Значит, это банкет в честь Аристоса. Ауриана, завороженная как ребенок, наблюдавший за первым в своей жизни жертвоприношением, двинулась вперед, надеясь затеряться в этом суматошном веселье. Она понимала, что ее уже начали преследовать. Девушки в костюмах фавнов порхали по залу, разбрызгивая ароматную воду. Высокие, гибкие невольники скользили между столами и кушетками, разнося на огромных овальных подносах самые разнообразные яства, которые Ауриане даже и видеть не приходилось. Вид этого изобилия вновь зажег в ней гнев. Пищи только с одного подноса хватило бы Сунии на неделю. Откуда-то доносился нежный, переливчатый звук кифары. Эта музыка казалась воздушной, невесомой, она была несовместима с людьми в этом зале, для которых обычным делом было насилие и истязание невольников.

Стены были расписаны сценами знаменитых сражений и изображениями богов. Все эти гиперболизированные образы коней и героев произвели огромное впечатление на Ауриану. Она приняла их чуть ли не за живых. Во всяком случае, она полагала, что они движутся, если на них не смотреть. В центре зала красовался монументальный фонтан. Здесь стояла скульптура Дианы с луком в руках. Она сверкала как свежий снег под лунным светом. Вокруг нее играли обнаженные нимфы. Ауриана в изумлении уставилась на двойные струйки воды, бившие из их сосков. «Эти люди понавезли сюда диковин со всего света», — подумала она.

Затем ее глаза скользнули немного в сторону, и под огромным алтарем, устроенным перед статуей Марса, увидели стол, который стоял на небольшом возвышении. Это место наверняка было предназначено для почетных гостей. Ауриана направилась туда. Пирующие не обращали на нее никакого внимания, принимая ее за невольницу, принесшую какие-нибудь вести своему хозяину.

Да, она не ошиблась. За этим столом сидел сам Торкватий. Ауриана узнала его по плавным линиям профиля и чувственному рту, искривленному в брезгливой гримасе. Взгляд его потерял хищную остроту по причине обильных возлияний. Осталась ли у этого человека хоть капля совести? Знает ли он, что такое стыд?

Слева от Торкватия лежала женщина с надменным и величественным лицом, похожим на лицо вечной женщины, нарисованным на стене. А справа от него находился мужчина мощного телосложения, чьи длинные локоны были явно завиты горячими щипцами. На его голове красовалась гирлянда из роз.

Ауриана остановилась на почтительном расстоянии от Торкватия, который в этот момент восторженно захлопал в ладоши оттого, что из пирога, поданного невольницей и разрезанного, вывалились виноград и другие фрукты, неизвестные Ауриане. Сам пирог был выпечен в форме гуся.

Подняв глаза, Торкватий увидел Ауриану и так скривился, словно перед ним была дохлая крыса. Непрошеная гостья ограничилась легким движением головы, обозначавшим вежливый поклон.

— Прошу прощения за то, что помешала тебе, мой повелитель, — серьезно сказала она, — но я вынуждена была это сделать, ибо пришла со справедливой жалобой. Я пришла по своей воле. Мои товарищи пытались удержать меня. Мы умоляем тебя дать нам съедобную пищу и… наказать людей, которые нарочно портят ее.

Гости Торкватия остолбенело выпучили глаза. Их поразило то бесхитростное чувство собственного достоинства, с которым держалась эта скромно одетая женщина. Сам Торкватий, как и надлежало префекту, сразу же определил, кто она такая — гладиатор из Третьего яруса, которая не имела права находиться здесь.

Холодное, непроницаемое выражение его лица вдруг изменилось. Он начал быстро перебирать в голове варианты своих действий.

— Конечно, — произнес он наконец успокаивающим голосом, — ты получишь все, что необходимо. Оставайся там и не двигайся. Итак, скажи еще раз, в чем ты нуждаешься.

Одна рука Торкватия тем временем легла на рукоять кинжала, которая была украшена драгоценными камнями, а другая неприметно подала знак стражникам, стоявшим у больших дверей, ведущих на учебную арену. Шесть человек тут же стали подкрадываться к Ауриане сзади. Они боялись спугнуть эту безумную, которая могла кинуться на префекта и задушить его. Чтобы еще больше усыпить бдительность Аурианы, Торкватий через силу улыбнулся и сказал:

— А почему бы тебе не взять вон ту курицу?

Ауриана тут же почувствовала смертельную опасность. Она была обречена.

