— В какую другую? — хитро поинтересовалась она. — Разве вы знаете мой адрес?

— В любую другую, — честно ответил Вадим. — И вы про субординацию-то не забывайте.

Она впала в какой-то азарт:

— Я, Вадим Александрович, о субординации только и думаю! Вот прям с субботнего вечера как начала думать, так остановиться и не могу.

Чего эта идиотка добивается? И как давно и тщательно она за ним следила до их «знакомства»? Он слишком устал, чтобы додуматься до ответов самостоятельно, зато точно знал, что сама она отвечать не собирается. Да и все ее поведение сильно смахивает на подростковую влюбленность, а юных сталкерш Вадим на дух не переносил:

— До свидания, Яна. И больше не обращайтесь ко мне с неформальными темами.

— Почему? — она словно искренне недоумевала.

— Сплетни пойдут…

Но она неожиданно перебила:

— А! За это не волнуйтесь! Я ведь уже всем рассказала, кто мой отец! Там в отделе экономразвития даже бизнес-план начали делать, как можно объединить модную и строительные индустрии! Если хотите, то Денис вам изложит завтра свои проекты! — она тараторила, вообще не обращая внимания на его реакцию. — Денис — это один из практикантов, просто какой-то генератор идей. Вы только представьте всю грандиозность задумки… вы ж экономист? А девчонки из отдела кадров сразу сообразили, как так получилось, что я единственная, кого взяли с другого вуза. Я честно-честно ничего такого не говорила, но они и сами все так гладко…

Тут и додумывать было нечего. «Девчонки из отдела кадров» отличались умом и сообразительностью, а еще и буйной фантазией, которую только пищей подкармливай. А какую еще надо пищу, если вдруг Григорьевскую единственную дочку неожиданно берут в практикантки к Вадиму, словно папаша ее никуда устроить бы не смог? Причем для всех остальных было проведено собеседование, характеристики с деканата запрашивали, а эту… просто Елизавета Николаевна привела. Отделу кадров все понятно настолько, что они даже отдел экономразвития заразили идеей написать бизнес-план по объединению предприятий. На будущее. Чтобы был. У Вадима в голове что-то больно лопалось, а от улыбки начало сводить челюсть:

— При всем уважении к вашему отцу, мне его индустрия ни к чему. Так что извольте найти ему другого зятя.

Она даже обиду не собиралась демонстрировать:

— Это вы так говорите, потому что еще не слышали о планах на нашу свадьбу из бухгалтерии!

Если бы у Вадима внутри было сердце, то от всего этого безобразия оно разорвалось на части. Он добавил в улыбку обаяния:

— До свидания, Яна. И вы уволены. И мне наплевать на мнение Лизы или вашего отца.

— Ну во-о-от… А так все хорошо начиналось! — она даже не попыталась огорчиться своему увольнению и тут же перешла на неофициальный тон. — Кстати, а ты не занят сегодня вечером? Может, на свидание сходим?

Это раздалось уже ему в спину, но он не стал останавливаться. Сев за руль, продолжал взвешивать два варианта. Да, тюрьма пугает. Но зато если он прямо сейчас вожмет газ до отказа, а потом проедет по этой замухрышке туда-сюда, то какое же умиротворение его ждет? Каких-то пятнадцать лет отсидки, возможно, того и стоят.

И он было уже поддался порыву, но отвлекся на телефонный звонок.

— Да? — рявкнул, не успев совладать с собой.

— Вадим? Это… Света. Я не вовремя?

Он тут же забыл о налетчице-рецидивистке. Давай, милая, заходи уже в клетку, не мотай больше нервы.

— Да нет… Прости за этот тон. На работе проблемы.

Она подумала немного, а потом спросила тихо:

— Если у тебя есть время, давай встретимся. Расскажешь мне о своих проблемах.

Отлично. Осталось только захлопнуть:

— Извини, Свет, но сил куда-то идти просто нет. Если хочешь, приезжай ко мне.

— Я… приеду.

Ну еще бы ты, милая, не приехала. Ты долго решалась на этот звонок, взвешивала варианты, мучилась, осуждала себя, и раз уж осмелилась, то теперь будешь согласна на все.

Вадим скинул ей адрес, недослушав лепетания про «у меня всего пара часов». Какое это имеет теперь значение?

Светлана стояла на его пороге уже через сорок минут. Взволнованная, красивая. Ее трепетная нервозность послужила окончательным аргументом, что больше знаков можно и не ждать.

