— Ты чего добиваешься — чтобы меня отчислили на последнем курсе за поведение?!

Но с этого типа — как с гуся вода! Он даже улыбаться не перестал:

— Если честно, то я сам немного шокирован. Когда это я успел таким стать и с чьей, интересно, подачи? Ну да ладно, — он отмахнулся. — Со мной все ясно, но с тобой что не так? Я всегда думал, что избалованные дети себя иначе ведут в учебных заведениях. Кир был такой, что с ним никто справиться не мог. На моей памяти его ни разу не называли… скромной отличницей.

— Да при чем тут Кир?! — Яна сжимала и разжимала кулаки.

— Не знаю. Просто я думал, что у вас наглость везде проявляется. А вот у тебя, как оказалось, только со мной.

Яна подумала немного и решила не злиться. Не то чтобы она это решение приняла невероятным усилием воли… просто злиться без усилия воли никак не получалось. Она направилась к подоконнику.

— Вадим, роль беззаботного идиота тебе не к лицу. К чему все это?

Он остановился рядом, но с улыбкой смотрел в окно.

— Я нравился тебе серьезным и деловым. Я нравился тебе даже тогда, когда разрушал семью твоего отца, — на этих словах Яна поморщилась, но перебивать не стала. — Но в виде беззаботного идиота я тебя просто добью. Разве не этого ты всегда добивалась?

Она нервно хохотнула. Когда-то — да. Но теперь это уже было не нужно. И раз он тут, то придется объясниться — терпеливо и однозначно:

— Знаешь, Вадим, если бы у тебя имелись представления о совести или о сострадании, то ты бы понял, насколько некрасиво выглядит вся эта ситуация со стороны. С точки зрения моего отца, например. И как отвратительно я себя чувствую, потому что…

— Влюбилась в любовника мачехи? — подсказал он, когда она застопорилась.

Яна злобно зыркнула на него, но с мысли не сбилась:

— Я тебе так скажу — если у тебя есть ко мне хоть капля… пусть даже не симпатии, а уважения, то ты просто уйдешь из моей жизни и больше никогда в ней не появишься.

— А у меня к тебе чуть больше, чем капля, — вдруг заявил он, вынудив Яну уставиться на него и забыть обо всем, что она только что плела. — Поэтому договорились.

— Договорились? — смысл отдельных слов никак не хотел складываться в общую мысль.

— Договорились, — подтвердил он. — Но при одном условии — дай мне два часа напоследок. Ну, чтобы на пенсии было что вспоминать. Только эти два часа ты будешь делать все, что я попрошу. Без выяснений отношений, мук совести и прочей ерунды.

Яна уставилась в стену напротив. С одной стороны, два часа — это сущие мелочи. Она провела в обществе и объятиях Вадима куда больше времени, два часа не могут уже слишком сильно подпортить карму. С другой — за два часа можно сделать и то, после чего ей не так-то просто будет его забыть. Из всех мыслей, которые посещали ее в последние дни, была только одна по-настоящему отличная — как же хорошо, что у них все не зашло слишком далеко! Не потому, что Яне этого не хотелось, а просто после этого разлука уже не была бы безобидным киселем. И вот сейчас вырисовываются целых два часа «всего, что он попросит». Яна была уверена в том, что Вадим пытается ее вернуть не только ради секса — слишком много затрат для такой мелочи. Нет, им теперь движет что-то куда более серьезное, чем обычный азарт. Но откажется ли он от шанса привязать ее к себе окончательно? С его-то совестью? Вряд ли.

— Хорошо.

Она услышала свой голос и искренне озадачилась собственным рвением. Согласилась, не успев толком взвесить варианты. Хотя что тут взвешивать? Сколько бы аргументов ни пришлось на обе чаши весов, всегда перетянет та, на которой будет лежать «хочу».

Вадим кивнул:

— Тогда пойдем гулять.

— Гулять? — она удивленно рассмеялась. — Там же холод собачий!

— Ты не имеешь права спорить, забыла?

Она демонстративно закрыла рот ладонью, но напряглась, когда Вадим шагнул ближе и наклонился. Яна остановила его рукой. Вадим приподнял бровь — этот симпатичный хмырь уже родился директором, и тут ему наконец-то разрешили руководить:

— Руки по швам.

