Анастасия Медведева - Неудачница

Бондарёв смотрит на меня внимательно, не мигая. А я уже тяжело дышу, пылая очами, и не зная, что вообще на него подействует в этом случае! Совершенно очевидно, что этот человек никогда не любил!!! И даже не скрывает своего нежелания познавать это чувство!

— Вы когда-нибудь любили?.. — на всякий случай уточняю, чтобы уж точно завершить его психологический портрет в своем сознании.

— Да, — короткий ответ, и мой недоверчивый взгляд, упершийся в него следом.

— Вы…

— В это так трудно поверить? — он поднимает одну бровь, а я не нахожу, что сказать.

Вспоминаю его странные отношения с Татьяной, которая явно не теряет надежды вернуть своего бывшего мужчину? любовника? жениха?..

— Если вы любили, вы должны понять, что ради вашего комфорта я не буду жертвовать своими отношениями с этим человеком, — говорю чуть тише, зато намного уверенней.

— Хорошо, — Глеб откидывается на спинку стула и складывает руки на груди, — Тебе и этому твоему… человеку будет хватать одного вечера в неделю?

Я хмурюсь, пытаясь понять, с чего бы такие поблажки, а затем мою голову осеняет: я так и не ответила Бесову! Более того — так и не прочла его сообщение!..

Шарюсь по карманам, пытаясь отыскать телефон, вспоминаю, что он лежит в сумке, уже нахожу сумку взглядом…

— Мила, — в голосе шефа звучит холод и недовольство.

Похоже, у меня совсем чувство страха отказало, но мне совершенно без разницы, каким штрафом за неповиновение меня наградит Бондарёв. Встаю из-за стола, готовая иди к сумке.

— Мила, мы разговариваем, — Глеб поднялся так резко и так громко ударил руками по столу, что я с испугу села.

Шеф словно удовлетворился от моего падения на стул и немного успокоился, но не перестал сверкать в мою сторону рассерженными очами.

— Ты забываешься, — очень негромким, но таким опасным голосом произносит он, что я непроизвольно сглатываю.

Не знаю, почему, но мне мгновенно становится очень некомфортно рядом с ним. Я прямо кожей чувствую, насколько он недоволен моим поведением, и мне это… не нравится.

— Я всего лишь хотела включить телефон, — осторожно говорю ему; понятия не имею, с какой стати, но хочу объяснить причину своего поведения: — он отключен с обеда, мне могли звонить…

— Ты включишь его после нашего разговора, — холодный тон Бондарёва не даёт сомневаться — он зол.

Опускаю голову, со звуком выдыхаю, затем вновь поднимаю взгляд на шефа.

— Глеб… каким образом я смогу изображать вашу девушку, если в жизни я вас реально боюсь? — спрашиваю напрямую, уже не думая о последствиях.

Его блажь. Это только его блажь. Я проживу и на этих условиях: выдержала три с половиной недели, выдержу и все три месяца. Но делать вид, что я испытываю чувства к Бондарёву… Я даже не хочу это анализировать. Да, уверена, влюбиться в него нетрудно — особенно, когда не живёшь с ним под одной крышей все двадцать четыре часа в сутки. И да, возможно, он непревзойдённый любовник — его манипуляции с моим телом ещё долго будут бередить мою память и заставлять пылать щёки…

Но, видит Бог, я не могу даже в мыслях представить, что мы с ним встречаемся! А как я смогу убедить в этом остальных, если даже сама в это не верю?..

— Я обнуляю ваш долг, — ледяным голосом произносит Глеб, глядя на меня при этом, ну, оооочень странно, — В ваши обязанности отныне входит: готовить завтрак и ужин, и убираться в доме, минимум, один раз в две недели, — я открываю рот, не веря своим ушам, а шеф всё продолжает уничтожать въевшиеся в мой мозг стереотипы о самом себе: — У вас есть два дня выходных, и есть вечер пятницы, который вы можете проводить за пределами этого дома. С завтрашнего дня требования к вашему внешнему виду повышаются: никакой одежды из масс-маркета. Вы должны соответствовать мне во всём. Если вы выдержите хотя бы неделю, не допустив ошибок и убедив всех в реальности наших отношений, я вычеркну из контракта саму возможность вас штрафовать. Кивните, если поняли.

Киваю, игнорируя даже это его «вы». Нахожусь в полном шоке от его первого и его последнего предложения.

— Если согласны, вы свободны. Можете идти наверх, — вставая из-за стола и отходя к большому окну с видом на засыпающий город, говорит шеф, — И заберите с собой пакеты с одеждой, — добавляет ровно, уже не оборачиваясь на меня.

