— Пожалуйста, не надо.

Тристан замер, затем медленно приблизился к ней вплотную.

— Если ты не забыла, как я танцую, то должна помнить и другое.

Вот в том-то и беда, что она помнила.

— Ты уверен, что хочешь напомнить о…

Он наклонился и слегка прикоснулся губами к ее губам, осторожно, как будто они никогда раньше не целовались. Джорджиана вздохнула и провела рукой по его волнистым темным волосам. Боже, как ей не хватало этого! Она тосковала по нему, по его сильным и нежным рукам, обнимающим ее, и жадным манящим губам. Он крепче прижался к ее губам, и какой-то тихий звук вырвался из его груди.

Что она делает?! Джорджиана снова отшатнулась.

— Прекрати! Прекрати, Дэр.

Он отпустил ее.

— Никто не увидит, Джорджиана. Здесь мы одни.

— Именно это ты говорил и раньше. — Тяжело дыша, она расправила шаль и сердито посмотрела на него.

Как ни красив был новый веер, ей хотелось сломать его об голову Тристана.

— Тогда ты сама уступила мне, — с усмешкой заметил он. — Ты не можешь винить одного меня. Для удовольствия нужны двое, и насколько я помню…

Вопль ярости вырвался из ее груди, и Джорджиана, шагнув к нему, с силой ударила его в грудь.

— Проклятие!

Он пошатнулся и, потеряв равновесие, свалился в пруд. Поднявшись, он стоял по пояс в воде, с прилипшей к плечу лилией, и вид у него был столь угрожающий, что, казалось, он сейчас начнет извергать пламя.

Джорджиана, подхватив юбки, бросилась бежать.

— Найлз! — закричала она, подбегая к их компании. — Гимбл! Его сиятельство свалился в пруд. Помогите ему, пожалуйста!

Когда прибежали запыхавшиеся слуги, Тристан уже выбрался из воды на скользкий берег.

— С вами все в порядке, милорд? — осведомился, подбегая, Гимбл и, поскользнувшись, чуть не столкнул всех в воду. — Леди Джорджиана сказала, что вы упали.

Не переставая бормотать ругательства, Тристан оттолкнул слуг.

— Я чувствую себя прекрасно, — прорычал он. — Отстаньте от меня.

Она, бесспорно, утопила его желание, черт бы ее побрал. Преследуемый заботливыми Найлзом и Гимблом, он добрался до кареты. Там стояла Джорджиана, — очевидно, она рассказывала тетушкам о случившемся. Увидев его, она побледнела.

Его первым побуждением было утащить ее обратно к пруду и швырнуть в воду, только так они будут квиты.

— Сложите все в карету, — приказал он. — Мы уезжаем.

— Тристан, с тобой… — начала было Эдвина.

— Со мной все прекрасно. — Он сердито взглянул на Джорджиану. — Я упал.

Когда она подкатила кресло Милли к карете, виконт заметил удивление в зеленых глазах Джорджианы и не понял, чего она ожидала. Он же не собирался рассказывать всем и каждому, что поцеловал ее, а она столкнула его в пруд.

Тристан задумался. Любая другая женщина получила бы удовольствие от его объятий. Поэтому он полагал, что в некотором смысле то, что она сделала, было… не так уж и плохо. Если бы она тайком что-то замышляла, то, конечно, не рискнула бы вызвать его гнев, окунув в воду. Помня об их прошлом, он бы не удивился и удару коленом в низ живота. Быть сброшенным в утиный пруд — вероятно далеко не самое страшное, чего ему следовало ожидать. Она постепенно меняла свое отношение к нему в лучшую сторону.

— Домой, в Карроуэй-Хаус, — уже более спокойно сказал он, усаживая Милли в карету.

Джорджиана забралась в карету сама. Тристан, устроившись сзади, принялся выжимать воду из своего серого сюртука.

— Ты уверен, что с тобой все в порядке? — спросила Эдвина, похлопывая его по мокрому колену.

— Да. Полагаю, я заслужил это наказание за то, что дразнил уток. — Он вытер мокрое лицо. — Глупые птицы не поняли, что я не причиню им вреда.

Не слишком-то искусное объяснение, но оно удовлетворило всех. Джорджиана разжала нервно сплетенные пальцы, но по-прежнему смотрела на него с недоверием — всю дорогу домой, а затем и дома.

Оставив Милли в гостиной, он пошел переодеться. Джорджиана стояла в дверях, и он замедлил шаги, проходя мимо нее.

— Я не прочь поговорить, — прошептал он ей на ухо. — В следующий раз, я прошу тебя.

Она повернулась и пошла вслед за ним.