Яна рассмеялась громче, но выполнила распоряжение. Если он собирается устроить БДСМ-игру, то не оставит ей выбора, кроме как обхохотаться до смерти. Вадим протянул руку к ее волосам, заставив сжаться.

— У тебя нитка тут с самого утра. Я больше не мог этого выносить, — он показал ей. — Все, теперь пойдем гулять.

Яна поплелась следом, ощущая некоторое тягостное разочарование.

* * *

Вадиму было достаточно первой минуты общения, чтобы убедиться, что ситуация даже лучше, чем самые смелые его надежды. Яна разрывалась между желанием разрыдаться и броситься ему на шею. Эта история может закончиться только после того, как она перестанет смотреть на него такими глазами и ни секундой раньше.

Ах, эти общественные условности! До чего же забавная штука. Светлана сама звонила ему, сама приходила, потом бросила мужа, а затем вдруг решила, что старая жизнь ее вполне даже устраивала. Григорьев же при этом, судя по рассказу Яны, вполне был готов все простить и забыть. Но каким-то нелепейшим образом виноватыми назначили их с Яной! Вадим не собирался осуждать поведение Светланы или ее мужа — ему и дела до них не было, но не мог позволить, чтобы они — какой-то бесчеловечно нелогичной моралью — вдруг начали осуждать его. Почему люди разрешают странности только себе, но не готовы их простить другим? И пусть Яна пока далека от такого понимания мира — это неважно. Рано или поздно до нее дойдет, что ее счастье никоим образом не мешает счастью отца. А если он придерживается другой точки зрения — это только его заблуждения.

У него не было конкретного плана для этого свидания, да и в такую рань сложно придумать что-то интересное. Поэтому он потащил Яну в парк — так кстати по-утреннему безлюдный. Было очень холодно — наступила та самая пора, когда для дождя уже поздно, а для снега рановато, поэтому небо хмурится в неопределенности и наполняет воздух пронизывающими ветрами. Они говорили совсем немного, но зато по ее обрывочным ответам Вадим смог теперь понять положение дел в доме Григорьева полностью. По большей части шли молча. Яна ежилась и прижимала ладонь к покрасневшему носу, но не жаловалась. Зато когда Вадим обнял ее, чтобы согреть, не стала сопротивляться. Похоже, желание согреться сильно притупляет ненужные мысли. Они так и стояли долго-долго, а Яна даже руки под его куртку засунула, чтобы было теплее. Или она просто воспользовалась ситуацией для того, чтобы обнять его крепче? Вадим не мог перестать улыбаться. Он мечтал ее поцеловать, но не собирался этого делать, чтобы чувство пустоты она и сама успела осознать.

Потом они купили латте в стаканчиках и надолго засели в машине. Чем сильнее бушует непогода, тем уютнее становится в закрытом месте. Особенно когда не так уж и сложно невзначай касаться друг друга и смеяться по любому поводу.

— Ты навещал сына? Как они с Татьяной поживают? Приехала ее мама?

— У них все отлично, но я туда ни ногой — боюсь. Все жду, когда мы с тобой опять сойдемся, чтобы ты могла меня прикрыть в таких миссиях.

Она поджала губы и решила сменить тему:

— Если отец со Светланой окончательно помирятся, то они отберут у тебя Бобика!

— Что? Это что еще за ерунда — разве детей можно швырять туда-сюда? В конце концов, настоящий родитель — тот, кто воспитал. Бобик останется со мной.

— О-о! Да я смотрю, ты успел к нему привязаться!

— Я — нет. А вот он ко мне — да. Я не настолько жестокий человек.

— Ну же, ну же, — она пихнула Вадима в бок. — Признайся честно, что привязался.

Он перехватил ее руку и немного потянул на себя:

— К болонке? Я тебя умоляю. Мне до сих пор стыдно его выгуливать на глазах у людей.

Яна этой близости не выдержала и все-таки коснулась носом его подбородка, а он только усмехнулся и отпустил руку. В машине на передних сидениях не очень-то легко нежничать, не прилагая к этому видимых усилий. И она немного злилась оттого, что он равнодушно проигнорировал ее усилие.

— Вадим, почему ты меня преследуешь?

— Потому что мы оба этого хотим.

— Я не… — она не договорила. Все-таки совсем уж откровенно врать было не в ее духе. — Но больше ничего не будет, понял?

Наверное, ей казалось, что это прозвучало с угрозой, но Вадиму стало смешно.

— Понял.

Она была смущена собственными мыслями.

