– Обойдутся, – у Давида пересохло в горле. Неужели она не разыгрывает, неужели этой ночью случится то, за что он, не торгуясь, заплатил бы миллион долларов?!

– Тогда поехали? – она выбралась из-за стола.

Когда Давид пробирался к выходу, кто-то так цепко ухватился за его локоть, что чуть рукав ему не оторвал. Он недовольно обернулся и увидел Артема – с ошарашенным видом тот наблюдал, как его лучший друг уводит с вечеринки всемирно известную звезду.

Давид стряхнул его руку и покачал головой: не сейчас.

Впереди его ждала волшебная ночь.

* * *

Настя ворвалась в дом, как ведьма, – глаза горят, волосы растрепаны, тонкая куртка распахнута на груди, но лихорадочный румянец намекает на то, что холода она не чувствует, что она вообще ничего не чувствует, кроме такого концентрированного волнения, что рядом с нею начинают барахлить электроприборы.

Даже мама ее удивилась – наверное, в тот только момент и почувствовала, что дочь вдруг стала такой, какой она давно ее не видела, – живой, взбудораженной, словно наэлектризованной, как и полагается нормальной девушке ее возраста и темперамента.

Настя не стала маму томить. Рубанула с плеча:

– Я уезжаю, – и начала увязывать вещи в тюк.

Да, вот с такой бесхитростностью, в тюк. Чемоданы, если они когда-то и были, мама давно пропила. Да и брать с собою ей было практически нечего. Не пропахшие же печкой свитера из собачьей шерсти. Не валенки же с резиновыми галошами. И не уродливые хлопчатобумажные ночнушки. Зубная щетка, крем для рук, две смены нижнего белья, несколько футболок, запасные джинсы, засохшая тушь… Злополучное нарядное платье. Вот, пожалуй, и все. Скудный стартовый капитал для начала новой жизни.

– То есть… Как это уезжаешь? – удивилась мама. – Куда?

– В Москву. Я работу нашла.

– Какую еще работу? – казалось, впервые за много дней мама встрепенулась, очнулась от сна наяву.

– Поваром, какую же еще! Меня на вокзале ждут!

– Кто ждет? Настя, стой! Не нужна тебе эта Москва, работа эта! Еще в публичный дом попадешь, в Турцию продадут!

Резко дернув молнию старой сумки, Настя с корнем вырвала ее из ветхой ткани. Вот черт, теперь скотчем заклеивать придется.

– Мамочка, все будет хорошо! Мне такую зарплату предложили – я о таких деньгах и мечтать не могла. И мобильный телефон оплатят, и медицинскую страховку! А мой работодатель – женщина.

– Настя, но…

– Все, мам, все, – Настя торопливо чмокнула ее в сухую бледную щеку с красными прожилками лопнувших сосудов. – Я тебе звонить буду каждую неделю. И деньги посылать!


Ольга Константиновна пожалела о своей спонтанной слабости в тот момент, когда взволнованная бледная Настя переступила порог ее особняка. Ольга видела, как молоденькая кондитерша нервничает, как ее дрожащие пальцы путают шнурки дешевых кроссовок, какими испуганными глазами она смотрит на мраморные полы, витражи, аквариум с черепашками, марроканские люстры… Девчонка явно не спала всю ночь – лицо осунулось, под глазами синяки. Слова лишнего не скажет, смотрит в пол, покусывает нижнюю губу. И это создание теперь будет жить с нею бок о бок. Конечно, ее комнатка в подвальном этаже, Ольга никогда туда не ходит… И готовит девушка божественно – словно в каждый пирожок запекает кусочек души. Но все равно – какая-то странная эта Настя, не от мира сего.

А Настя тем временем ходила по огромной кухне, похожей на утрированный космический корабль из рекламного ролика, заглядывала в шкафчики и не могла ответить самой себе на простой вопрос: правильно ли она поступила или нет. С одной стороны, у нее есть высокооплачиваемая работа, да и Москва рядом, десять километров на маршрутке. С другой – каким образом эта самая работа сможет сблизить ее с Давидом Даевым? Как она собирается к нему подступиться? Как у нее получится хотя бы наблюдать за ним из этой глуши?


Не будучи принцессой по крови, Оксана Шмакова с несвойственной подростку скрупулезностью создала себе имидж великосветской особы. Легкодостижимому r’n’b блеску, джинсам со стразами, обнаженному загорелому брюху, пластмассовым бусам и брошкам в виде черепов она предпочла образ леди Ди.

