколько дней было холодно, мистер Флаттер велел принести ванну сюда, потому что здесь теплее. Мы поддерживали огонь в камине, пока вы не приедете. Надеюсь, вы не против?

Клэр сжала дрожащие пальцы, почему-то уверенная, что у нее всё получится. Должно получиться. Мир не знал, что она собирается побороться за то, что однажды отвергла. Но то, что обязательно достанется ей. И будет принадлежать до конца жизни. И даже Эрик, этот несгибаемый упрямец ни за что больше не отвертится от нее и должен будет выслушать слова, которые она тщательно продумает, прежде чем встретиться с ним.

— Я не против, Мэг, — сказала Клэр, аккуратно сложив на спинку стоявшего рядом кресла свою любимую шаль, которую вернул ей Эрик. — Мне нравится эта комната.

Горничная радостно улыбнулась, вероятно испытав огромное облегчение.

— О, миледи, я сделаю всё, чтобы вы ни в чём не нуждались.

«Сомневаюсь, — подумала Клэр, продолжая сжимать ридикюль. — Как раз кое в чем я всегда буду нуждаться…»

Но через час, сидя в ванной, Клэр не ощущала былой уверенности, потому что Эрик так и не появился, хоть бы даже для того, чтобы убедиться, что она благополучно добралась до его шотландского городского дома и устроилась.

Никто не видел его с момента отправления из Бедфорд-мэнора, и это уже не на шутку тревожило Клэр. И довело до того, что прежняя страхи полностью овладели ею, терзая подобно иголке, которая, постоянно протыкая подушечку, не находила себе места. Он не вернулся даже для того, чтобы переодеться. Боже, где он? Куда пропал? Может, с ним что-то случилось? Мысль о том, что на него вновь напали, была просто недопустима, потому что Клэр была уверена, что теперь Эрик, храня постоянную бдительность, не позволит такому случиться.

Тогда оставалась единственная причина, по которой он не появлялся. Причина, которая не просто ранила, а смертельно ранила, вызывая острую боль. Не мог он после всего, что они разделили вместе, вновь решиться избегать ее, но он мог поступить так только потому, что уже… попрощался с ней два дня назад, когда так внезапно разомкнул свои объятия после ее несмелого признания. После того, как поведал о дне нападения, а потом поцеловал ее так, что у нее чуть не растаяло сердце.

Он мог скрываться только в том случае, если уже отдал ее другому!

Ей с трудом удалось сдержать жгучие слёзы. Клэр с содроганием думала о том, что он не прогнулся даже под мучительными пытками, а в последний момент, когда был ей так нужен, просто исчез. Как она могла завоевать его сердце, если он верил в то, будто ей нужна эта поездка, нужен тот, кто по его мнению ждал ее здесь? Как она могла доказать Эрику, что ей не нужен никто, кроме него?

Это не могло быть концом! Клэр отказывалась в это верить. Она ведь должна была хоть что-то значить для него, иначе он… он бы не исчез в столь важный для них обоих момент.

Отчаяние буквально душило ее, заставляя дрожать будто от лютого мороза. Неуверенно повернувшись в ванной, Клэр до предела сжала в руке несчастную салфетку, борясь с собственной болью, но внезапно заметила лёгкое движение на полу возле большой кровати. Клэр замерла, уверенная, что там что-то пробежало. Что-то маленькое, проворное, юркое и почти незаметное…

— Мышь! — вскрикнула она, метнув в ту сторону влажную салфетку, а потом резко встала, расплескав воду. — Мышь! — вскрикнула она вновь так громко, как только могла, до смерти боясь мышей.

Дрожа всем телом, Клэр пристально смотрела на то самое предполагаемое место, где скрылось маленькое создание, которое по ее мнению, она видела. Но мгновения ужаса длились недолго.

Дверь в ее комнате тут же распахнулась. У порога появилась огромная мужская фигура, которая заполнила весь дверной проём. Клэр не замечала, как вода скатывается по ее обнаженной коже и падает обратно в ванну, потому что в упор смотрела на стоявшего перед собой человека.

— Что случилось? — спросил до боли родной голос.

Это был Эрик!

Не терпящее отлагательство дело заставило его приехать гораздо позже, чем Эрик на это рассчитывал. Клэр вот уже более часа пребывала в Эдинбургском доме его семьи, где он решил остановиться, чтобы довести до конца начатое так безрассудно предприятие. Но прежде он должен был сделать то, что ему следовало сделать гораздо раньше. Единственное оставшееся пятно позорного прошлого, которое следовало стереть намного раньше. Это не поддавалось объяснению, но Эрику казалось, что только так он сможет заполучить некую надежду на мрачное, несостоявшееся будущее, которое всё же могло быть у него.

Разбитый, уставший и совершенно опустошенный долгой скачкой, стремясь догнать карету, Эрик всё же приехал домой, не представляя, однако, что ему делать теперь. Вероятно ничего и не нужно было делать, ведь теперь всё должно было идти по заранее задуманному плану.

Большой дом встретил его оглушительной тишиной, будто в нем не было обитателей, но Эрик знал, что Клэр здесь. Об этом говорили ярко вспыхнувшие глаза дворецкого, когда тот поприветствовал хозяина. Восхищение, переходящее в благоговейное поклонение, владело Флаттером с того мгновения, когда он впервые увидел свою молодую хозяйку. Качая головой, Эрик поднимался по лестнице, поражаясь той легкости, с которой ей удавалось завоевать расположение всех его слуг, почти не прикладывая для этого особых усилий.

Проведя рукой по обросшему за двое суток щетиной лицу, Эрик ощутил глухую боль в сердце. И неприятную саднящую боль в правой руке. Удивительно, ведь он сделал всё возможное, чтобы стать бесчувственным ко всему, но теперь его сердце вздрагивало и переворачивалось всякий раз, когда он вспоминал Клэр. Ее чарующую улыбку, ласковые прикосновения и страстный поцелуй, которым она наградила его перед тем, как терзаемая чувством вины, удалиться в дом.