– Объясните, почему нежелание выходить за вас замуж является свидетельством потери рассудка?

Джек пожал плечами.

– Очевидно потому, что я считаюсь завидным женихом.

– Вы – самонадеянный фат! – вырвалось у нее. Как он смеет намекать, что она ухватится за первое же предложение? – Не все женщины рассматривают богатство как главную причину для брака. Некоторые считают, что уважать мужа важнее, чем интересоваться его кошельком!

– Вы хотите сказать, что не уважаете меня?

– Позвольте объясниться, – с раздражением произнесла Крессида. – Мне трудно относиться с уважением к мужчине, который предлагает перед завтраком выпороть меня. А посему я желаю мисс Станоп получать радость от вашего общества, сэр. Вы, несомненно, замечательно поладите! Ни за что на свете не стану мешать столь угодному небесам союзу.

Джек Гамильтон на мгновение удивленно замер, глядя на девушку, а затем откинулся на подушки сиденья, заливаясь громким хохотом.

– Это все, сэр?

– Хмм? Да, спасибо, Финчем. Сегодня ты мне больше не понадобишься.

– В таком случае, спокойной ночи, сэр.

– Спокойной ночи.

Дверь за Финчемом закрылась и Джек улегся в постель. Для него было немыслимо, чтобы камердинер еще и в постель его укладывал. Хватит того, что он помог ему раздеться.

Джек осторожно устраивался на мягких подушках, стараясь отыскать положение поудобнее. Ему действовал на нервы горячий кирпич, обернутый во фланель, который положили в постель. События нынешнего утра преследовали его. И Крессида…

Он не мог вспомнить, когда так сильно жаждал обладать женщиной. Однако недопустимо совратить благородную девушку, живущую в его доме, к тому же родственницу. Он может только на ней жениться. Но мисс Крессида Брамли вовсе не является той девушкой, с которой он мечтал бы вступить в брак.

Да она сведет его с ума! Дерзкая, несдержанная на язык, слишком уж независимая и чертовски вспыльчивая – для гармоничной домашней жизни, к которой он стремился, она определенно не подходит, как бы сильно он ее ни хотел. Джек сжал зубы. Пылкая страсть, по его мнению, не является веской причиной для женитьбы.

Правда, ему с ней весело. А эта острота насчет уважения к мужчине, который предлагает выпороть ее перед завтраком? Он улыбнулся. Она парировала его выпад, и он получил по заслугам.

И все же Крессида не девушка его мечты, поэтому лучше держаться от нее подальше. Джек нахмурился. Не приближаться к ней… Это нетрудно осуществить, особенно если не разговаривать с ней и не смотреть на нее. Но вот как быть с мыслями? Они продолжали напоминать о том, что он лежит в постели… один.

Открывая дверь в библиотеку, Джек призвал на помощь все свое самообладание, чтобы не смотреть исподтишка, как Крессида поднимается и спускается по приставным лесенкам. Он сотни раз твердил себе, что беспокоится, как бы она не оступилась, а он должен быть готов броситься ей на помощь. Но Гамильтон лгал сам себе и знал это. Его привораживали стройные лодыжки и округлые икры, мелькавшие под юбками. Он постоянно благодарил Бога за то, что доктор Брамли находится здесь же, в другом конце библиотеки. Конечно, старый джентльмен вряд ли заметил бы что-нибудь, но его присутствие хоть как-то помогало Джеку обуздывать свои желания.

Джек вошел в библиотеку и застал очаровательную домашнюю сценку: доктора Брамли не было, а Крессида сидела в кресле у камина, поджав под себя ноги, и шила. От тепла ее обычно бледные щеки раскраснелись. Пламя бросало отблески на темно-рыжие волосы. Сегодня она не уложила их в прическу. Локоны свешивались на плечи, наполовину скрывая тонкий профиль.

Какие густые и шелковистые! Вот бы запустить в них руки…

Джек замер, вспомнив, как, бывало, заставал Селину одну… Но тут он заметил, что именно Крессида шьет.

– Что, черт возьми, вы делаете? – закричал он, с грохотом захлопнув за собой дверь.

Крессида, уколовшись, от неожиданности ойкнула. Рубашка, которую она чинила, упала на пол вместе с рабочей корзиночкой, а пуговицы, нитки и булавки разлетелись в разные стороны.

Джек подошел к ней и, нагнувшись, поднял рубашку, но Крессида мгновенно выхватила ее.

– Да как вы смеете! – закипая от гнева, выкрикнула она.

– Это мой дом, – отрезал он, успев заметить пыльное пятно у нее на носу. – Я вправе делать то, что мне нравится. К тому же имеются служанки, чтобы чинить мое белье.

– Вам повезло, сэр.

Джек задыхался от желания хорошенько ее потрясти… или поцелуем смахнуть пыль с носика.