Тщательно уложенные светлые волосы, строгие костюмы (шелк летом, шерсть зимой и никакой синтетики), нить жемчуга вокруг шеи, шпилька (не вульгарная, но достаточно высокая, чтобы щиколотки смотрелись статуэточно-изящными).

Оксана всегда была при полном параде. На ее по-детски румяном лице всегда был тонкий слой тональной пудры, брови были едва заметно подведены бежевым карандашиком, чистые волосы благоухали классическими ароматами «Chanel» и «Givenchy». Три раза в неделю она причесывалась в Жак Дессанже, по субботам ходила на маникюр и педикюр в «Aldo Coppola».

Казалось, что тривиальные женские недоразумения вроде облупившегося лака, спущенных петель на чулках или потекшей туши не могли иметь к ней отношения. Она была до оскомины идеальной – вслед таким другие женщины раздраженно кривят губы.

Ей было всего семнадцать лет, но Настя, впервые с ней повстречавшись, даже отпрянула от такого великолепия. Оксана умела держаться так, что перед ней хотелось присесть в реверансе.

Новая штатная единица в виде личного повара настолько возбудила воображение Оксаны, что впервые за последние полгода она спустилась в цокольный этаж, где находились все технические помещения, а теперь еще и комната Насти.

Взлелеянный ею образ леди никак не повлиял на элегантность ее манер: к Насте она вломилась без стука. Видимо, повар был в ее понимании таким же безоговорочно личным атрибутом, как и сам дом.

Когда она появилась на пороге – роскошная, с надменно вздернутыми бровями и глянцевыми губками, в пастельно-розовом костюме, Настя сидела на кровати, поджав ноги в шерстяных носках, и листала прошлогодний Vogue.

– Хм, мило, – проговорила Оксана вместо приветствия. – Значит, ты еще и модой интересуешься? Иначе вряд ли сперла бы из гостиной журнал.

Настя покраснела так густо, как будто бы ее с головой макнули в свекольный суп. Модой она интересовалась только в ключе углического вещевого рынка: не дадут ли скидку на турецкие джинсы с кружевами и не завезли ли случаем цветастых платьев, как у Анастасии Заворотнюк в роли няни Вики. «Vogue» она прихватила машинально: хотелось хоть чем-нибудь занять сознание, она не думала, что кто-нибудь заметит пропажу потрепанного журнала, да и не собиралась брать его насовсем. Но и возражать этой наглой девице она не решилась. Оксана выглядела так, словно сама только что сошла с обложки журнала, который так неосмотрительно присвоила Настя.

– Ты разговаривать-то умеешь?

– Да, – выдавила она. – Я ваш новый повар. Составьте список ваших любимых блюд, я постараюсь освоить их как можно скорее.

– Вообще-то я на диете, – усмехнулась Оксана. – Привыкай, в этом городе мало кто ест. Только те, кто совсем уже спятил… Ладно, не смотри так на меня. Лучше сделай блинчиков. А то в холодильнике икра пропадает.

Потом Настя освоится, привыкнет к странному характеру молодой хозяйки, ее наглости и патологической лени. Жизнь Оксаны напоминала тягучий мармелад, который Настя иногда готовила ей к завтраку. Просыпалась она не раньше полудня – к этому времени домработница Анюта наполняла для нее ванну. Оксана где-то прочитала, что с энергетической точки зрения ванна (особенно та, в которой растворили пару килограммов сухого молока и пол-литровую банку липового меда) гораздо полезнее, чем примитивный душ. Немного вдохновенного самолюбования – у нее был туалетный столик с трехстворчатым зеркалом, сплошь уставленный косметическими прибамбасами, объективно ей не нужными. Потом, облаченная в шелковый халат, она спускалась к завтраку. Два часа болтала по телефону с подругами, потом, неторопливо собравшись, уезжала в институт.

К Насте она с самого начала относилась как к пустому месту. Предмету мебели – не эксклюзивному, любовно выбранному, а обычному икеевскому ширпотребу, оказавшемуся на виду по воле случая. Сначала Настю это обижало, потом она привыкла, расслабилась.

В конце концов, у нее были свои цели.

И приручение избалованной семнадцатилетки в них явно не входило.


Месть, словно пойманный голубь, упрямо билась внутри Насти, сосредоточенно кашеварившей, и просилась на волю.

Она знала, как его зовут, знала, где его искать, даже приблизительно знала, что ему сказать. Правда, на вопрос, в чем именно будет заключаться вожделенный акт мщения, она ответить не могла, собиралась действовать по обстоятельствам.

Однако в первый же выходной день, который выпал на четверг, Настя убедилась, что все еще сложнее, чем она могла вообразить.

