Генрих обнял своего министра.

— Черт возьми! — воскликнул он. — Я думал, вы все решили предать ее смерти. Без интриг Марго жить не может, это так. Но я ни на миг не поверю, что она собиралась убить меня. И ни за что не допустил бы ее казни. Против нее настроены многие, но против нас, Обинье, выступить они не посмеют. Спасибо за поддержку.

Губы Обинье неторопливо растянулись в улыбке.

«Потому-то я и служу этому королю, — подумал он. — Потому-то и люблю его. Он бесстрашен и хранит совесть незапятнанной. Распутничает потому, что не видит в распутстве ничего дурного. А вот от своих правил чести никогда не отступит. Ему хотелось бы избавиться от жены, но за бесчестную возможность добиться этого не ухватится».

Они поняли друг друга.

Марго вышла на свободу.


Марго была потрясена. Ее посадили в тюрьму! Ей угрожали смертью! Что произошло с ее веселой, волнующей жизнью? Как она ненавидела мужа, совершенно равнодушного к ней, как хотела быть с Генрихом де Гизом!

Неужели она останется в Нераке, где никому не нужна, где ее судьбу могут решить министры мужа? Ни за что!

Королева Наваррская решила, как ей быть.

Шел великий пост, и Марго удивляла всех отказами от еды и молитвами. Казалось, она забросила свою веселую жизнь и отдалась благочестию.

Приближалась Пасха, и Марго смиренно обратилась к мужу за дозволением съездить в Ажен, послушать пасхальную службу.

— Езжай, если хочешь, — ответил он. — И не забудь помолиться за меня.

Марго поблагодарила и сказала, что помолится.

В одно прекрасное утро она уехала из Нерака, взяв с собой нескольких друзей и фрейлин.

Намерения свои Марго таила недолго. Немного отъехав, она объявила себя сторонницей Лиги и подняла знамя, призывающее всех католиков следовать за ней. По пути до Ажена многие откликнулись на ее призыв, поэтому к воротам она подъехала в окружении внушительной толпы.

Марго потребовала ключи от города, получила их и провозгласила себя его правительницей. Среди тех, кто присоединился к ней, был красивый удалой юноша, сеньор де Линьерак, бальи [21] Овернских гор. Оба сразу же ощутили взаимное влечение. Разглядывали они друг друга с бесшабашным, страстным огоньком в глазах.

— Ты не пожалеешь о том, что решил поддержать меня, — сказала Марго.

— Я буду до конца дней рад возможности служить вашему величеству, — последовал ответ.

Марго нашла нового любовника. Вдвоем они будут противостоять Генриху, посмевшему в угоду своей любовнице бросить ее в тюрьму.

Марго не спустила бы этого никому на свете.

— Больше не называйте меня королевой Наваррской, — объявила она. — Я Маргарита Французская.

Пусть Генрих де Гиз поймет, что она, как всегда, готова действовать рука об руку с ним, ради Лиги и против ненавистного мужа.

ДЕЛА МАРГО

Во Франции разразилась война. Лига, внушавшая страх и ненависть французскому королю, поскольку он считал Генриха де Гиза злейшим врагом, потребовала отмены уступок гугенотам. Генрих III и королева-мать вынуждены были согласиться. Париж твердо стоял за Гиза, а король боялся задевать парижан.

Это привело к прямому конфликту с Генрихом Наваррским. Генриха вместе с кузеном, принцем Конде, папа римский отлучил от церкви. Отлучение нисколько бы их не смущало, если б оба не понимали, что в основе этого эдикта лежит вопрос о наследовании трона Франции. Генрих, воодушевляемый Коризандой, решил не отступаться от своих прав; никто не мог отрицать, что наследник трона — он. Однако, когда в Париже появился Гиз, народ, высыпав из домов, шумно приветствовал его.

И в эти восторженные крики вплетался еще один: «Единую веру для Франции! Долой еретиков!»

Были организованы процессии; на улицах совершались религиозные церемонии; даже жрицы любви набожно складывали руки и пели псалмы.

Затем началась война, прозванная «войной трех Генрихов» — Третьего, де Гиза и Наваррского.

Гиз командовал одной из армий; Генрих III, решив оказать честь своему любимчику Жуайезу, поставил его во главе той армии, которая отправлялась на юг против Генриха Наваррского.


Узнав, что против него идет Жуайез, Генрих рассмеялся.

— Этот красавчик! — воскликнул он. — Будь на его месте Гиз, перед нами оказался бы достойный противник. Но Жуайез! Французский король, должно быть, сошел с ума, раз поручил ему командование. Неужели он не понимает, что украшениям будуара не место на поле боя?

Коризанда упрашивала любимого быть посерьезнее. Сказала, что хоть и трепещет за него, но хочет, чтобы он вступил в бой и одержал победу. Пусть только не забывает, что она ждет его, и бережет свою жизнь.

Все свое состояние графиня де Грамон предложила на военные нужды.

— Видишь, что это за женщина, — сказал Генрих Обинье. — Она не просит даров. Наоборот, отдает мне все, что имеет. Королю нужны сыновья, поэтому я твердо намерен избавиться от супруги и жениться на Коризанде.

Обинье забеспокоился. Марго при всех своих недостатках все же сестра и дочь французских королей, а Коризанда, малознатная и притом вдова, не годится королю в жены. Надо добиться, чтобы Генрих это понял. Говорить ему бессмысленно, он в разгаре увлечения ею; правда, влюбленности короля редко затягиваются, но, с другой стороны, эта длится уже несколько лет и, похоже, не остывает.

