Марго бесстрастно разглядывала ее. Ночь прошла великолепно. Шамваллон оказался таким же, каким она его помнила. Но в красивую Сюзанну он влюбился сильно.

— Немедленно собирайся в дорогу, — сказала ей Марго.

— Мадам?

— Сегодня ты возвращаешься в замок матери в Овернь.


Избавясь от соперницы, Марго всецело отдалась своему роману. Купила в Париже великолепный дом у канцлера де Бирага и поселилась там с Шамваллоном.

Она часто бывала при дворе и злила брата-короля, объявив открытую войну его любимчикам. Мать пристально следила за ней. Образ жизни королева Наваррская вела опасный, как ей всегда и хотелось.

С радостью и тревогой Марго обнаружила, что забеременела.

Ребенок! А она считала себя бесплодной! Укоряла и думала, что другие тоже упрекают ее за неспособность произвести на свет наследника наваррского трона. Хотя это нетрудно было понять, учитывая, сколько любовниц у Генриха. Он редко проводил ночь на супружеском ложе, поэтому как она могла надеяться?

Однако теперь любимый Шамваллон убедил ее, что она может стать матерью. К сожалению, муж никак не мог быть отцом этого ребенка. Тем не менее это был повод для интриг и хитростей, поэтому Марго с радостью принялась строить планы. Что рождение ребенка придется скрыть, ее почти не пугало. Ей уже не раз удавалось выходить сухой из воды.


Генрих же поздравлял себя с избавлением от супруги. Жизнь без нее стала спокойнее, а дел у него было много. Он пристально следил за политическими событиями, не доверяя ни королю-шурину, ни его коварному брату. Мир католиков с гугенотами никогда не бывал продолжительным. Генрих знал, что вражда между ними не изжита. И дело заключалось не только в религиозных разногласиях. Король Франции хотел бы держать его пленником при своем дворе, потому что зарился на Наварру. Как и все французские короли.

Во время «войны любовников» Генрих обнаружил у себя способности полководца. Простота и величие прекрасно уживались в нем. Быть может, благодаря этому люди и шли за ним. Он был одним из них; никогда не требовал от подданных того, чего не был готов сделать сам, и не ждал постоянных королевских почестей. В битву он шел как солдат, наравне с остальными. Это поднимало его дух, радовало, что он король и вождь; он был исполнен решимости не уступать французскому королю своего королевства, не поступаться своей независимостью, оправдать надежды тех, кто оказывал ему честь службой под его началом. Судьба отвела Генриху роль вождя гугенотов, и он стремился быть достойным вождем, хотя стоял выше религиозных разногласий и хотел бы видеть во всей Франции свободу вероисповедания.

Не давала ему покоя еще одна забота, и она, разумеется, была связана с женщиной.

Генриху казалось, что он впервые в жизни влюбился. У него были десятки любовных связей; в юности при очередном увлечении ему часто представлялось, что такой любви, как эта, у него больше не будет; но с опытом он перестал так легко заблуждаться на этот счет. Однако пребывал в уверенности, что связь, в которую собирался вступить, не похожа на все прежние.

Генрих совершил поездку в провинцию Гиенни, часть его королевства, и, находясь там, пользовался гостеприимством вдовы графа де Грамона, бывшего губернатора.

Грамонов связывала с матерью Генриха добрая дружба, и, когда он приехал в их замок, чтобы провести там ночь, его встретила самая любезная, очаровательная и красивая женщина, какую он только видел. Ей было двадцать шесть лет, у нее рос сынишка Антуан, нынешний граф де Грамон. Утонченность и серьезность ее так очаровали Генриха, что он почувствовал, как его охватывает знакомое волнение.

Что графиня не ветреная женщина, с которой можно провести несколько ночей, Генрих понял сразу же. Добродетельная дама, исполненная очарования и величия, она была в свое время предана мужу и очень любила сына.

Она, естественно, слышала о репутации короля и была настороже, поскольку не могла не сознавать своей привлекательности. О ней слагали стихи и в одном назвали Кориандой. Это имя за ней закрепилось, и к нему обычно добавляли «la Belle» [20], поскольку этот эпитет являлся вполне заслуженным.

Когда Генрих находился в гостях у графини, они оживленно беседовали, однако всякая попытка волокитства искусно пресекалась.

Генрих вздыхал. Он понял, что забыть эту женщину будет нелегко, и строил планы ухаживания.