— Я ненадолго… Ты один живешь? Прости, что не дала тебе отдохнуть.

Вадим не стал отвечать. Он развернул Светлану к себе резко и толкнул к стене.

— Ты что де…

На поцелуй она ответила через четыре секунды — он считал в уме. И теперь уже сама, задыхаясь, погружала пальцы в его волосы и выгибалась навстречу. Ей не нужна была его нежность. Она хотела просто отдаться кому-то, кроме старика-мужа, которого никогда не любила. И если бы он отказался сейчас взять — так грубо, насколько только мог — то она окончательно бы свихнулась. Именно поэтому они даже из прихожей не выбрались.

И после ожидаемо все изменилось — как по самому банальному сценарию. Она трясущимися руками застегивала одежду, избегала взгляда, краснела и бубнила что-то несуразное. Вадим предоставил ей возможность попаниковать в одиночестве, а сам уперся плечом в стену и с удовольствием наблюдал за ее метаниями. Сейчас она будет где-нибудь долго гулять, проклиная себя и замирая от каждого мимолетного воспоминания, а ночью непременно разрыдается. Потом придумает, что это он, Вадим, во всем виноват. И максимум через неделю позвонит снова. Вадим ответит — она до сих пор ему нравилась. Но он не станет ее утешать ни сейчас, ни потом. Со временем она начнет относиться к изменам спокойнее, и когда-нибудь, намного позже Вадима станет искать другого — более предсказуемого. И конечно же, найдет. Через каких-нибудь полгода она будет жалеть только о том, что не завела любовника раньше. Ведь можно привыкнуть и деньгами мужа пользоваться, и позволять себе любить и быть любимой. С какой стороны ни посмотри, Вадим сегодня оказал ей огромную услугу. И она это тоже признает. Когда-нибудь, через полгода.

Глава 5. Адюльтер и щенки мальтезе

Нахалка, как ни в чем не бывало, встречала его в «Нефертити». У Вадима при ее виде уже привычно бежал мороз по коже, а улыбаться с каждым разом становилось все сложнее:

— Доброе утро, Яна! А что вы тут забыли, интересно?

— Здравствуйте, Вадим Александрович! — она отозвалась точно таким же, как и у него, радостным тоном. — Работаю, не покладая… ничего!

Он добавил в голос саркастического счастья:

— Правда? Это так мило с вашей стороны, но смею напомнить, что вы уже уволены.

— Правда? — нахалка откровенно передразнивала его. — А вот я приказ еще пока не видела. Неужели вы не в курсе процедуры?

Вадим улыбнулся ей напоследок чуть шире, чем позволял ему психологический настрой, и прошел в свой кабинет. А через десять минут лицезрел тушующегося под его взглядом Петра Алексеевича.

— Григорьева? Ну… я бы не сказал, что она среди набранных лучшая. Скорее даже наоборот. Но и претензий никаких нет — ответственная, выполняет все, что дают. А вот Денис… Денис — это что-то! Он рот открывает только для того, чтобы выдать очередную гениальную идею! Вы послушайте — он уже рассчитал рентабельность торговой точки совместно с «Инвариантом» в пригороде. На этом этапе звучит впечатляюще!

Вадим изначально не собирался обсуждать блестящие идеи Дениса, но сразу отвлекся на эту тему:

— Отдайте его расчеты маркетологам, пусть проанализируют.

— Не мальчик, а золото! Я ему разрешил писать диплом по этому проекту, но и надо прибрать парнишку к рукам…

— Помедленнее, Пётр Алексеевич! Разве мы собирались расширять штат?

Тот насупился и угрюмо кивнул. Вадим пометил для себя галочкой эту тему, но решил отложить этот разговор на потом. И если вакансия будет, то про Дениса он вспомнит в первую очередь. Но и пока лучше надежду парню не давать. В конце концов не о нем сейчас речь:

— А Григорьева что? Зачем же вы тогда ее держите, раз она никак себя не проявляет?

— А-а… — начальник отдела совсем растерялся. — Так ведь не я же ее привел… Девушка ваша… в смысле, Яна — шустрая, но безынициативная… извините. Хотя толк от нее будет, если сама увлечется. Не понимаю, почему отец не пристроил ее к себе для практики… Извините.

Вадим закрыл глаза. Из обрывочных фраз он уловил общий посыл — все твердо уверены, что она там оказалась по протекции шефа, и оттого будут терпеть ее присутствие, даже если она вообще ничего делать не станет. «Девушка ваша» тоже прозвучало отчетливо, а это означало, что сплетни проникли в мозги уже даже этого прожженного экономиста.

