— Боги хотят, чтобы мы вернулись. И я больше не желаю ничего слушать!

Деций на минуту задумался, уйдя в свои мысли. Затем он снова заговорил:

— Ауриана, а ты веришь в богов? Всегда, я имею в виду? Тебя никогда не одолевают сомнения в их существовании?

Ауриана была поражена его словами, она сердито нахмурилась.

— С таким же успехом ты мог бы спросить, верю ли я в землю? Конечно, верю!

— Это не праздный вопрос. Дело в том, что некоторые люди на моей родине не верят в них.

— Но… я же вижу их! Они многочисленные, шумные, их легко заметить. Присмотрись! Видишь, вон там?

— Но это же просто рощица ясеней, цветущих ясеней, они, конечно, очень красивые, даже величественные, но…

— Что значит «просто»? Ты что, не видишь их волшебной сверхъестественной силы? Деревья — это лик Фрии, а ветер, гуляющий между стволов, — ее дыхание. Она находится сегодня в хорошем расположении духа, поэтому и являет нам открыто свое лицо.

— Мне кажется, иногда я верю всему тому, о чем ты сейчас говоришь. Но ты никогда не заставишь меня поверить в то, что ребенок в заячьей шкуре, возглавляющий праздничную процессию, — божественное существо. По-моему, вовсе недостаточно нацепить маску, чтобы стать богом.

— Ты ничего не понимаешь. Ребенок, который возглавляет праздничное шествие богини Истре — одержим духом великого Зайца, то есть дух божества лишь на короткое время вселяется в него. Весь народ поклоняется Зайцу, потому что это — кроткое безобидное существо, обладающее мощной магической силой; оно с готовностью приносит себя в жертву. Если ты будешь умирать с голоду, заяц сам явится к тебе и попросит приготовить его и съесть. Можешь улыбаться, сколько тебе хочется, Деций, я все равно верю, что ты улыбаешься от радости, что узнал все это сейчас, а не потому что смеешься надо мною в душе.

— Клянусь Минервой, тебе бы следовало уже привыкнуть к моим ухмылкам, дорогуша.

— Мне не надо было говорить тебе всего этого, — продолжала она осторожно, как бы оправдываясь перед кем-то, — ты не заслужил, чтобы тебя посвящали в наши тайны… но те немногие избранные, кто последует за Зайцем через лес, обретут священный покой на весь остаток жизни, навек распрощавшись с тоской, недугами и скорбью. В последний день празднеств в честь Истре, когда Блаженный взойдет…

— Ты имеешь в виду того несчастного, которого убьют накануне.

— Он счастливый человек! И он вовсе не умирает!

Ауриана негодовала, но все еще не теряла надежды заставить его понять священные обычаи своего народа.

— Неужели ты не видишь цветы на том месте, где зимой правила лютая смерть? Это то же самое. Принесенный в жертву снова оживает, потому что Фрия воскрешает его. Разве луна не умирает на небе только для того, чтобы вновь возродиться на третий день? Точно так же происходит и с Блаженным и со всей землей, когда к нам приходит Фрия в образе Истре. Это единственная пора в году, когда любой из нас — вне зависимости от того, стар он или молод, печален или радостен — может попасть в Мир, Где Нет Скорби. Вот почему люди называют Истре — Милой и Любимой и восходят на самые высокие холмы, чтобы совершать там свободные соития во имя нее! Многие своими глазами видели эту богиню, Деций! Она вся в цветах и проезжает по полям в серебряной колеснице, запряженной белыми кошками. От нее исходит мягкое сияние, которое лечит исстрадавшиеся души, поэтому люди называют ее Несущая Свет. Зайцы, эти священные животные, бегут впереди нее, извещая о ее приближении и разнося ее божественный свет по всей земле. Если этот свет коснется тебя, ты узнаешь, когда и при каких обстоятельствах придет к тебе смерть — а это дарует мир душе, как утверждают Священные Жрицы, — а также ты обретешь ясное сознание того, что все живое — это одно существо, единое целое, что все благословенно и взлелеяно божественной любовью, даже крысы и черви. Я знаю то, о чем говорю, потому что сама испытала на себе однажды это — мне было откровение, в котором на меня снизошло это всеобъемлющее благостное чувство.

Лицо Аурианы погрустнело, когда она припомнила то блаженное состояние, которое испытала в присутствии Рамис и которое внезапно безвозвратно ушло. Деций заметил это внезапное изменение настроения девушки и его насмешливая улыбка угасла.