— Почему же ты сразу не остановился, когда я попросила?

— А мы друг другу еще не надоели. Зачем нам останавливаться?

Она открыла рот, но так и не придумала, чему конкретно возмущена больше, а потом покачала головой и нервно рассмеялась.

Оговоренное время уже давно истекло, а она будто специально ни разу не взглянула на часы. Вадим повернул ключ, решив, что сейчас лучшее время для холодности — пусть Яна в очередной раз почувствует, что не хочет его просто так терять:

— Ну все. Договор выполнен, о большем просить не стану. Куда тебя — в институт или домой?

— В… институт… — она это выдавила ошарашено, если не сказать обреченно. Он совершенно точно добился того, чего хотел.

Оставшиеся несколько минут их такого теплого свидания она молчала, а когда Вадим уже сворачивал к парковке, сказала почему-то вопросительным тоном:

— Прощай?

— Прощай, Яна, — отозвался он весело.

Она шла к крыльцу медленно, но так ни разу и не обернулась. Ее расположение духа явно было хуже, чем у него. Она была растеряна и печальна, а он знал, что на таких состояниях точки не ставятся. И никакие усилия воли тут не помогут. А потому провожал ее уверенной улыбкой.

И снова несколько дней тишины. Вадим умел ждать, но в данном случае делал это без удовольствия. И только на третий вечер наконец-то пришло такое долгожданное сообщение: «Спокойной ночи».

Он лишь в этот момент понял, как сильно измотало его ожидание неизбежного. И теперь его облегчение не знало границ. Он не собирался отвечать на СМС — сразу нажал вызов. Она ответила мгновенно:

— Ты зачем…

— Ян, я так соскучился.

— Я написала тебе… не чтобы ты звонил. Просто…

— Просто ты тоже соскучилась.

— Нет! — но голос ее уже стал заметно бодрее. — Я только поддалась порыву — у меня характер такой!

— Можешь еще соврать, что ты пьяная вусмерть, — он уже смеялся открыто. — Типа рефлексы притупились, мозги поплыли… ну так обычно говорят. Не стесняйся — я сделаю вид, что поверил.

— Как вообще можно быть таким гадостным гадом? — изумилась она. — Если бы ты хотел пощадить мое самолюбие, то дал бы мне возможность именно так и сказать! Или позвонил бы сам!

— Я бы позвонил завтра, — беззастенчиво соврал он. Нет, он не стал бы звонить, потому что она сама должна была решиться. И он не сомневался в том, что это произойдет — сегодня, завтра или послезавтра.

— Честно?

Завизжи она сейчас от счастья — это бы полностью соответствовало его представлению о том, что с ней должно происходить.

— Честно.

— И все равно это так неправильно… — она опять откатывалась в душевные муки.

Но он уже не собирался ей этого позволять — устал от ненужностей:

— Неправильно — это думать три дня, чтобы написать всего лишь «Спокойной ночи».

— Вадим!

— Яна! — она там должна была кипеть от счастья и раздражения одновременно. Да и сам он пребывал в очень похожем состоянии. — Ну давай же, попроси, чтобы я забрал тебя завтра с института!

— Спятил? — все-таки раздражения чуть больше, чем счастья. — И как, по-твоему, я об этом скажу отцу?

— Соври, что у тебя появился парень. Или к подруге идешь. Желательно, с ночевкой. А еще лучше — на несколько дней. Подруга очень нуждается в тебе.

Она там будто задыхалась:

— То есть ты хочешь, чтобы я врала родному отцу?!

— Ври или не ври — меня устроит любой вариант. Ну, из тех, где ты у подруги на несколько дней…

— Вадим!

Ему надоело терпеть. Какая глупость — терпеть, если дальнейшее только оттягивается, но никуда не денется?

— Я заберу тебя завтра из института. Спокойной ночи.

* * *

«Спокойной ночи», — сказал он и сразу отключился. Яна еще несколько секунд пялилась в безжизненный телефон, а потом откинула его и уткнулась лицом в подушку. Так все неправильно и некрасиво, что если начать об этом думать, то можно и с ума сойти. Но расстроиться никак не получалось — скорее, наоборот. Хотелось визжать в подушку и сжиматься от неконтролируемого смеха. Что бы сам Вадим о себе ни думал, но он оказался прожженным романтиком. Хоть и совсем нестандартным. Но у него же все не как у людей!