— Пётр Алексеевич, — Вадим решил быть строгим. — Почему же вы сразу на нее не пожаловались? Мы ведь с Елизаветой Николаевной Григорьеву вам не навязывали, и просто ждали вашего мнения.

— Я не жаловался на нее! — Пётр округлил глаза, словно его только что в изнасиловании котят обвинили и даже руки вверх поднял, сдаваясь. — Хорошая девушка! Умная, шустрая, внимательная! Вы меня неправильно поняли!

— Приказ на увольнение будет через полчаса. Сообщите пока ей.

Вадим уж было решил, что на этом разговор окончен, но Пётр Алексеевич его удивил:

— Не надо ее увольнять! Нового студента опять в курс дела вводить, а к ней у меня претензий нет. Уже никаких!

— И почему же?

Начальник отдела тяжело вздохнул:

— Потому что объективных-то оснований нет. А значит, будет выглядеть, как чистая придирка.

— Ну и что? — Вадим и правда не мог понять. Похоже, что Петра Алексеевича волновало отнюдь не его мнение, а что-то более важное.

— Я сегодня с ней утром на входе столкнулся, — тот наконец-то решил объяснить все честно. — Ее отец подвозил. Вышел из машины… Знаете, такой приятный мужчина, простой, вежливый, совсем по нему не скажешь… Руку мне пожал и поблагодарил за то, что дал возможность его дочери проявить себя… ну, без протекции и кулуарных звонков. Вот прямо так и сказал: «Вы гоняйте ее там как сидорову козу! И никаких поблажек!». Вот у меня с тех самых пор мысль в голове и сидит — за окном-то Россиюшка-матушка никуда не делась. Я сегодня его дочь по придирке уволю, а лет через пять мой сын в «Мегастрой» захочет наняться… Понимаете?

Вадим качал головой. Судя по всему, отец Яны никаких угроз в виду не имел — он, наоборот, рассмотрел для дочери возможность оказаться вне зоны комфорта. Устрой он ее в свою фирму — и там бы с нее пылинки сдували, оттого-то, видимо, и не хотел начинать с этого варианта. А тут неожиданно подвернулась «Нефертити», никак с его именем не связанная. И если он действительно таков, то вряд ли станет мстить в случае увольнения Яны. Но российский менталитет, граничащий с паранойей, в Петре Алексеевиче цвел маковым цветом, поэтому Вадим решил успокоить его:

— А вы не волнуйтесь. Я ее увольняю, а ваше имя никак фигурировать не будет. Так что сын ваш через пять лет спокойно наймется в «Мегастрой», если пожелает.

Но экономист все никак не хотел сдаваться:

— Подумайте еще раз, Вадим Александрович! И отодвиньте личное на второй план, — вот такого заявления шеф уж точно по отношению к своей персоне ни разу не слыхал. — Я вам про проект Дениса говорил? Говорил. И как вы думаете, какая строительная компания в нем прописана?

Вот как. Об этом он еще даже не успел поразмыслить. Оказывается, паранойя — очень заразна. Если Яну на самом деле не за что выгонять, то ее увольнение может… просто испортить Григорьеву настроение. Зато если его единственная доченька пройдет тут двухмесячную практику, то настроение у того на момент начала сделки будет уже совсем иным. Можно найти и другого застройщика, но всегда выгоднее работать с благодарными и положительно настроенными людьми, которые ради только хорошего отношения могут и другие заказы пододвинуть, и стройматериалы по себестоимости рассчитать. Цифры в голове Вадима тут же поползли вниз, изменили цвет и выстроились в ровнехонькие рядочки. О, он умел отодвигать личное на второй план.

— Я понял. Пусть работает, если действительно жалоб нет. Вы… только гоняйте ее как сидорову козу — угодите отцу.

Судя по улыбке, Пётр Алексеевич не смог бы ее гнобить, даже если от этого зависела его карьера. Физически бы не смог — и в силу своего характера, и памятуя о вежливом рукопожатии Владимира Григорьева, красноречиво намекающего на нечто, отчего желание гнобить его ребенка навеки пропадает.

В общем, все хорошо, что хорошо продолжается. Никакого особенного кризиса в присутствии Яны в отделе экономразвития в ближайшие два месяца Вадим теперь не видел. Она его нервировала. Но Вадим, в отличие от той же Лизы, никогда не полагался на эмоции.