— Ты меня совершенно очаровала своим рассказом. Все это похоже на древний прообраз Элевсинских мистерий. Я всю жизнь мечтал хотя бы немного поверить во все эти сказки, — и Деций пожал плечами, как человек, которому больше нечего добавить.

Ауриана ощутила, что между ними разверзлась новая пропасть, странным образом, сильно отдалившая их друг от друга. Ей было неприятно это чувство. Ауриана вдруг отчетливо поняла, что причиной непонимания Децием ее мира является узость духовного опыта римлян — несмотря на весь их материальный прогресс. Ауриана с ужасом ощутила, что Деций только кажется живым, а на самом деле его душа во многом сродни мертвому засохшему плоду, оставшемуся в зиму на голой ветке.

— Ауриана, младшего сына Зигвульфа, — того, которого взяли в плен, звали Идгитом?

— Да, Идгитом. А почему ты спрашиваешь?

— Я обнаружил его имя в книгах, которые ты мне притащила с виллы, и сейчас вспомнил об этом. Имена варваров звучат поистине дико, и их очень трудно произносить! Надо еще раз заглянуть в ту книгу.

— А что это за книги, Деций? Тайные заклинания и магические заговоры? Предания о героях? Сказания о чудовищах?

— Эти книги просто восхитительны, мой воробышек, ничего более восхитительного я в жизни своей не видел. Ты притащила мне пятьдесят свитков с отчетами по продаже рабов. Благодарю, этим чтением я готов наслаждаться всю жизнь.

— Какой ты неблагодарный! Ты никогда не доволен, что бы я для тебя ни делала!

— Может быть, ты мне позволишь все же научить тебя нашему алфавиту, хотя бы алфавиту! А там и парочке слов…

— Ни за что на свете! Слова не должны ложиться на бересту, потому что они сразу же умирают, как птицы в неволе.

После длительного молчания, в течение которого ее воодушевление уступило место мрачной задумчивости, Ауриана заговорила вновь:

— Меня окружает целое полчище врагов, Деций. Это угнетает меня. Вульфстан, например, когда увидел, что я беру эти свитки, посмотрел на меня так, будто я — римский шпион. Есть и такие, которые говорят, что я попала под твое влияние, и что мне ближе чужие обычаи, чем обычаи собственного народа. Если мы начнем занятия, я уверена, что нас застанут за этим делом, кто-нибудь нас обязательно увидит, и пойдут новые слухи и наговоры. Гейзар следит за каждым моим шагом, подстерегая, как голодный стервятник. Я в безопасности лишь до тех пор, пока жив мой отец.

— Зачем ты мне это говоришь? Ты же прекрасно знаешь, что я думаю на этот счет. Давай, наконец, распрощаемся с этой дырой, полной гнили и сырости. Мы могли бы построить домик в Галлии и зажить на лоне природы свободными земледельцами. Ты представить себе не можешь, как мне ненавистна эта земля!

Она уже два раза помогала ему совершить побег. При первой попытке его поймали соплеменники Аурианы и вернули ей. При второй попытке один из старших офицеров в форте Маттиакор узнал в нем «Деция-изменника», и он бежал, спасая свою жизнь, снова в глухие хвойные леса.

— … и, в конце концов, мы могли бы с тобой пожениться!

Ее печальный взгляд при этих словах наполнился горечью. Деций хорошо знал, что эта мысль и без него приходила ей в голову. Однако, Ауриана, как всегда, скрепила свое сердце и заговорила с трудом, как бы преодолевая себя:

— Сколько раз я говорила тебе, что это невозможно — я уже замужем!

— Возможно, если бы я познакомился с твоим мужем, это как-то помогло бы мне…

— Если бы ты познакомился с моим мужем, это плохо кончилось бы для тебя! Так что замолчи сейчас же и прекрати свои кощунственные речи!

Их лошади с ходу перемахнули низкую осыпавшуюся каменную стену, поросшую густой вьющейся викой, усыпанной веселыми фиолетовыми цветочками. Они долго ехали в полном молчании. Неожиданно Ауриана попридержала свою лошадь, как будто что-то внимательно разглядывая на земле. Весь отряд неспешно продвигался вперед легкой рысцой, и только Деций да внимательная, заботливая Фастила замедлили бег своих коней, заметив, что Ауриана остановилась.

— Смотрите! Волшебные мухоморы! — воскликнула она, подзывая своих друзей, и легко спрыгнула с лошади на мягкую, поросшую мхом землю. — Подождите меня! Я обещала Труснельде… — проговорила она, задыхаясь от спешки, и начала быстро рвать мухоморы, — что я наберу ей этих грибов, если увижу их. Вы же знаете, что молва утверждает: если съешь их, то тебе сразу же станет внятен смысл сокровенных слов великой Рамис.