– Если я еще раз застану вас за починкой моих… – Он протянул руку к рубашке.

К его удивлению, девушка, не споря, отдала ее. Ха-ха! Может, она начинает понимать, что его нельзя изводить насмешками?

– Неужели вам нечего сказать, Крессида? – не удержался Джек.

– А вы позволите? – нежным голоском осведомилась она.

– Не говорите ерунды, – проворчал он. Она улыбнулась, а он напрягся.

– Вероятно, вам будет немного тянуть в плечах, но, осмелюсь предположить, белошвейка сможет выпустить швы. И рукава, разумеется, удлинит. Правда, я не совсем уверена, не будет ли давить ворот… – Глаза Крессиды светились подобно зеленым льдинкам. – И, конечно, – тут ее голос зазвучал совсем сладко и вкрадчиво, – вполне возможно, что ваша голова вообще не пролезет в вырез.

Джек заподозрил недоброе. Черт! Неужели…

Он развернул рубашку, и ругательство застряло у него в горле. Она была слишком мала для него.

– Может, вы одолжите папе одну из ваших рубашек, пока я сошью ему другую, раз уж вам по совершенно необъяснимой причине так понравилась эта, сэр?

У Джека запылало лицо. Ни разу за все свои тридцать шесть лет он не чувствовал себя настолько глупо. И не помнил, когда в последний раз краснел. Если вообще краснел.

– Я… я прошу прощения, Крессида, – с трудом выдавил из себя Джек. – Это… я подумал, что это моя рубашка… и что вы…

– Что я собираюсь ее испортить? Разорвать на лоскутки? Или зашить рукава?

– И вы зашили бы рукава? – спросил Джек. Она тоже покраснела.

– Я бы скорее зашила вам рот, – получил он в ответ. – И можете не извиняться. Вы постоянно меня ругаете. А теперь, если не возражаете, отдайте мне папину рубашку – я закончу ее штопать.

Он вернул рубашку и опустился на колени подле кресла. Черт, а ведь она права. Он действительно ругается. И сам не знает, почему.

«Прошу прощения, кузина, но я бранюсь оттого, что не могу уложить вас к себе в постель».

Да, такое извинение не подойдет.

– Что вы делаете, скажите на милость?

– Собираю ваши вещи. – Джек прикусил язык, чтобы не вырвалось очередное проклятие, так как уколол булавкой палец. – Господи! Сколько же у вас этих окаянных… то есть ужасных булавок?

– Понятия не имею, – ответила Крессида. – Почему бы вам их не пересчитать? Они обычно лежат вон в той коробке. – Она указала на маленькую деревянную коробочку и потянулась к ней.

Джек тоже потянулся к коробке и они чуть было не столкнулись лбами. Их взгляды встретились. Джек замер. Какие у нее длинные ресницы! Зеленые глаза смотрят сердито и… удивленно. Они так близко друг от друга, что он ощущает ее легкое дыхание на своих губах. Он опустил глаза и понял, что совершил ошибку. Мягкие изогнутые розовые губы приоткрылись. Неужели они вкуса малины? Джек поднял руку и провел кончиками пальцев по щеке, затем по атласной шее. Он и не представлял, что у женщин может быть такая тонкая кожа. Ему необходимо коснуться ее губ, почувствовать, как они трепещут в такт с биением его сердца. Попробовать лишь разок…

А у Крессиды от ужаса перехватило дыхание. Она отшатнулась, вскочила на ноги и толкнула его. От неожиданности Джек потерял равновесие и свалился на пол. Боль пронзила плечо, словно в него вцепились острые когти.

– Чертовщина! – Он прикрыл глаза и стиснул челюсти, чтобы не выругаться еще хуже. К горлу подкатилась тошнота, и он старался глубже дышать. Боль и тошнота отступили, но зато зародилось подозрение – а не поймала ли она его на крючок?

– Сэр?

Джек открыл глаза: над ним склонилась Крессида. Теперь она смотрела на него не с ужасом, а с беспокойством. Наверняка притворяется, решил он.

– Вам плохо? Очень больно?

– Нет, не больно, – соврал Гамильтон.

– Позвольте, я вам помогу.

И прежде чем он успел возразить, девушка опустилась на колени, подсунула правую руку под его левое плечо и попыталась усадить. Теперь его пронзила совсем другая боль, так как она задела его грудью. Черт бы побрал эту девчонку! Из-за нее он опять возбудился. Он ведь ей не нравится, но, тем не менее, она приманивает его к себе так же, как это делала Селина. А он все равно не может ничего с собой поделать и каждый раз заглатывает приманку.

Крессида почувствовала, как у нее снова горят щеки. Что с ней, Господи? Он совершил ошибку, хотел извиниться, а вовсе не собирался ее целовать. Ведь ясно, что он невзлюбил ее. Ей, должно быть, привиделся мягкий блеск его глаз и едва уловимая улыбка, отчего замерло сердце.

