Такси ехало мягко, и он словно ощутил, как его переносит в тот день, в ту комнату, к Ней. То, что он сделал тогда, то, что сказал… всё это было правдой. Но это было той правдой, которую стоило подать мягче. Которую, как минимум, стоило обдумать перед тем, как вываливать её на своего светловолосого ангела. Мила не была виновата в том, что очутилась в самом центре борьбы между двумя мужчинами, между двумя семьями. Она не была виновата и в том, что сумела понравиться обоим. Но он не был готов осмыслить всё это тогда, в тот момент. И он оттолкнул её. Сам. А когда она вернулась, спустя пару недель, и пришла в фирму, он просто не успел сказать ей, то, что следовало сказать ещё три недели назад: что ей нужно подождать. Что ему требуется ещё немного времени для того, чтобы крепко встать на ноги и сделать всё, чтобы она могла чувствовать себя защищенной в его руках. На тот момент он не мог дать ей ни должного внимания, ни должной заботы. На тот момент он и сам не понимал, насколько она стала важна для него.

Звонок телефона отвлёк Бесова от очередного сеанса самоедства и заставил вернуться в действительность. Он посмотрел на экран и увидел лицо сводной сестры.

— Да, Таня, — спокойно ответил он, приняв вызов.

— Ты едешь к себе? — привычно без приветствий спросила девушка.

— Да.

— Брось. Хватит уже доказывать всем не пойми, что. Отец уехал и мне одиноко в этой огромной квартире. Возвращайся домой, — тоном, не терпящим возражений, сказала Татьяна.

— Я не понимаю, зачем ты вообще туда переехала. Надоело жить у дяди? — развалившись на заднем сидении машины, поинтересовался Алексей.

— Это наш дом. И мы должны жить здесь, — почти по слогам произнесла девушка, как она всегда делала, когда доказывала оппоненту свою правду, — И когда отец вернётся, мы должны быть тут, рядом с ним.

— Он не маленький, чтобы опекать его, — без эмоций проговорил Бесов, — А если ты так беспокоишься о нём, то почему вообще съехала?

— Ты вообще представляешь себе, что здесь творилось, когда у него начался этот заскок? — повысила голос Татьяна, — Хотя, кого я спрашиваю? Конечно, представляешь! Я же тебе столько раз об этом рассказывала! Но ты так и не удосужился прийти и увидеть всё своими глазами!

— Ты хочешь, чтобы я приехал, или хочешь, чтобы я не приезжал совсем? — спокойно уточнил Бесов, привычный к лёгким истерикам своей чересчур эмоциональной сестры.

— Хочу, чтобы приехал, — мягко ответила Татьяна, тут же успокоившись, — мы оба совершили ошибку, вовремя не осознав масштаб катастрофы, не остановив его… Теперь мы можем всё исправить. Пожалуйста, приезжай домой. Твоя комната ждёт тебя.

— Так он не успел переделать её в сауну или ещё один бассейн? Я удивлен, — с усмешкой отозвался Бесов.

— Лёша! — рыкнула на него сестра.

— Как там мелкий? — через несколько секунд, которые потребовались для того, чтобы перенаправить водителя такси по новому маршруту, спросил Бесов.

— Спит. А вот мне не спится, — призналась Татьяна.

— Я заметил. Время близится к утру, — глядя на часы, не без подкола произнёс Лёша.

— Приезжай быстрее, — устало ответила Таня, — Я должна тебе кое-что сказать…

Расплатившись с таксистом, Бесов выбрался из машины и посмотрел вверх — туда, где вершина небоскреба грубо протыкала черное беззвездное небо. Он не любил многоэтажки и не любил показуху, которой «страдал» его отец.

Конечно, Артур Назарович вовсе не из-за «показного величия» выстроил этот небоскрёб в центре города: дорогая земля предполагала рост «вверх», а рост «вверх» предполагал элитное жильё. Всё это приносило неплохой доход хорошему дельцу и вовсе ещё не старому Хейфецу-старшему, слишком рано объявившему себя вдовцом до конца жизни.

Тем не менее, Бесов любил награждать своего отца парой лишних недостатков и, возможно, имел на это право: после смерти его матери Артур Назарович уделял сыну катастрофически мало внимания, с головой закопавшись в семейный бизнес. Алексей Бесов рос без родителей, почти, как сирота, — до школы за ним приглядывала няня, а, достигнув осознанного возраста, он и вовсе отдалился, общаясь с отцом, у которого уже была новая жена, на уровне приветствия. В семнадцать он ушёл из семьи и где только не работал, лишь бы не возвращаться в дом, с которым у него не было связано ни одного хорошего воспоминания.