— Дай-ка мне попробовать парочку этих мухоморов — может быть, тогда до меня начнет доходить смысл некоторых твоих слов! — проговорил Деций, наблюдая с нетерпеливой улыбкой за тем, как она собирает грибы и складывает их в свою сумку для провизии. Наконец, она выпрямилась и, швырнув один мухомор прямо ему в лицо, лихо вскочила на свою лошадь. Деций засмеялся, и она невольно ответила ему улыбкой.

— Прежде чем мы доберемся до своих, я хотела бы задать тебе пару вопросов — боюсь, что дома мне не представится такой возможности, — заговорила Ауриана снова после небольшой паузы. — Скажи мне, зачем ваши солдаты захватили в плен нашу великую Священную Жрицу? Неужели они хотят выведать у нее секреты пророчеств и ясновидения?

Сразу же после того, как отряд Аурианы вышел в поход из военного лагеря, их нагнал один из гонцов Бальдемара с тревожной вестью: римляне совершили странный неслыханный акт агрессии против германцев — два римских легиона проникли скорым маршем в глубь германских территорий, вторгшись на земли бруктеров, восточного германского племени, и, окружив башню Веледы на реке Липпе, схватили великую пророчицу, намереваясь переправить ее дальше в Рим в качестве заложницы. Событие это потрясло все германские племена своей необычностью и непостижимостью.

— Готов поспорить, что смысл этого поступка моих соотечественников вовсе не в том, в чем ты думаешь, — отозвался Деций. — Я догадываюсь, что эта акция была предпринята потому, что ваша Веледа неустанно призывала германцев к войне, к сопротивлению Риму, в результате чего мирные доселе племена превратились в злейшего и опаснейшего врага Империи. Я назвал бы эту операцию блестящей в тактическом плане. Подумай сама: пленена всего лишь одна женщина — пусть и священная — и сразу же все орды северных племен обезоружены этим событием, приведены в полное замешательство, и это без единой капли крови — римской или варварской! Гениально! А затем совет местных колдуний избирает эту пророчицу по имени Рамис на место плененной великой Веледы. А та, наоборот, всю свою жизнь неустанно поносит всякую войну и кровопролитие. Интересно, неужели римляне заранее знали, какой эффект произведет пленение Веледы и кто такая Рамис? Если бы правительство проявляло столько же мудрости в делах в мое время, то наверняка той ужасной бойни в Британии удалось бы избежать.

— Это же страшное бедствие, а ты ведешь себя так, будто произошло нечто радостное и отрадное! Мой народ все равно не покорится и будет продолжать вести войну с Римом. Пленение Веледы означает для нас только одно: мы будем теперь бороться с Римом в одиночку — без поддержки священных сил. Рамис не в состоянии помочь нам со всеми своими загадочными советами и неясными пророчествами. А теперь ответь мне на второй вопрос: зачем римлянам понадобилось предлагать нам выкуп за сожженные деревни? Этот поступок очень несвойственен твоему народу, который никогда не испытывает сожалений и раскаяния, совершив злодеяния.

— Ты права: мой народ не привык признаваться в совершенных ошибках или преступлениях. В этом поступке я усматриваю еще один признак необычайной мудрости нового Императора — или того, кто дает ему советы. Видишь ли, у этого Веспасиана есть вздорный сынок по имени Домициан, большой завистник, который лютой ненавистью ненавидит мир. Это он распорядился уничтожить ваши деревни, пытаясь тем самым развязать большую войну, в надежде, что Рим пошлет его во главе своего войска усмирять твоих соплеменников. Но его отец, Император, не пошел на поводу у сына и отстранил его от дел. Для вас, Ауриана, было бы намного лучше, поверь мне, принять все же тот выкуп, который предлагает Рим.

— Как ты смеешь намекать на то, что мой отец неправ?

— Я вовсе не собираюсь судить его поступки, я просто говорю о том, какие последствия они будут иметь. Вы теперь обречены на бесконечную череду войн…

— Но римляне лишили нас многих плодородных земель! Что же нам теперь ложиться и умирать с голоду?

— Вам следует прежде всего научиться более эффективно вести свое земледелие или переселиться куда-нибудь в другое место, но не на юг. Вы до сих пор не имеете верного представления о мощи вашего противника. У меня самые мрачные предчувствия того, что произойдет в ближайшее время — все это миром не кончится. Не имеет значения, какая именно из противоборствующих сторон первой толкнет тот камень, который вызовет падение лавины. Мудрый человек не станет сражаться с мощной лавиной. Он попытается уйти с ее пути.