Юная невольница поставила на стол поднос с жирными аппетитными курами, зажаренными в лимонно-медовом соусе. Ауриана присмотрелась получше. Да, настоящие куры, а не пироги, похожие на них. Как им обрадуется Суния!

«В любом случае мне конец, так почему бы и не взять одну из этих птиц, от которых слюнки текут? Почему не сделать Сунии этот последний подарок?»

Быстро, но с опаской Ауриана схватила курицу и засунула ее за веревку, которой была опоясана ее туника. Все это время она не переставала следить за тем очень большим человеком с гирляндой роз. Его спина была неестественно прямая, а лицо было повернуто в сторону. Почему он так упорно старается не показывать ей лица?

Красотка с лицом белее мела поддела этого скромника.

— Уж не испугала ли она тебя, Аристос?

Аристос. Ну конечно же, это он.

В этот момент Ауриана почувствовала приближение стражников. Она мгновенно повернулась кругом и увидела их в двадцати шагах от себя с обнаженными мечами. Она не могла позволить им убить себя, словно животное, попавшее в западню. Умереть надо сражаясь, с оружием в руках, иначе святые могилы предков будут покрыты позором. За кушеткой Аристоса стоял невольник и большим ножом нарезал на тонкие куски вареную баранью лопатку. Ауриана прыгнула на него, намереваясь завладеть этим оружием. Но как назло именно этот момент выбрал Аристос, чтобы привстать и протянуть свой опустевший кубок девушке, которая держала кувшин с вином. Ауриана задела Аристоса за плечо и растянулась рядом с ним на кушетке. И тут наконец она увидела его лицо.

О, нет, нет! Не может быть! Только не это! Ты же мертв, мертв! Зигвульф был уверен в этом. Все считают тебя мертвецом. Чудовище, убирайся назад, в царство Хелля! Откуда ты взялся здесь? Презренное отродье, убийца Бальдемара, всеобщее проклятье.

Аристос оказался Одбертом.

Ауриана поспешно соскочила с кушетки. Забыв про нож, пустилась прочь от этого места, натыкаясь на столы. Сердце бешено стучало в ее груди.

Этого не должно было произойти, но это случилось. Мы обречены. Бальдемар и моя страна остаются неотомщенными. Она вспомнила о шраме на толстом затылке Аристоса. Это был след от раны, нанесенной ею разбитым стеклянным рогом для вина той ночью, когда он изнасиловал ее на болоте.

Если этот стервятник жив и здоров, значит, мой народ бедствует. Как роскошно ему живется здесь! Неудивительно, что мы испытываем такие страдания.

За спиной Аурианы раздавались женские визги, перекликались стражники. Пирующие повскакивали со своих мест и засуетились между столами. Вид стражников с мечами наготове не способствовал дальнейшему веселью.

Ауриана бежала, ничего не замечая перед собой, спасаясь от призрака Аристоса-Одберта, словно от своей смерти, явившейся к ней в этом обличье. Когда около десятка стражником уже охватили ее полукольцом, одна из сирийских танцовщиц со змеями от страха выпустила пресмыкающееся, и оно поползло за Аурианой. Люди в ужасе шарахались от скользившей по полу змеи и даже стражники вынуждены были отстать, уступая место для этой опасной гадины. Ауриана вырвалась вперед, намереваясь укрыться за фонтаном Дианы, однако мраморный пол, мокрый и скользкий, затруднял ее движения. Она поскользнулась и натолкнулась на стол, ломившийся от всяких кушаний. Серебряные подносы и кувшины для омовения рук покатились с грохотом и звоном на пол. Подвесные светильники на бронзовом дереве закачались, масло кое-где закапало, а кое-где полилось ручейками. На полу образовались лужи, тотчас взявшиеся огнем, который перекинулся на столы и кушетки, и вскоре позади Аурианы уже полыхало несколько костров.

Раздался вопль «Пожар!», и все заметались в панике, полностью перекрыв стражникам дорогу к Ауриане. Несколько человек сделали вид, что ловят ее, но остальные, наоборот, поощряли ее своим смехом и улыбками, находя все происшествие не более чем забавным спектаклем. Один кутила даже ударил в экстазе стражника, который ответным ударом в челюсть сшиб обидчика с ног. Повсеместно вспыхнули драки. Весь этот гвалт перекрывал резкий, мужеподобный голос сирийской танцовщицы, звавшей свою любимую змею.