— А как же посуда… — осторожно спрашиваю, боясь спугнуть невиданную удачу.

— Я уберу её в посудомоечную машину, которую вы игнорировали почти весь месяц своей жизни здесь, — и вновь голос Бондарёва такой отстранённый, что я изумляюсь: что же происходит в его голове?! — Ваш новый контракт будет готов завтра утром. В этот раз советую ознакомиться тщательно, — он оглядывается на меня и смотрит прямо в глаза, — чтобы не возникло непредвиденных ситуаций…

Да какие там ситуации?! Если он спишет с меня долг, я поставлю подпись не глядя! Да я даже не буду просить обещанного увеличения зарплаты — мне заработанного за три месяца за глаза хватит! Я же почти не трачу на себя денег!

Интересно, что за муха радиоактивная его укусила?

Подхватываю пакеты с одеждой, затем стаскиваю сумку с крючка и мчусь в свою комнату. Уже закрыв за собой дверь и скинув узкую юбку, сковывающую движения, вспоминаю про телефон с сообщением от Бесова. Включаю его, хотя сердце уже не колотится, как сумасшедшее (наверно, потому что Бондарёв смог удивить меня до глубины души и полностью завладел всеми моими мыслями, благодаря своему невероятно странному поведению), дожидаюсь загрузки, открываю непрочитанные и замираю.

«Я хочу тебя увидеть. Где ты?»

Наверное, странные сны заслуживают отдельной главы в учебнике по психиатрии. Я далека от этой профессии, потому не знаю, изучается ли будущими специалистами сей непонятный феномен. А потому — никогда не выясню, что обозначал мой сегодняшний сон (и не потому, что фаталистка, а потому что имею привычку забывать всё, что мне снится, через пару минут после пробуждения). Но в тот момент, когда подскакивала с постели с бешено бьющимся сердцем, всё ещё видела перед собой искаженное каким-то звериным оскалом лицо Глеба, нависшего надо мной с нешуточной угрозой в нечеловеческих глазах, и очень хорошо помнила, по какой причине был вызван гнев опасного полу-монстра получеловека: я забрела в запретную комнату в двухэтажном замке, по необъяснимой мне логике, сильно напоминавшем здание нашей компании, и нашла то, что раскрывало тайну его зверской получеловеческой природы… Естественно, я понятия не имела, что это: предмет, или нечто абстрактное — я просто знала, что нашла Это. Но тут, словно по закону жанра, в запретную комнату ворвался Бондарёв и напугал меня почти до инфаркта, из-за чего я, буквально пробкой, выскочила из сна.

Смотрю на будильник: у меня есть ещё десять минут. Взгляд сам собой скользнит на телефон с так и не отвеченным сообщением, но я одергиваю себя, встаю и иду в душ. С Бесовым я встречусь уже сегодня вечером, так что суетиться, бегать по комнате и биться головой о стенку — будет явно лишним. Сама не знаю, с чего вдруг на меня напало такое спокойствие, ведь ещё вчера вечером я кое-как справилась с желанием ответить ему… да ответить ему хоть что-нибудь! Другое дело, что желание его было невыполнимо, хоть и заставило меня едва ли не прыгать на кровати от радости — после всего, что наобещал мне Глеб, я просто не могла выйти и сказать ему: «Ну, славно, что ты прибрал свои монстрячьи повадки, а теперь я пойду, пожалуй, на ночь глядя встречаться со своей мечтой. Будь здоров!»

Нет, после таких послаблений со стороны своего начальника, я просто не имела права его расстраивать. Понимаю, что в этом нет логики, но почему-то чувствую: шеф именно расстраивается, когда я ухожу из дома. Странно всё это, но, должно быть, так сказывается его желание всё и всегда контролировать.

Плетусь в ванную, открываю дверь и сталкиваюсь нос к носу с полуобнаженным шефом.

Что за чертовщина?.. Мы ни разу за почти четыре недели не пересекались с ним в этой зоне! Почему он решил разрушить все свои шаблоны и занять ванную тогда, когда… а во что я одета?!?!

Осознание того, что на мне лишь длинная футболка, в которой я привыкла спать, приходит так неожиданно, что я стою в полном ступоре, не зная, что мне делать: ретироваться из ванной, делая вид, что меня здесь и не было, или вежливо попросить Бондарёва освободить помещение (в его собственном доме, ага). Так или иначе, у меня было полное ощущение, что я негласно закрепила за собой это время для водных процедур и действительно ни разу не сталкивалась с шефом до этого дня…

Так…

А что это в ванной такое гробовое молчание?..