Нет, было хорошее. Его сестра Таня, которая полюбила сводного брата, как родного. А позже — младший брат Артём, который сейчас спал; сын от последнего брака… Странно, но дети Артура Назароича не видели проблемы в наличии разных матерей и заботились друг о друге лучше, чем это делал их отец. Наверное, всё дело было в отсутствии полноценной семьи: ведь женщины из рода Хейфец действительно уходили слишком рано — и с ужасающим постоянством, — и никто из детей Артура Назаровича не мог похвастаться тем, что запомнил свою мать…

Бесов поднялся на личном лифте Хейфецов сразу в «закрытую часть» пентхауса, где была обустроена «семейная» зона. Как только дверцы открылись, он вышел в просторную прихожую, разулся и прошёл вперёд — туда, где из кухни доносились дивные ароматы свежесваренного кофе и какой-то выпечки. Оформленная в бардовых и кофейных тонах, кухня-студия была единственным местом, где ему нравилось находиться: оно ассоциировалось у Алексея с тем самым «семейным очагом», которого ему так не хватало в детстве.

Его сестра уже вовсю порхала по огромной кухонной территории, зная, что любит её брат, и подготавливая к его приходу всё необходимое — так что, когда Бесов вышел из тени и прошёл к своему месту у кухонного гарнитура рядом с холодильником, на мраморной столешнице рядом с ним тут же появились кружка ароматного кофе и тёплый брауни с кусочком мороженного на тарелочке.

— Мороженное? — подняв бровь, точно так же без приветствий, сказал Бесов, тут же поднимая кружку с кофе и принюхиваясь к насыщенному запаху.

— Перестань, — отмахнулась от него Татьяна, одетая в простое домашнее платье («простое», конечно, только на словах; его стоимость равнялась стоимости новой барной стойки в его клубе), — Это своим лохматым дружкам можешь доказывать свою брутальность, а мне заливать не надо! Я знаю, что ты любишь мороженное.

— Если кому скажешь — я буду отрицать, — с каменным выражением на лице ответил Бесов и тут же засунул в рот ложку с холодным лакомством.

— Как всё прошло? — Татьяна присела на край стола, глядя на брата.

В их семье вообще удивительным образом игнорировали стулья, и даже сейчас оба отпрыска Хейфеца сидели на чём угодно, но только не на дорогущих образчиках венского мастерства: Таня сидела на столе, а Бесов стоял, упираясь бедром в столешницу кухонного гарнитура.

— Отлично, нашёл ещё парочку инвесторов, так что клуб откроется вовремя. Выступление понравилось нужным людям, поэтому группу можно считать раскрученной; возможно, даже ролик запишем, — без особых эмоций сообщил Алексей, поглощая теплый десерт; буквально с головой погрузившись в это занятие.

— Может, вам и клип снять? — просто предложила девушка, для которой никогда в жизни не существовало проблемы нехватки денег.

— Это уже прошлый век. Да и не формат мы… Пара роликов в интернете — и хватит. Кому надо, тот и так узнает. Рекламу на открытие я сделаю мощную.

— Ты уже опаздываешь. Открытие новой площадки рекламируют чуть ли не за полгода — люди могут просто не успеть об этом узнать, — усмехнулась Таня.

— Поверь, ты этого не пропустишь, — не особо напрягаясь, ответил Бесов. У него всё было готово и спланировано. Это будет резко, дерзко, громко и отовсюду.

— Ты без настроения, — заметила Таня, — Встретил кого-то не того на той тусовке?

— Встретил Её, — коротко ответил Бесов.

— Боже мой, — закатила глаза Татьяна.

— Не начинай, — спокойно осёк её брат.

— Да вы все с ума с ней посходили! Сколько можно? Простая девчонка — вообще ничего особенного. Ну, да, забавная. Со своими заскоками. И вообще не из нашего мира. Ну, так и что? Свет что ли на ней клином сошёлся?! — завелась девушка, которой словно наступили на больную мозоль.

— Не закончишь этот разговор, я уйду, — всё ещё спокойно предупредил Бесов, не поднимавший головы от блюдечка с брауни и мороженным.

— Если считаешь её своим светловолосым ангелом, то почему ведёшь себя с ней, как бес? — устало спросила Татьяна, глядя на брата с лёгкой жалостью.

Бесов оторвался от еды и поднял голову, посмотрев ей в глаза.

— Ты думаешь, я знаю? — негромко спросил он.

