Мир теперь воспринимался иначе. Я словно… я словно встала с ним вровень: перестала бояться, перестала ждать наказания…

Теперь я могла говорить с ним честно. Я была готова на диалог.

Интересно, это произошло из-за нашей вчерашней близости? Или из-за того, что я почувствовала во время нашей близости?..

— Я искал тебя ночью, — произносит Глеб.

— Зачем? — спрашиваю у него; почему-то хочу услышать ответ.

Глеб смотрит на меня долго: словно размышляя — стоит ли отвечать…

— Потому что хотел вернуть тебя в постель, — наконец, сухо улыбается он, — Мне не хватило, — затем продолжает беззаботным голосом, — к тому же ты была так пьяна, что просто обязана была вляпаться в какие-нибудь неприятности. Так, как ты говоришь, ты попала домой?..

— На такси, — почему-то вру я, глядя на него и не мигая.

ЭТО ЧТО ТАКОЕ СЕЙЧАС БЫЛО?!

— На такси, — кивает Глеб, принимая эту информацию, — Ладно, не буду тебя отвлекать. Приступай к работе — у тебя её сегодня много, — и с этими словами он уходит в свой кабинет и закрывает дверь.

Сжимаю руки в кулаки.

Ощущение такое, будто меня помакали головой во что-то очень неприятное.

Эта резкая смена Глеба… он снял маску? Или надел её?

И почему, черт возьми, стало так гадко на душе?..

Сажусь за свой стол включаю компьютер, а пока он грузится — достаю телефон из сумки, чтобы проверить звонки, и застываю, глядя на экран. Пятнадцать пропущенных от Глеба. Десять — от Бесова… и ещё пять сообщений от него же, последнее из которых пришло под утро.

Бесов тоже искал меня?..

Нажимаю на смс, чувствуя что-то странное — я не заходила в нашу переписку с тех пор, как…

Я же сказала ему, что поменяла симку!

Сердце начинает стучать быстрее.

Так он знал, что я его обманула?.. Те сообщения, что приходили после моего побега, я удаляла, не читая. А все его звонки — я их просто игнорировала… точнее, начала игнорировать в тот момент, когда включила свой сотовый — во время своей поездки я решила обойтись без телефона и всех драм, с ним связанных. И теперь я впервые за три недели прочитаю от него сообщение…

«Где ты?»

Чёрт, даже интонацию его услышала… Ладно, не такое сообщение я хотела прочитать, но разве от Бесова когда-то приходили любовные послания?..

Следующим было:

«Всё, что я сказал — правда»

Господи Боже, ну, почему он… такой? Я в курсе, что это правда, зачем доносить это до меня ещё и в виде смс, ввергая меня в пучины самоедства?.. Я не поверила ему. Я решила, что он издевается. И он понял это.

Если бы он догнал меня и попытался объяснить… но в коридоре была его группа, впереди ждало выступление.

И Глеб его опередил.

Чёрт, я спала с Глебом!..

Не то, чтобы мне было неприятно… Я думаю, что таких ощущений, возможно, больше не испытаю никогда: и дело не в том, какой Глеб любовник, а в том, насколько сам этот факт — что мы занимались сексом — был… противоестественным. Ладно, не то слово подобрала.

Он был неправильным.

Это как запретный плод, на который я сама повесила табличку «ни за что в жизни».

Рассматривала ли я Глеба, как человека, с которым в перспективе смогу проснуться ранним утром?

Нет.

Вызывал ли он у меня какие-то чувства?

Определённо.

Вот только… скорее это были чувства, носящие негативный окрас. Да, чаще всего так и было. Но я не могла не признать, что мне нравилось выбираться из-под его гнёта.

И всё же…

Я не страдала амнезией и помнила, что испугало меня до глубины души и, в итоге, оттолкнуло меня от Бондарёва — его жажда разрушения. Его всепоглощающее желание мстить. И мстить до конца.

Он несколько лет вынашивал свой план — несколько лет! Это ведь даже представить сложно. Вот ты учишься, живёшь, устраиваешься на работу, занимаешься своим развитием, а кто-то всё это время медленно осуществляет план мести своему отцу и семье девушки, с которой его по несчастью хотели свести…

— Ужас какой, — вырывается из меня; я встряхиваю головой.

Нет, думать о Глебе — это пропитываться самим духом разрушения.

На данный момент я не могу позволить себе такой роскоши, как потерянный день. А, начни я рефлексировать, — и день будет потерян.

Опускаю взгляд на телефон.

«Мы сейчас начнём играть. Где ты?..»

