Марина Агекян - Несгибаемый

Господи, она действительно была отвержена дважды!

Едва дыша, с трудом стоя на ослабевших ногах, Клэр медленно обернулась к человеку, которого, действительно, некогда считала, что любит. Любит так, что отреклась от отца, от своей семьи, от всех тех, кто был дорог и важен ей. Тех, кто составлял часть ее жизни, она была готова принести в жертву на алтаре любви к этому человеку, который стоял сейчас перед ней. Который не сделал ничего, чтобы завоевать ее.

Человек, которого она совершенно не знала. Человек, чьи черты лица она даже не помнила. Его каштановые вьющиеся волосы воздушными локонами падали на молодое, гладко выбритое, романтичное лицо. Глаза… у него были темно-карие глаза, в которых плясало веселье. Беззаботный и совершенно лишённый бремени ответственности за что бы то ни было, он походил на мальчишку, а не на волевого мужчину.

Будто бы издалека раздался печальный голос матери на том первом музыкальном вечере графини Девон, когда Клэр впервые исполнила свою Лунную сонату для дяди Джорджа.

«Какой галантный мальчишка…»

Да, мальчишка. Он всегда был галантным, внимательным, немного легкомысленным, но таким очаровательным, что невозможно было не поддаться его обаянию. Еще почти нежные, миловидные черты лица придавали ему мальчишеский, а не мужественный вид. Беззаботным юношей, который был покорен ее красотой. И ради него она отреклась от отца и своей семьи? Ради человека, который смотрел сейчас на нее так, будто не понимал, что происходит? Человек, который так ни разу не написал ей!

— Клэр… — заговорил он вновь, шагнув к ней.

И внезапно обретая способность двигаться, она выпрямила руку, лежащую на груди в до боли знакомом жесте, останавливая наступление мира, чье прикосновение могло бы быть для нее просто невыносимым. Господи, теперь она так хорошо понимала чувства человека, который делал почти то же самое, отгораживаясь от мира! Человек, который так просто вышел в эту дверь…

Холодея от ужаса, она внезапно поняла, что на этот раз действительно потеряла то, без чего не мыслила свою жизнь.

— Где ты был?

Клиффорд замер на полпути, потупив свои карие глаза.

— Что?

Хриплый стон вырвался из горла, когда стало очевидно, что он действительно не понимает того, что происходит.

— Где ты был всё это время? — спросила она вновь охрипшим, почти неузнаваемым голосом, чувствуя, как ее трясет.

Клиффорд нахмурился.

— Я был здесь. Ты что ж, забыла, что меня вызвал отец?

Клэр рассмеялась бы, если бы у нее так отчаянно не болело сердце. За все те мучения, которым она добровольно подвергла себя ради стоявшего перед ней человека, который даже понятия не имел о том, как нужен ей. Был нужен когда-то…

— Тебе известно, что я вышла замуж? — попыталась она вновь.

Клиффорд заметно сглотнул, но продолжал так же прямо смотреть на нее.

— И человек, который позвал меня сюда и только что вышел, твой муж, да?

«Твой…»

Принадлежал ли Эрик хоть когда-нибудь ей?

Большей боли невозможно было испытать, поэтому Клэр не смогла остановить слезы, которые хлынули из глаз. Вытерев их дрожащей рукой, она сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться.

Внезапно вдали послышался громкий звук хлопающейся двери, а потом Клэр, переведя взгляд на большое позади Клиффорда окно, которое выходило на улицу, увидела высокую темную фигуру, покидающую дом. Эрик не подумал даже остаться, чтобы не помешать ее «воссоединению»! И неожиданно гнев такой силы овладел Клэр, что потемнело перед глазами. Он не остался даже для того, чтобы она смогла потом обрушить свой праведный гнев на него. Рядом был только Клиффорд, заслуживающий не меньшей кары. Она была слишком доброй и за всю жизнь сознательно не обидела никого. Потому что до сих пор ее сердце, ее чувства, ее веру не топтали так безжалостно, как сейчас.

— Ты знаешь, что я по утрам люблю пить чай с клубничным джемом?

Сконфуженное выражение его лица не требовало больше ответа, но он удивленно покачал головой.

— Что?

— И что я могу лазить по деревьям? Тебе будет страшно, если я полезу на ближайшую иву или дуб?

Клиффорд удивленно смотрел на нее.

— Ты что, с ума сошла? О чем ты говоришь?