На этом их разговор закончился, и несколько минут они занимались каждый своим делом. Это тоже была нормальная практика в семье Хейфец: задев больную тему, члены этой семьи предоставляли своему собеседнику время на то, чтобы «оправиться». Вот только Мила никогда не оставляла Алексею времени. Она ураганом ворвалась в его жизнь и слишком часто заставляла поступать необдуманно: когда поцеловала его после ссоры во время репетиции, когда вывалила на него всё, что думает, в подсобке… Она постоянно ломала ему вмонтированный в мозг шаблон и никак не хотела понять, что он — другой. Что ему нужно время. Что он знает, какого это — когда тебе не хватает внимания. И что он не хочет, чтобы она чувствовала это рядом с ним.

Должно быть, поэтому он и оттолкнул её…

— О чём ты хотела поговорить? — после нескольких минут молчания спросил Алексей, убрав всю посуду в мойку.

— О Глебе, — прямо глядя на него, ответила Татьяна.

— Да, чтоб его! — выругался Бесов, резко разворачиваясь к сестре, — И это ты мне будешь говорить «сколько можно»?

— Это не то, о чём ты подумал! — зашипела Таня, мгновенно вставая в оборонительную позицию.

— Давай поиграем в игру «Угадай, о чем же он подумал?», — с какой-то усталой злобой огрызнулся Бесов и прошёл в гостиную; там завалился на диван и прикрыл глаза, — Ну, чем удивишь?

— Ты знаешь, что в последнее время мы с Самуилом Викторовичем много общаемся… — издалека начала Татьяна.

— Что, утешаешь его в печали? — недружелюбно усмехнулся Бесов, глядя в потолок, — Родной сын предал! Да ему нужно дать номинацию за лучшее воспитание своего отпрыска.

— Не язви, — вяло отмахнулась девушка, затем закинула косу за плечо и устроилась на том же диване в ногах брата, — Ему сейчас очень плохо. И это действительно ужасно.

Бесов приподнял голову и посмотрел на сестру.

— Мне не нравится то, с какими интонациями ты говоришь об этом, — серьёзно сказал он, а после красноречивого молчания в ответ, со стоном откинулся на подушку, — Таня! Что у тебя за гребанный самаритянский комплекс, твою ж налево! — затем он приподнялся на локтях, чтобы видеть глаза сестры, — Что у вас — говори прямо.

— Он ещё не так стар, как ты думаешь, — совсем даже не прямо ответила сестра, отводя взгляд в сторону.

— О, да, и он в отличной форме! В отличной форме пятидесятилетнего старика! — съязвил Бесов.

— Наш отец в этом же возрасте, и тем не менее, ты не имел ничего против того, чтобы подсунуть ему ту врачиху! — зашипела ужаленная девушка.

— Той врачихе, как ты выразилась, за тридцатник! А тебе ещё только-только алкоголь пить разрешили! — отрезал Бесов.

— Ой, началось! Мораль-учение! — взмахнула руками Татьяна, — За собой посмотри! Что, такой уж прям благочестивый рыцарь в сияющих доспехах? Прям готов руку на сердце положить и заявить, что непогрешимый носитель идеалов?

Бесову тут же вспомнилась черноволосая фурия и её пухлые губы… и он промолчал.

Но то было ошибкой! Она вывела его из себя! И вообще была… не затыкаемой! А так хоть отвлеклась от «изливания» на него всей своей грязи и ненадолго прикрыла свой фонтан.

— Короче, это твоё дело, — демократично закончил Алексей, не желая вдаваться в подробности своей «непогрешимости», — но ваших детей я не благословляю.

— Фууу! — отмахнулась от него Татьяна, — Да и какие дети, Леш? Мне бы вас троих воспитать!

— Я вот это сейчас даже комментировать не буду, — вновь прикрывая глаза, ответил Бесов и вновь откинулся на подушку.

— Всё, закрыли тему, — миролюбиво предложила девушка.

— Согласен, не хочу слушать о том, как моя сестра обжимается со стариком, — согласился и Бесов.

— ЛЁША! — Татьяна хлопнула его по ноге ладошкой, — Ты пошляк! И вообще!!!

— Так что тебе там сказал этот старый хрыч? — действительно не желая больше обсуждать эту тему, напомнил Бесов.

У сестры была своя голова на плечах и свой путь «накопления опыта». Да и спорить с ней было бесполезно.

— Он рассказал кое-что, касательно Глеба, — тут же поменявшись в голосе, сказала Таня, — Кое-что, что может изменить всё.

— Всё? — не открывая глаз, переспросил Бесов.