Между тем в Париже у Марго близились роды.

Она посещала придворные балы и пирушки, пока до родов не осталось несколько недель, всякий раз появляясь в новой пышной юбке, которые сама ввела в моду. Наконец, решив, что ей нужен домашний покой, распустила слух, будто больна и не может подняться с постели.

Шамваллон вел себя, как взволнованный муж, а Марго, строя тайные планы, плетя интриги, лелея надежду, что родится сын, была счастлива, как в то время, когда собиралась замуж за Генриха де Гиза.

Роды начались в один из апрельских дней, и Марго пришла в восторг, когда в руки ей положили сына. Шамваллон сидел у кровати, и они восхищенно взирали на красное сморщенное существо, плод их страсти.

— Красавец, — сказала Марго. — Мне бы хотелось сделать его королем.

— Это невозможно. Он никак не может быть сыном Наваррского.

— Сын короля не был бы так прекрасен, — рассмеялась Марго. — И я рада, что отец его не Генрих. В отцы своему сыну я не хотела бы никого, кроме тебя.

Шамваллон наклонился и нежно поцеловал ее; однако на душе у него кошки скребли. Одно дело хранить тайну до родов — да и то нет уверенности, что сохранили; а теперь что? Разве скроешь ребенка от любопытных глаз? Долго ли ждать скандала при дворе?

Марго же от радости не думала об осложнениях, и Шамваллон не напоминал ей о них.

Как и всякие гордые родители, они любовались сыном. В тот апрельский день и она, и он были счастливы. На несколько дней или недель можно было забыть о будущем.


Требовалось что-то предпринимать. Слух расползался. Разве можно было скрыть появление ребенка?

Завистливые королевские любимчики зорко следили за Марго. Особенно досаждала она двоим, которых король любил больше всех, и они решили ее погубить. То были герцоги де Жуайез и д'Эпернон. Раньше оба ненавидели друг друга, а теперь объединились против Марго. Вскоре они узнали о ребенке. И собирались разнести эту весть по всему двору.

Надо что-то предпринимать с ребенком, говорил Шамваллон. Нельзя держать младенца в доме и надеяться, что о нем никто не узнает. Нужно отдать его каким-нибудь приемным родителям, и поскорее.

Вначале Марго яростно протестовала. Это ее сын; она его любит, и ей плевать на скандал.

Шамваллон напомнил ей, что Жуайез с Эперноном используют рождение ребенка против нее и в своих интересах. Как поведет себя король, если до него дойдет весть о ребенке?

— При его-то скандальной жизни… — вскипела Марго.

— Он король.

— Что же, для королей законы одни, для королев другие?

— Это так, любимая.

— Я оставлю маленького Луи при себе, — настаивала Марго.

Вскоре ей пришлось убедиться, что любовник не столь смел, как она.

Марго не видела Шамваллона несколько недель. Все это время она проводила дома с сыном, внушая близким слугам, что, если весть о ребенке просочится, она выяснит, не по их ли несдержанности, — и если окажется так, им придется пожалеть. Слуги знали свою госпожу и не сомневались в этом; она была уверена, что на них можно положиться.

Когда Шамваллон возвратился, вид у него был смущенный.

— Любовь моя, — сказал он, бросаясь перед Марго на колени. — Знай, то, что я сделал, — я совершил ради нас… тебя, меня и ребенка.

— Что ты сделал? — спросила она.

— Ты должна понять, что при дворе уже говорят о ребенке.

— Что ты сделал? — холодно повторила Марго.

— Эпернон решил нас погубить. Мы должны отправить куда-то Луи и какое-то время не видеться. Вот почему я совершил этот шаг.

— Ты ответишь мне, что сделал?

— Зная, что мы с тобой не можем вступить в брак, что против нас готовится скандал, я решил пресечь разговоры… женитьбой.

— Женитьбой? — воскликнула Марго. — Я твоя жена.

— Во всех отношениях, кроме права называться так, — заверил он ее. — Но, дорогая моя, вот-вот готова разразиться буря. Мне пришло в голову, что будет лучше, если я женюсь.

— На ком? — холодно спросила Марго.

— На Екатерине де Ламарк.

— Дочери герцога Буйонского! Отличная партия, мой друг.

— Мы ведь часто говорили, что, будь у меня жена, скандал окажется не таким громким.