– Мне очень жаль, – сказала она. – Я… не так вас поняла.

– Не так поняли? – Джек удивился. – Что не так поняли?

Крессида слишком поздно сообразила, что угодила в западню.

– Я… нет… ничего, – пробормотала она.

– Ничего? – Он, кажется, полностью овладел собой и теперь, машинально потирая плечо, с самоуверенным видом уселся около камина.

– Не трогайте плечо, – напомнила Крессида. – Вы снова сделаете себе больно.

Тут только она почувствовала, что ее рука крепко сжата. Девушка задрожала и хотела выдернуть руку.

– Отпустите меня!

– Отпущу, когда скажете, почему вы растерялись.

Большой палец его руки легонько поглаживал ее запястье.

Крессида продолжала дрожать.

– А вы обещаете отпустить меня и не смеяться, если я скажу? – Она ведет себя, как идиотка, но эту сцену надо поскорее закончить, пока не вернулся отец и не застал их вдвоем на полу.

– Даю слово джентльмена, – заверил ее Джек. Она с трудом перевела дух.

– Я… я… ну… я подумала, что вы собираетесь меня поцеловать.

– Вы решили, что я вас поцелую? – ровным голосом переспросил Джек.

– Да.

– Могу я поинтересоваться, с чего вы это взяли? – так же спокойно поинтересовался он.

– Я… я не знаю… просто у вас был такой вид… будто вы… – Она замолкла, сгорая от стыда и смущения.

Джек стал осторожно подниматься на ноги. Крессида протянула было руку, чтобы помочь ему.

– Не надо! – крикнул он, но она, не послушавшись, обхватила его за плечи.

Он мгновенно отодвинулся.

– Больше этого не делайте, мисс Брамли, – сказал он. – Я – крепкий орешек.

О чем он? И почему «мисс Брамли»? Джек уже несколько дней называет ее Крессидой, она злится на него за это, а сейчас ей стало обидно, что она снова превратилась в мисс Брамли.

– Не… не помогать вам? Почему? Вы упали по моей вине. Я привыкла помогать папе, когда его мучает подагра.

Ей показалось, что еще мгновение – и он взорвется. Неужели предложить помощь – неприлично?

Но прозвучал совершенно неожиданный ответ:

– Потому что вы были правы.

Права? В чем? В том, что он хотел ее поцеловать? И тут Крессида все поняла. Он настолько сильно невзлюбил ее, что не может вынести, когда она до него дотрагивается, желая помочь.

– Я собирался вас поцеловать.

От такого заявления у Крессиды все смешалось в голове.

– Почему? – вырвалось у нее.

– Джентельменам иногда изменяет чувство меры. Находиться в доме холостяка не всегда бывает безопасно.

Ее пронзила боль.

– В следующий раз, когда чувство меры снова вам изменит, предлагаю вам выйти из дома и окунуться в сугроб на пару часов. А пока что я благодарю Бога за то, что я не в вашем вкусе.

Подхватив в ярости юбки, девушка устремилась к двери.

– Крессида!

Она обернулась.

– Идите к дьяволу! И я предпочитаю быть мисс Брамли! До свидания, сэр.

Дверь за ней со стуком захлопнулась и у Джека вырвался стон. Его следовало удушить еще в колыбели! Если бы мать и сестра узнали, каким дураком он себя выставляет, то наверняка исправили бы это упущение сейчас. Как он может объяснить свое смятение Крессиде, когда сам не понимает, что с ним творится?

Джек подошел к подоконнику, где часто сидела Крессида. Там лежали две книжки Он взглянул на верхнюю. Хмм. Миссис Рэдклифф.[1] Не в его вкусе. Затем взял в руки вторую. Господи! «Жизнь Нельсона» Саути.[2] Эклектичное произведение. Он усмехнулся – Крессида непредсказуема. Но почему она не взяла книги с собой в спальню? Ответ был подобен удару: в его доме она чувствует себя нежеланной гостьей. На ум пришло множество мелочей, говоривших о том, что девушка остро сознает свое положение бедной родственницы. Она никогда ничего не уносит в свою комнату. И никогда не пошлет за служанкой, чтобы та разожгла камин, так что, если он хочет, чтобы в ее комнате было тепло, то либо должен сам этим заняться, либо послать слугу. Но если он сейчас зайдет к ней, то она наверняка чем-нибудь в него запустит. И правильно сделает. Джек пересек комнату и дернул за шнур звонка. Взгляд упал на знакомые фигурки, стоящие на каминной полке. Он удивился – чего-то не хватало. Присмотревшись, он понял – нет маленькой китайской лошадки. Куда она подевалась? Прошлым вечером она стояла на месте.