И Клэр внезапно рассмеялась, глухим, надрывным смехом, не замечая бегущих по щекам холодных как лед слёз. Смеялась и не могла остановиться, потому что знала, что если остановится, она действительно сойдет с ума. Потому что те мелочи, которые когда-то не имели значения, сейчас сложились в такой большой смысл, без которых невозможно было уже жить.

— Ты никогда не любил слушать, как я играю на рояле. Тебе никогда не нравилась моя Лунная соната, — сквозь слезы выдавила она, чувствуя, как перехватывает в горле. Клэр закашлялась, не в силах остановиться. Предпринимая нечеловеческие попытки добраться до ближайшего кресла, она всё же сделала это на подгибающихся ногах и обессиленно схватилась за твёрдую спинку, чтобы не упасть. — Ты знаешь, что холодным шампанским никогда не лечат горло? И да, я ненавижу шампанское.

Клиффорд ошеломленно смотрел на нее.

— Клэр… — прошептал он, будто прозревая, но теперь это не имело никакого значения.

Подавив кашель, Клэр резко обернулась к нему, чувствуя, как вновь кружится голова. Так, что вся комната вертелась у нее перед глазами.

— Ты приехал за мной?

Клиффорд тут же кивнул.

— Да.

— Когда ты узнал о том, что я вышла замуж?

Его плечи виновато опустились, глаза заволокло легкой дымкой.

— Слишком поздно…

— И тебе даже в голову не пришло, что я, возможно, очень нуждаюсь в тебе? Тебе не хотелось прийти и хотя бы еще раз посмотреть на меня прежде, чем меня насильно выдадут замуж?

— Прийти? — тупо повторил он.

Господи, ему действительно даже в голову не приходила такая мысль!

Сжимая спинку кресла так, что побелели костяшки пальцев, Клэр гневно посмотрела на него, признавая, что сейчас не испытывает к нему даже симпатию. Ни сострадания, ни жалости. Лишь бесконечное презрение и желание как можно дальше уйти от него.

— Ты хоть понимаешь, что ради тебя я была готова отказаться от всего, я отреклась от отца, обидела мать и своих сестер… Ради тебя я разрушила жизнь невероятно благородного, необыкновенного человека, а ты так и не понял, что я нужна тебе, верно? Ты ведь даже не допускал и мысль о том, что я могу любить не розы и не лилии, а те простые ландыши, что росли у нас во дворе под деревом, просто потому, что никогда не спрашивал об этом.

Клиффорд сделал очередной шаг в ее сторону.

— Клэр…

Она вновь резко, осуждающе, почти угрожающе вскинула руку, отвернув от него свое лицо.

— Уходи! Уходи сейчас же и не смей больше возвращаться! Когда-то я думала, что ты меня искренне любишь и что я нужна тебе, а ты даже не вспоминал меня за все эти дни, верно? — Когда ему было нечего сказать, она гневно добавила: — Уходи!

На этот раз отвергала она. Отвергала то, что жизнь, казалось, так щедро предлагает ей. Но это были не щедрые дары, а лишь очередные попытки в последний раз забить ржавый гвоздь в ее сердце так, чтобы оно больше никогда не билось.

Клиффорд покачал головой.

— Ты ошибаешься, Клэр. Когда-то я любил тебя.

— Нет, — совершенно спокойно возразила она сквозь слезы. — Возможно, это была влюбленностью, и ты научил меня влюбляться, но ты никогда не любил меня. Иначе попытался бы сделать всё возможное, чтобы сберечь нашу любовь.

Он покачал головой. Взяв с дивана шляпу, Клиффорд медленно ее надел и направился к двери.

— Прощай, Клэр.

Когда за ним закрылась дверь, Клэр ощутила такую невыносимую слабость во всем теле, что колени подогнулись, и она рухнула на пол. Едва дыша, она прикрыла руками бледное, как простыня, лицо и заплакала, не в состоянии вместить в себя то горе, которое обрушилось на нее.

Еще полчаса назад ей казалось, что все исправимо, полчаса назад она собиралась бороться со всем миром за ту любовь, за которой последовала бы на край света, а теперь… теперь у нее ничего не осталось. Потому что Эрик ушел, едва она потребовала этого. А потом покинул и дом, будто уже подписав ей документы о разводе!

Захлебываясь в глухих рыданиях, Клэр сотрясалась, боясь развалиться на части, если он действительно разведётся с ней.

«Клиффорд никогда не просил твоей руки».

Справедливо и так верно. А что она сделала с предложением человека, который теперь был нужен ей как воздух?