Губы поджались непроизвольно. Он хотел, чтобы я услышала…

Лёша… Я услышала, но было уже слишком поздно…

Сердце начинает стучать так, словно ему жизненно необходимо напугать меня инфарктом. Чёртово сердце.

Он играл для меня. Он ждал меня. Возможно даже, искал меня в толпе, вызывая восторг у тех счастливиц, что ловили на себе его взгляд.

А я в это время предавалась любовным утехам с его врагом.

Падаю головой на стол. Это просто невозможно.

Поворачиваю лицо и смотрю на последнее сообщение:

«Тебя не было на нашем выступлении. И в зале тебя нет. Ты ушла? Бондарёв всё ещё здесь, но, кажется, он тоже кого-то потерял… Нам нужно поговорить. Ещё раз. Прошу тебя»

Откидываюсь на спинку кресла, смотрю в потолок.

За что мне это? Я ведь ничего такого не сделала: старалась не обижать людей, старалась не напрягать отца своим существованием, не делала подлостей и пыталась быть честной. Так за что мне это испытание? За что мне внимание этих двух мужчин? Ведь даже если Леша просто хочет объясниться, а Глеб — просто получить удовольствие от очередной девушки в постели… то я-то живая! Я всё чувствую! И всё воспринимаю близко к сердцу! Неужели они не понимают, через что заставляют меня проходить?! Ведь они оба — и Глеб, и Лёша, никогда не сделают такую, как я, своей девушкой! Это же очевидно! Мы из разных миров! Так к чему все это?!

Вздыхаю глубоко, пытаюсь успокоиться. Это нечестно с их стороны. Хоть я и зареклась использовать сказочную тематику в отношении себя даже в своих собственных мыслях, но… где это видано, чтобы принц женился на своей горничной?.. Или нет, даже не так: где видано, чтобы принц выбирал в спутницы жизни уборщицу своего замка? К сожалению, в те, «сказочные времена», не существовало женщин-советниц короля и вообще… профессий для женщин в управлении замком-городом-государством. Так что, моя функция в той сказке была бы равна функции служанки. Может, поварихи… но уж точно не придворной дамы. А без феи-крестной у меня и вовсе не было бы шансов… факт…

Помимо прочего я практически ничего не умею, хочу помогать людям и не хочу жить на маленькую зарплату.

К слову, последний пункт точно вычёркивает меня из списка потенциальных золушек.

Всё, хватит хандрить! Пора дело делать! Начну прямо сейчас, только дочитаю последнее сообщение Бесова.

«Мила»

Роняю лицо в ладони.

Немногословно.

И почему я словно слышу его голос наяву?.. Его интонацию, его тембр, его…

— Мила.

Поднимаю голову и смотрю на Бесова.

Да что же это?.. Неужели и в жизни так бывает?!. Предательская жизнь!

— Здравствуй, Лёша, — произношу негромко, откладываю телефон в сторону.

Глава 7. «Разборки в Бронксе»

— Вижу, ты, наконец, прочла мои сообщения, — кивнув на ещё не успевший потухнуть экран телефона, заметил Бесов.

— Да, они были… содержательными, — кивнула, глядя на столешницу. На свою очень заваленную всякими ненужным бумажками столешницу…

— Мила.

Поднимаю голову, отзываясь на своё имя. Когда в моих руках оказалась эта папка?!

Бесов смотрит на меня сверху вниз, в его глазах просьба и вопрос — одновременно.

— Давай поговорим.

— Давай, — чересчур бодро соглашаюсь, но ловлю взгляд Бесова на дверь Бондарёва, — Сейчас? — переспрашиваю с надеждой на отказ.

— Да. Только не здесь, — он отходит к двери в коридор, приглашая меня следовать за ним.

Опускаю взгляд в пол, следую за мужчиной. Иду. О! Я не знала, что на этом этаже есть такой закуток! Да здесь можно судьбы мира вершить! Тупик коридора с небольшим, но удобным кожаным диванчиком и раскидистой пальмой, что скрывала беседующих от глаз, случайно проходящих мимо…

— Мила.

Вновь поднимаю голову, отрываясь от созерцания диванчика, смотрю на Бесова.

— О чём ты хотел поговорить?.. — спрашиваю у него, натягивая на лицо самое бестолковое выражение.

— Ты не хочешь присесть? — он кивает в сторону дивана.

ТУДА?

С ним?!

Ни за что.

Сажусь на край подлокотника, как можно ближе к стенке. Бог мой, да что ж я веду себя, как последняя идиотка?! Мне что — десять?!