Нарядившись в то же зеленое платье, единственный праздничный наряд, которым она обладала, она отправилась в клуб «La-La».

Коттеджный поселок, в котором проживали Ольга Константиновна и Оксана, находился почти в тридцати километрах от Москвы. Насте пришлось сорок минут ждать на пыльной обочине маршрутку. Как назло, день выдался дождливый, и водяная грязь, щедро распрыскиваемая колесами мчащихся мимо машин, вскоре покрыла ее сапоги и подол юбки сероватой пеленой. «Ничего страшного, – оптимистично решила она. – Когда я доберусь до места, уже стемнеет. В темноте никто не увидит грязь».

В маршрутке к ней привязался пьяный – и кто только пускает таких в общественный транспорт? Сначала он долго таращился на ее ноги, потом его мутноватый взгляд с трудом сфокусировался в том месте, где ложбинка между ее приподнятых wander-bra грудей уходила в зеленые кружева платья. Настя все это видела боковым зрением, но решила делать вид, что ничего не происходит, чтобы не провоцировать его на сближение. Может быть, до Москвы протянет. А там – сутолока, метро, милиция, уж она как-нибудь отвяжется.

Ошиблась, наивная.

Выдержав не более четверти часа, он придвинулся плотнее и прижался засаленным джинсовым бедром к ее ноге.

– Ты это… – выдавил он. – Поехали ко мне в гости. У меня хорошо и водка есть.

– Я это… Не пью, – в тон ему ответила Настя.

А он почему-то оскорбился:

– Умничать тут будешь? Да ты вообще знаешь, кто я такой? Знаешь, какие неприятности я могу тебе устроить, лимитчица?! Понаехали тут. Сидит, понимаешь, глазки в пол. Невинную из себя строит. Как будто бы никто не понимает, зачем ты сюда приперлась и каким местом собираешься зарабатывать… Я ж по-хорошему хотел, в гости ее позвал, доверился. Я и заплатить мог бы, деньги у меня есть. Ну а то, что выпил, с кем не бывает? Я ж после рабочего дня, честно в автосервисе отбарабанил… Или я рылом для тебя не вышел? Или тебе простой рабочий парень не подходит? Небось менеджера-хуенеджера ищешь, да? Да кому ты тут нужна?!

Настя старалась не слушать, отключить сознание, сконцентрироваться на пробегающих за окном серых от пыли деревьях, но ничего не получалось. Самое любопытное – люди, находившиеся в маршрутке, даже не попытались ее защитить. Хотя среди них были и мужчины. Она поймала на себе взгляд одного из них и вдруг с ужасом поняла, что если он кому-то и сочувствует, то отвергнутому алкашу, а не ей, Насте. И вполне возможно, что в глубине души он с алкашом согласен – и правда, зачем приперлась, провинциалка, лимитчица, сидит тут в неуместно нарядном платье и пыльных сапогах, сверкает не по-московски белыми зубами и не по погоде голыми коленками, ищет на свою пятую точку приключений, и ведь найдет, найдет ведь…

В газетном киоске у метро она купила свежий «Hello».

Конечно, там была его фотография – ни один журнал сплетен не обходился без его загорелого выхоленного лица. Репортаж из его новой квартиры на Страстном бульваре. И подпись под одной из фотографий: «В новом гнездышке Давида Даева предусмотрена детская комната – значит ли это, что скоро самый завидный московский жених предстанет в новом статусе?»

Не значит, подумала Настя, ничего это не значит, глупый журналистишка. Просто пиар-ход, чтобы обелить подонка. Да и какая там детская комната? Если комната невелика и пуста, если в нее еще не успели запихнуть барную стойку и круглый траходром – разве на этом только основании можно называть ее детской?!

А все же он хорош, божественно хорош собой. Поразительное сочетание мужественности и тонкости черт. Пропорции Аполлона. И эта улыбка, и этот взгляд… На Настю вдруг нахлынуло – она вспомнила запах его кожи. Тонкий аромат сандала, плюс чистое тело, плюс что-то еще, неуловимое, сладкое…

Черт, что же это получается – она готова с блаженной улыбкой вспоминать, как ее насиловали?!

Она чуть не проехала нужную остановку. Выходя из метро, выбросила в урну недочитанный журнал.


Возле клуба «La-La» было, как всегда, многолюдно. Насте сразу бросилось в глаза, что большинство девушек, желающих попасть внутрь, одеты не по погоде. На многих были босоножки – их холеные пальчики со свежим педикюром посинели от холода, но девушки держались мужественно и невозмутимо.