Одним прыжком Ауриана преодолела лестницу, по которой она еще совсем недавно поднялась в этот зал. Она быстро пробежала по коридору и затерялась среди ветеранов и проституток в столовой Второго яруса. Ей казалось, что вот-вот обрушатся стены. Как быстро и непоправимо рухнули все ее дальнейшие надежды в этой жизни!

«Ну что ж, по крайней мере, я умру в борьбе с этим безумием. Здесь я раскрылась полностью. Судьба обещает нам порядок и благополучие, а затем словно в насмешку создает вокруг нас хаос. Однажды они не дали мне погибнуть за мой народ, а сегодня они хотят убить меня из-за жареной курицы. Как нелепо погибать из-за своего безрассудства! А я-то думала, что хорошо усвоила этот урок еще в юности — не отдаваться никогда во власть гнева».

Когда Коракс увидел бегущую Ауриану, которую преследовали стражники, желание отомстить затмило у него последние остатки разума. Отдуваясь, он засеменил к входу в главный зал, где находилась учебная арена, протолкнулся мимо стражников и несколько раз сильно дернул за веревку колокола, который был предназначен для подачи тревоги в случае массовых волнений.

Он с удовлетворением подумал, что уж теперь-то эта спятившая ведьма не уйдет от наказания и с лихвой получит все, что ей причитается.

Неистовый набат вызвал переполох во дворце, и там были приведены в полную боевую готовность две центурии преторианцев. Двум отрядам городских когорт было приказано выступать к школе.

Известие об этом еще более усилило общую панику. Гладиаторы и проститутки, опрокидывая столы, в страхе бросились к выходам. Стражники решили забаррикадировать проходы между обеденными залами, опасаясь, что гладиаторы Второго яруса могут выломать двери. Теперь, решили они, этой несчастной ни за что не выбраться. Но оказалось, что поймать ее не легче, чем мышь в стоге соломы. Ауриана ужом скользнула под столом, вынырнула из-под него с другой стороны и слилась с общей массой орущих, суетящихся людей.

Наконец, Ауриане удалось преодолеть последнюю дверь и вбежать в столовую, где находились новички. Суния и Коньярик закрыли ее своими телами. Буквально через несколько секунд в помещение ворвались стражники, которые, работая плетками, вырвали Ауриану из плотного кольца ее соплеменников. Тем временем на помощь стражникам подоспело подкрепление, и вскоре там было не протолкнуться. Все это выглядело довольно комично, если учесть, что им противостояла всего одна невооруженная женщина.

Довольно быстро они осознали нелепость ситуации, и в зале наступила неловкая тишина, прерываемая лишь отдаленными хлопками — это невольники тушили пожары, сбивая пламя тряпками.

Послышался сильный скрежет — по полу волокли на место тяжелый дубовый стол. В баррикадах отпала необходимость.

Через некоторое время в столовую вошел пылавший гневом Торкватий и, раздувая ноздри, окинул взглядом все помещение. В его глазах был заметен сумасшедший блеск, от которого стражники заметно оробели и стали похожи на провинившихся псов, поджавших хвосты в ожидании выволочки от своего хозяина. Позади Торкватия, словно его тянули за веревочку, семенил Коракс, а вслед за Кораксом с тревогой хмуривший брови Эрато.

— Отдайте ее мне! — умолял Коракс Торкватия столь отчаянно, словно речь шла о его собственной жизни. Широким жестом он указал на стражников. — Эти подлецы полностью бездействовали и не приняли никаких мер, когда я сказал им, что эта девка сбежала. Они только смеялись, словно пьяные мальчишки-педерасты! Я уж примерно накажу ее, так же, как будут наказаны эти стражники.

— На этот раз высекут тебя, и ты будешь так орать, что захлебнешься собственной пеной, Коракс! — огрызнулся стражник, связывавший за спиной руки Аурианы при помощи пеньковой веревки. Он кивком указал Торкватию на Коракса. — Этот осел в человеческом облике объявил общую тревогу. Пусть теперь объяснит префекту городских когорт причину. Думаю, тот не будет в восторге от того, что весь переполох из-за одной женщины, которая украла жареную курицу.

— Волки! Убийцы! Я не крала! — голос Аурианы звучал громко и чисто, привлекая к себе внимание.

— Заткните ей рот! — приказал Торкватий.

Стражник ударил Ауриану по лицу, но не очень сильно. Ее простота и одухотворенность вызывали у стражников некоторую симпатию.

Торкватий повернулся к Кораксу.

— Если только завтра я увижу здесь твою изъеденную вшами шкуру, то прикажу выгнать тебя плетками. Сгинь!