— В следующий раз, — сказала она, обращаясь к его спине, и от неожиданности он остановился, — ты, может быть, вспомнишь, что ухаживаешь за кем-то другим. Амелией Джонс, если не ошибаюсь?

Он повернулся и внимательно посмотрел ей в лицо.

— И только на это ты сердишься? Я ничего не говорил Амелии и все еще пытаюсь не потерять терпения с этим стадом дебютанток.

— А чего ожидает она? Ты хотя бы подумал о ней, Тристан? Ты когда-нибудь думал не о себе, а о других?

— Я думаю о тебе все время.

Несмотря на удобный случай, она промолчала, а он направился вверх по лестнице в свою спальню. Он все же дал ей пищу для размышлений. Стаскивая с себя мокрый сюртук, Тристан улыбался, между тем как его камердинер оплакивал погубленную одежду. Кто бы мог подумать, что быть сброшенным в утиный пруд совсем неплохо?


Милли ходила взад и вперед по комнате.

— Вот видишь? А ты говорила, как это романтично, когда они вместе пошли прогуляться.

Настороженно взглянув на дверь, Эдвина сделала знак сестре, чтобы та снова села.

— Они оба сказали, что это был несчастный случай. Кроме того, они действительно вроде бы поссорились несколько лет назад, — напомнила она Милли. — На дороге всегда бывают кочки.

— Дела, кажется, идут как надо. Но все же сегодня был шаг назад, Вина.

— Небольшой. Дай им время.

— Хм. Мне надоело целыми днями сидеть.

— Милли, если ты забросишь это кресло, у Джорджианы не будет причины оставаться с нами.

Милли со вздохом снова забралась в свое мягкое гнездо.

— Знаю, знаю. Я только надеюсь, что не получу нового приступа подагры до того, как все закончится. А что это за анонимные письма она получает?

— Ну, нам остается только разузнать о них, не так ли?

Милли повеселела.

— Полагаю, мы все узнаем.

Глава 8

Ты притянул меня, магнит жестокий.

У. Шекспир, Сон в летнюю ночь. Акт II, сцена 18

Так, значит, Тристан думает о ней. Очень хорошо. Этого она и добивалась. Но Джорджиана сомневалась, что от него можно ожидать чего-то хорошего, и никто лучше ее не знает, что получается, если подпадаешь под чары этого развратника.

Может быть, Тристан и считает, что не делал предложения Амелии Джонс, но мисс Джонс думает, что он его почти сделал. И лжет он о своих обязательствах перед девушкой или нет, сердце ее все равно будет разбито. Несмотря на дрожь, пробегающую по ее телу при воспоминании о поцелуях этого слишком опытного виконта, Джорджиана не забывала о цели своего пребывания в Карроуэй-Хаусе. Больше никогда ее сердце не возьмет верх над разумом, о каком бы превосходном мужчине ни шла речь.

Шумный день закончился, и они с Эдвиной и Милли расположились в гостиной. Если бы она по-прежнему жила с тетей Фредерикой в Хоторн-Хаусе, то день был бы заполнен разборкой множества писем, ежедневно приходивших герцогине, и составлением ответов на десятки приглашений. Уделить час-другой увлекательному чтению казалось непозволительным грехом.

— Знаете, вам не обязательно тратить время, проводя здесь целый день, — нарушила молчание Милли.

Джорджиана подняла голову:

— Простите?

— Я хочу сказать, мне доставляет удовольствие быть с вами, и ваше общество — радость для нас, но вы, должно быть, находите нас, двух старых ископаемых, ужасно скучными по сравнению с вашими друзьями.

— Глупости! Мне здесь очень нравится. Если, конечно, вы не желаете избавиться от меня, — сказала она, стараясь, чтобы это прозвучало как шутка.

Ужасная мысль мелькнула в ее голове, и девушка резко выпрямилась. Вдруг они догадались, что это она виновата в купании Дэра, и только хотят найти подходящий предлог, чтобы вежливо отослать ее.

Эдвина вскочила с кресла и схватила Джорджиану за руку.

— О, никогда! Это просто… — Она взглянула на сестру.

— Просто что? — спросила Джорджиана с упавшим сердцем.

— Ну, Тристан сказал, что вы получаете письма от джентльмена. В нашем доме столько мужчин, мы подумали… может быть, этот джентльмен боится.

— Вы хотите сказать, что он, может быть, боится нанести мне визит в этом доме? — спросила с облегчением Джорджиана. — Если бы у него были серьезные намерения, я уверена, он бы так и сделал, невзирая ни на что.

— Так это всего лишь флирт? — предположила Милли.