«Я знаю, что у вас на большом пальце правой руки есть шрам. Я знаю, что в детстве вы любили лазить по деревьям, знаю, что в чай кладете две ложки сахара, знаю, что любите ландыши, любите свою кашемировую шаль, без которой никуда не выходите. Знаю, как сильно вы преданы музыке и мне это нравится, нравится, как вы ловите каждую ноту, где бы они ни были. Я знаю, что как шампанское действует на вас, и знаю, что мне этого было достаточно, чтобы захотеть видеть вас своей женой».

Пронзительная боль сжала ей грудь так, что Клэр не смогла сдержать мучительного стона.

«У тебя есть мечты?»

«Есть… Я говорил тебе о ней».

Внезапно даже сквозь пелену боли и сокрушительного отчаяния Клэр поняла, что он действительно говорил ей об этом. Сказал так невероятно давно, что это стерлось в памяти, но как она могла забыть!

«Я найду тысячу способов, чтобы сделать тебя счастливой…»

Ее плечи перестали содрогаться. Клэр опустила руки и подняла голову. Ей было по-прежнему невыносимо больно, но доносившийся из прошлого глубокий, проникновенный голос удержал ее на тоненькой грани, чтобы не упасть в бездонную пропасть отчаяния и бессилия.

В порыве ослепительного гнева она обвинила во всём его, хотя сама не имела права так поступать с ним, первой разбив ему сердце, первой растоптав все его чувства, его мечты, а он… Она разбила его сердце во второй раз, а он всё это время стремился лишь к тому, чтобы уберечь ее собственное!

Невероятно, но её спас тот, кто не желал принимать её любовь, любя её настолько, что готов был отдать другому!

Господи!

Кому теперь он собирался отдавать её, если никто не желал принимать её? Если никого, кроме него не желала принимать она?

Не смотря на то, что боль продолжала свирепствовать над ней, Клэр поняла, что из всей этой ситуации есть только один выход.

Она должна уехать. И как можно скорее.

Он ушёл так далеко, чтобы потом не возникло искушения вернуться обратно. Но такого расстояния просто не существовало. И через некоторое время Эрик убедился в этом, когда бросился бежать обратно, внезапно и полностью придя в себя.

Господи, что он наделал? Какого черта принял ее бывшего ухажера?

Он не мог забыть выражение глаз Клэр, когда она, войдя в комнату, увидела того другого, а потом посмотрела на него. В ее глазах застыли такое пронзительное осуждение и такая немая боль, что это резануло по его собственному сердцу. Оглушённый тем, что всё происходило с невероятной скоростью, не до конца пришедший в себя после сцены в ее комнате, Эрик слишком медленно думал. Здравые суждения и ясность ума померкли, столкнувшись с последним испытанием. С трудом соображая, что делает, Эрику тем не менее не оставалось ничего иного, как подчиниться властному, полному презрения и мучений голосу и уйти. Едва видя что-либо перед собой, он покинул дом с затуманенной головой, потому что прекрасно сознавал, что не вынесет вида Клэр, уходящей из его жизни под руку с тем, другим.

«Ты собираешься следовать своему решению, даже несмотря на то, что произошло наверху?»

Когда промозглый холодный ветер проник под сюртук так, что заставил его ощутить ледяные объятия северного ветра, который прочистил ему мозги, Эрик застыл как вкопанный посредине неизвестной улицы. А потом развернулся и бросился бежать обратно, надеясь, что еще не поздно.

Господи, какой он осёл! Настоящий болван! Неужели он поверил в то, что Клэр, его очаровательная, смелая Клэр действительно уйдет с тем другим? Уйдет, так и не уверовав в то, что нужна ему, так и не узнав, что он был готов сразиться за нее со всем миром. И он должен был сражаться, чтобы удержать ее. Чтобы доказать, как сильно она нужна ему.

Он нёсся по извилистым улицам, налетая на прохожих, задыхаясь от жажды поскорее оказаться дома. Поскорее заслонить собой весь дверной проход, чтобы никуда не выпускать ее.

Боже, он должен был сражаться за нее до последнего вздоха! Потому что черт бы побрал всё на свете, он имел на это полное право. Он ведь досконально изучил законы и знал каждую букву, и ни один закон на земле и в небесах не запрещал ему сражаться за свою жену. За свою любовь. За то, чтобы завоевать ее любовь. Он положит к ее ногам не только свое сердце, но сделает всё возможное, чтобы она пожелала принять это сердце. Он должен был добраться до нее, пока не стало слишком поздно.