Поднимаю глаза на Бондарёва и стараюсь не показывать своего удивления: у шефа под глазами тёмные круги. У Мистера Совершенство появился дефект на лице!!!

Не удивляться, не удивляться…

Держись, Мила!

Блин…

Он что, не спал?!

— Ты ознакомилась с контрактом, Мила? — спокойно спрашивает Бондарёв, и мне его почему-то становится очень жалко.

Ну, нельзя моему идеальному шефу выходить из формы! Даже ненадолго… Люди же перестанут бояться…

А о чём он там спросил?

— С контрактом? Вы уже успели его отредактировать? — с лёгким удивлением спрашиваю у него, почему-то поправляя свою футболку… (точнее, пытаясь натянуть её хотя бы до середины бедра!)

Как такое произошло, что мы реально первый раз с ним в ванной сталкиваемся?!

Может, он не выспался ночью, потому проснулся поздно?

Так… Ну, не контракт же он редактировал, зарабатывая себе тёмные круги под глазами?..

Не-е-е… Бред.

— Для этого у меня есть юристы, — спокойно и холодно (в своей привычной манере) отвечает шеф.

— Ясно… — топчусь на месте, не зная, что делать дальше, — А вы… скоро? — спрашиваю у него, чувствуя себя невероятно неловко.

— Что скоро? — непонимающе смотрит на меня шеф.

— Ну, закончите… Мне тоже нужно умыться и зубы почистить… — продолжаю мяться, начиная неистово краснеть от мысли, за каким ещё занятием я могла его застать, ворвавшись в (по какой-то причине) не закрытую дверь.

Меня начинает пробивать на нервный ржач. Держусь из последних сил. Блин… вот это утречко!

— Во-первых, мы договорились, что ты должна обращаться ко мне на «ты», — ровным голосом замечает Бондарёв, — А во-вторых, здесь хватит места для двоих.

Э… Он что, предлагает мне вместе с ним зубы почистить?..

Стою, моргаю, офигеваю.

Может и впрямь — радиоактивная муха?.. Чёрт… а она по дому, часом, всё ещё не летает? Как бы на неё не напороться…

Вновь поднимаю взгляд на шефа — стоит, выжидающе смотрит, блестя на свету своими кубиками пресса. Нет, совместные утренние процедуры с Бондарёвым — это перебор. Реально. Не в этой жизни.

Так что тихо ретируюсь, задом выскальзывая из ванной со словами: «я зайду попозже», пересекаю коридор и скрываюсь в своей спальне.

Это. Что. Сейчас. Было.

?

Странное дело, но с шефом в это утро я больше не сталкивалась. Он не спустился на завтрак, а я в это время была занята изучением контракта. Подпись свою не ставила, потому как все бумаги требовали тщательного анализа, на который я в данный момент была неспособна: утро, кошмары с участием шефа, мысли о сегодняшнем вечере и встрече с Бесовым, мысли о кубиках пресса моего босса… Мама дорогая, что за спам у меня в голове?!

В общем, до работы мы доехали молча, каждый в своих мыслях. Но самое интересное началось потом, когда мы припарковались, пересекли подземную парковку и вошли в кабину лифта. Я по привычке сняла верхнюю одежду (на этот раз — новенькую укороченную шубку, которая выглядела дороже моей жизни/Лина, кажется, превратно поняла мои слова «какую-нибудь дублёночку на зиму») и осталась в строгом черном платье с высоким воротом, сделавшем меня моделью с подиума, благодаря плотному утягивающему материалу. Сложно передать моё удивление, когда Бондарёв, тоже успевший снять своё пальто, взял из моих рук норковую шубку и перевесил через свой локоть. Чтобы понять уровень моего шока, нужно вспомнить, что пару дней назад я открывала перед ним дверь, держа по тяжелому пакету с едой в каждой руке. Этот новый контракт мне уже нравится. Надо ставить подпись. Без размышлений. Так я думала, пока на моей спине в районе талии не очутилась горячая мужская ладонь.

— Глеб… — широко раскрыв глаза, выдавила я, едва не подавившись его отчеством, но вовремя вспомнив, что отныне он просто «Глеб».

— Ты теперь для всех — моя девушка, — наклонившись к моему уху и (Боже, скажи, что это не со мной происходит?!) вызывая толпу мурашек своим теплым дыханием, отвечает Бондарёв, — Так что привыкай. Прикосновений теперь будет… много.