На минуту Джорджиана задумалась: тетушки или Тристан пытаются узнать имя ее таинственного поклонника. Следует быть осторожной, пока она не удостоверится, кто именно. Она вздохнула:

— Да, боюсь, что так.

— А кто он, дорогая? Может быть, мы сможем образумить его.

Она перевела взгляд с одной на другую. Она никогда не расскажет им о своих истинных намерениях относительно Тристана. Это не только разобьет их сердца, они возненавидят ее, а она их искренне любила.

— Мне бы не хотелось обсуждать это, если вы не возражаете.

— О, конечно. Только… — Эдвина умолкла.

— Что? — с разгорающимся любопытством спросила Джорджиана.

— Ничего. Совсем ничего, дорогая. Всего лишь флирт. Временами нам всем нравится пофлиртовать.

Внезапно Джорджиана поняла, чего добивались тетушки. Они рассчитывали, что сосватают ее и Тристана, подумать только, Тристана!

— Флирт, конечно, лишь начало, — заявила она, принимаясь за чай, — Кто знает, что потом из этого получится?

Обе тетушки поникли.

— Да, кто знает?

Джорджиана почувствовала укор совести, но подавила его. Она могла бы обвинить во всем Дэра: он это начал. Во всем была его вина.

Даже если он ей почти нравился, иногда.


Когда вся большая семья Карроуэй собралась за обеденным столом, Тристан нравился ей уже меньше. Купание в пруду с утками нисколько не отразилось на его высокомерии, сквозившем в каждом его взгляде. Когда он отодвинул для нее стул, у Джорджианы возникло желание спросить, почему у него такой самодовольный вид, возможно, это как-то было связано с их поцелуем. А в таком случае его молчаливое торжество было, безусловно, лучше, чем громкое хвастовство.

— Ты бы видел меня, Тристан, — с довольным смешком сказал Эдвард, когда Докинз и лакеи разносили жареного цыпленка с картофелем. — Я заставил Грозовое Облако перепрыгнуть через огромное бревно! Мы были великолепны, правда, Шо?

Брэдшо проглотил кусок.

— Это была жалкая тоненькая веточка, в остальном Коротышка говорит правду.

— Это была не веточка! Это было… — Он умоляюще посмотрел на Эндрю.

— Здоровенный сук, — подтвердил брат, улыбаясь, — да еще с торчащими острыми ветками.

— Как дикобраз, — закончил Эдвард, выпячивая грудь.

— Потрясающе, Эдвард! — сказала Джорджиана, улыбаясь просиявшему мальчику. — А знаешь, если говорить о дикобразах, Тристан сегодня тоже столкнулся с дикой природой.

— Неужели?

— Расскажите, — попросил Брэдшо.

— Джорджи…

— Так вот, мы гуляли в Гайд-парке, — начала она, не обращая внимания на мрачный взгляд Дэра, — и я заметила у берега пруда утку, запутавшуюся в водорослях, ваш брат спас бедняжку…

— Но при этом свалился в воду! — закончила рассказ тетя Милли.

Все семейство, за исключением Роберта, разразилось хохотом.

— Ты свалился в пруд? — сквозь смех спросил Эдвард.

Лорд Дэр отвел взгляд от Джорджианы.

— Да. А ты больше ничего не знаешь?

— А что?

— Джорджи получает вонючие, надушенные письма от тайных обожателей.

Она невольно открыла рот.

— Не надо так говорить, — возмутилась она.

Тристан взял на вилку картофелину и неторопливо прожевал ее.

— Это правда. Очень вонючие.

— Нет!

— Тогда, Джорджиана, расскажите нам, от кого они.

Она густо покраснела. Все пятеро братьев Карроуэй смотрели на нее, четверо чуть насмешливо и с любопытством. Однако только выражение глаз пятого овладело ее вниманием. Сердце учащенно забилось.

— Тристан Майкл Карооуэй, — обратилась к нему тетя Эдвина с таким видом, словно он был мальчишкой, которого следовало отшлепать, — извинись.

Губы виконта дрогнули, но он не спускал глаз с Джорджианы.

— Почему я должен извиняться?

— Переписка леди Джорджианы тебя совершенно не касается.

Короткая отсрочка дала Джорджиане возможность собраться с мыслями.

— Может быть, мы обсудим вашу переписку, — набралась она храбрости, — или вы, возможно, чувствуете себя обделенным, не получая любовных писем?

— А вот я чувствую себя обделенным, — заметил Брэдшо, протягивая руку за бисквитом.

— И я тоже, — заявил Эдвард, по выражению лица которого было видно, что он понятия не имеет, о чем идет речь.