Бесов прислоняется спиной к стене и складывает руки на груди. Смотрит на меня.

— Почему ты себя так ведёшь? — спрашивает прямо после нескольких секунд молчания, что успели вывести меня на новый уровень истерии.

— Как? — вопросом на вопрос отвечаю я.

— Как будто ты что-то натворила, и папа скоро узнает, — глядя мне в глаза, спокойно отвечает Бесов.

— Ну, только если «папа» — это ты, — нервно смеюсь, а потом осекаюсь и прячу лицо в ладонях.

— Мила, что это значит? — ровным голосом спрашивает Бесов.

Я молчу.

— Мила?

Молчу я, дура, молчу!

— Что случилось вчера ночью?

Теперь в голосе Лёши зазвучали эмоции…

А ещё — был отчётливо слышен выстрел: кажется, это надежда застрелилась.

Вот только не знаю, чья именно: моя или его?..

— Я не могу тебе врать, — бормочу, продолжая прятать лицо в руках, — не потому что ты — особенный, хотя, может, и особенный… Раньше — точно был особенным… Но мы с тобой никогда не врали друг другу. Мы не были честными до конца, но откровенно врать… нет, такого не было. За это я тебя ценила… С тобой я не притворялась. И сейчас не буду. Я не поверила тебе вчера, думала, ты хочешь использовать меня в своей борьбе с Глебом, я напилась, поругалась с Бондарёвым и…

— Тихо, тихо, тихо, — Лёша берёт меня за руку, останавливая мой поток, и притягивает к себе, заставляя подняться на ноги; затем бережно обнимает, — я сам виноват. Я держал всё в себе. Я всегда держу всё в себе. Не люблю напрягать людей своими переживаниями. Но я рад, что смог сказать тебе. И я понимаю, что ты просто не могла мне сразу поверить — после всей той чуши, что я наговорил сгоряча в тот день… Ты нужна мне, Мила. Ты — моё успокоительное. Рядом с тобой я становлюсь лучше. Я так чувствую… И я уже давно хотел сказать тебе…

— Я переспала с Глебом.

Секунда. Вторая. Третья.

Четвёртая…

Пятая…

Он что, не услышал?..

— Лёша…

— Вчера? — голос без эмоций.

Пытаюсь отстраниться, но тело Бесова будто окаменело.

— Да, вчера, — отвечаю негромко, — после того, как поговорила с тобой, я поссорилась с ним, и… — его руки медленно сползают с моего тела.

— Ты не могла выбрать лучшего момента, чтобы сообщить мне об этом, — произносит Бесов, отстраняясь от меня, — но, если бы выбрала другой момент… — он смотрит над моим плечом, но не в глаза, — ты не была бы Милой.

— Я не буду оправдываться. Я не поверила тебе, я была взвинчена, пьяна и… не смогла ему отказать, когда он начал… Но на тот момент я даже подумать не могла, что ты испытываешь всё это…

— Ты могла бы спросить, — вновь словно без эмоций замечает Бесов, отходя от меня на шаг и глядя куда угодно, но только не на меня.

— Лёша, посмотри на меня, — поджав губы, которые начали предательски дрожать, прошу его.

— Сейчас я не могу смотреть на тебя, — отступая ещё на шаг и сжимая руки в кулаки, произносит Бесов, — мне нужно сбросить напряжение… и я знаю, как это можно сделать… — произнеся эти слова, он разворачивается и уходит, оставляя меня одну, с протянутыми к нему руками, беспомощно зависшими в воздухе.

И это — всё? На этом всё закончится?.. Больше он не скажет мне ни слова?..

Теперь он даже смотреть на меня не сможет…

Я — грязная, да?..

Запускаю руки в волосы, пытаюсь выровнять дыхание — не знаю, когда оно успело сбиться. Что я наделала?..

— ЛЁША, НЕТ! — крик Лины заставляет меня вздрогнуть… а затем резко сорваться с места.

Столпотворение у моей приёмной вызывает дикую панику и дрожь во всём теле. Что происходит?.. Неожиданно из толпы вырывается Макс, довольно грубо распихивая всех локтями, и выводит из приёмной Бесова, с кулаков которого стекает кровь… кровь… мне становится дурно… Блондин вызывает Лёше лифт, но тот разворачивается и идёт к лестнице.

— Чего встали? Работы мало?!

Люди начинают коситься на меня, и постепенно расходятся, освобождая проход. А я с ужасом понимаю, что это мой рот воспроизвёл те звуки…