Марго неторопливо кивнула.

— Жена! Вот, значит, где ты провел эти недели. Предавался с ней любви.

И разрыдалась.

— Нет больше ни справедливости на небесах, ни верности на земле, — сокрушалась она. — Похвалялся, что обманул меня. Смеялся надо мной вместе с ней. Утешает меня лишь одно — ее низость будет тебе справедливой карой за совершенное зло.

Шамваллон пытался утешить Марго; он ласкал ее, уверял в вечной любви, говорил, что брак не может повлиять на его чувства к ней; он женился лишь затем, чтобы спасти свою возлюбленную от беды, они оба знают, как король со своими любимчиками ненавидят ее и хотят погубить.

Постепенно обида Марго утихла, и она упала к нему в объятья. Они безрадостно предались любви; потом заговорили о будущем.

Шамваллон советовал срочно найти для маленького Луи подходящих приемных родителей, король только и ждет возможности погубить ее, а легче всего это сделать, нанеся удар по репутации. В любую минуту гвардейцы могут вломиться в дом и обнаружить ребенка.

Марго, уловив суть его доводов, послала за своим парфюмером, человеком, заслуживающим доверия, и его разумной женой. Когда они пришли, она взяла сына и вложила женщине в руки.

— Заботьтесь о нем как о собственном, — сказала Марго. — Нет, еще старательней, поскольку он королевской крови. За свои услуги вы будете получать хорошую плату, я стану часто навещать вас, дабы убедиться, что получаете деньги не зря. Зовут мальчика Луи, фамилию он будет носить вашу, де Во… пока не придет время ее сменить.

В сумерках супружеская пара вышла из дома, женщина несла ребенка.

Шамваллон испытывал облегчение, Марго в глубине души тоже.


Тем временем ухаживание Генриха за Коризандой продвигалось успешно. Коризанду не могла не тронуть его скромность, ведь как-никак он был королем. Генрих стремился понравиться ей и с самого начала старался показать, что не смотрит на нее как на ветреную женщину.

Коризанда, молодая вдова, не была создана для монашеской жизни. Наконец она уступила, и в ту ночь, когда стала любовницей Генриха, он объявил, что счастливее его нет людей ни в Наварре, ни во Франции.

Страсть короля Наваррского с каждым днем усиливалась, наряду с этим приходила — чего не случалось раньше — и глубокая привязанность. Генрих влюбился не на шутку, столь сильное чувство пробудилось у него впервые в жизни.

— Только одно печалит меня, — сказал он Коризанде.

— Скажи, что, и я постараюсь развеять твою печаль.

— Ты бессильна что-то поделать, ma fille, но, как знать, может, окажусь в силах я. Мне очень жаль, что не могу жениться на тебе.

У Коризанды перехватило дыхание; она не думала о браке с королем. Любила его таким, как он есть, однако мысль о короне взволновала ее. «Да и какую женщину не взволновала бы?» — подумала она.

Но Коризанда была не Фоссезой; она понимала, что стоит между ней и короной. Король женат. Правда, брак этот неблагополучен, развод — не столь уж неслыханное дело. К тому же королева католичка, и союз этот в Наварре не одобряют.

В сердце Коризанды зародилось честолюбие. Какая женщина не захочет стать королевой, если ее возлюбленный — король?

Она нежно засмеялась.

— Думать об этом, милый, совершенно в твоем духе, но это невозможно, и я так тебя люблю, что неважно, принесешь ты мне корону или нет, лишь бы не покидал меня.

Генрих пылко обнял ее. Именно такого ответа он и ждал.

— Если это будет в моей власти, — сказал он, — то, клянусь, мы поженимся.

— Будем довольны, мой милый принц, тем, что мы вместе.

Но Генриху этого было мало. Он стремился убедить Коризанду, что такой любви еще не знал.

Пока она спала, он встал с постели и, порезав палец до крови, взял перо и стал писать ею. Потом разбудил Коризанду поцелуем. И вложил свиток ей в руку.

Взглянув, она увидела обещание жениться на ней, написанное собственной кровью короля.


Король Франции ежедневно выслушивал доклады о бесстыдном поведении своей сестры. Любимчики постоянно требовали кары для Марго, потому что она насмехалась над ними при каждой возможности. И удалил бы сестру от двора, если бы не побаивался брата, Франциска, неизменного ее союзника.