— Ну? — спросил Генрих. — О чем задумался? Я говорю тебе, что хочу жениться на Коризанде, как только избавлюсь от Марго. А ты хмуришься, мой друг. Думаешь, неблагоразумно разводиться с дочерью короля ради женщины, в жилах которой нет королевской крови. Да ведь в прошлом принцы женились на женщинах менее знатных, чем сами, и бывали очень счастливы. Темпераментному человеку не стоит жениться на той, к кому он не испытывает страсти.

— Возможно, сир, — заговорил после долгого молчания Обинье, — что принцы, о которых вы говорите, прочно сидели на троне. Вы, к сожалению, нет. Мы постоянно воюем. Вы не только король Наварры, вы еще наследник французского трона и защитник церкви. На вас лежит громадная ответственность.

— Тем нужнее мне жена, которая будет помощницей, а не помехой. Когда эта война кончится, я женюсь на Коризанде.

— Сир, выслушаете вы мой совет?

— Я всегда прислушиваюсь к твоим советам, хотя зачастую не могу следовать им.

— Женитесь себе на графине де Грамон, если появится такая возможность, только спешить с этим не нужно. Вы оба молоды. Будете действовать осмотрительно, через два года ваше положение окрепнет. И если к тому времени желание взять ее в жены не пройдет — женитесь. Тогда я буду всецело на вашей стороне.

Генрих несколько секунд не произносил ни слова; потом крепко пожал руку человека, которому доверял больше, чем кому бы то ни было.

— Вот тебе моя рука. Но через два года я женюсь на Коризанде.


Генрих отправился к Конде, тот присоединился к нему для сражения с надвигающейся армией.

— Да, кузен, — сказал Генрих, — много воды утекло с тех пор, как моя мать представила нас гугенотам и пообещала, что мы будем их вождями.

Конде кивнул. За прошедшие годы он очень изменился. Жену, Марию Клевскую, у него отняли — сперва нынешний король Франции, а потом смерть. Он женился снова, на Шарлотте де Тремойль, и этот брак оказался не счастливее первого, ходили слухи, что Шарлотта готова обмануть мужа с любым приглянувшимся мужчиной и способна пригласить в постель даже слугу.

— Однако, — продолжал Генрих, — мы снова вместе, как хотелось бы моей матери, и на нас вновь движутся войска католиков. Кузен, ты выглядишь уныло. Боишься, наши враги одержат победу?

— Нет, лицом в грязь мы не ударим. Я думаю — хорошо б я не отрекался от веры, оставался… как хотела твоя мать.

— Чепуха. Мессу мы приняли ради сохранения жизни. Перестань сокрушаться. Нет смысла оглядываться. Никакие сожаления не изменят прошлого; но я верю, что будущее мы сможем устраивать по собственному желанию. Давай думать о нем. Будущее! Мы выиграем эту войну, и я через два года женюсь на Коризанде.

— Кузен, ты неуемный волокита. Можно подумать, будто ты еще не влюблялся, однако ручаюсь — тебе не вспомнить, сколько у твоей любовницы было предшественниц.

— Я же назад не оглядываюсь. Другие были… другими. Эту я буду любить до конца жизни. Можешь улыбаться, но это правда. Вот увидишь.

— Увидим, — отозвался Конде.


Ни разу еще Наваррский не рвался так в бой. Когда он садился в седло, Коризанда стояла рядом. Увидя в ее глазах любовь и гордость, Генрих решил быть достойным их. Война между католиками и протестантами длилась с перерывами двадцать пять лет, он устал от нее; и в тот миг решил, что постарается навсегда положить конец гражданской войне; что если взойдет когда-нибудь на французский трон, то поставит себе главной целью принести стране мир.

Генрих ехал впереди, с обеих сторон его сопровождали кузены: по одну — принц Конде, по другую — граф де Суассон, влюбленный в сестру Генриха, Екатерину, и мечтающий жениться на ней.

— У нас, — сказал Генрих, — борьба между домом Бурбонов с одной стороны, домами Валуа и Гизов, с другой. Поэтому я рад, что меня поддерживают родственники.

Возле Кутра, там, где две реки, Иль и Дронна, сливаются в Жиронду, Наваррский решил дать сражение.

И взволнованно обратился к солдатам.

— Друзья мои, — крикнул он, — я знаю, вы покроете себя доблестью, ни за что не уступите смазливому учителю танцев и его любимчикам. Победа будет за нами. Вижу это по тому, как вы рветесь в бой. Но не будем забывать, что участь наша в руках Всевышнего. Помолимся, дабы он помог нам.

И после этих слов запел псалом, голоса воинов твердо звучали в октябрьском воздухе: «Сей день сотворил Господь: возрадуемся и возвеселимся в оный!»

С верой в победу Генрих повел людей вперед. Жуайез не был трусом, но не был и ровней суровому беарнцу с его воинством. В разгар боя он погиб, и вскоре стало ясно, что победу одержал Наваррский.

Генрих ликовал. Это была крупнейшая победа гугенотов с начала гражданской войны. Он знал, что если мать видит его сейчас с неба, то довольна им. И простит ему сладострастие за победу, одержанную во имя Дела, как простила историю с Флереттой, когда хотела сделать его воином и мужчиной.

Врагов полегло три тысячи, гугенотов — двадцать пять человек. После этого французский король уже не станет превращать своих утонченных любимчиков в генералов.

У противника оказалось отбито двадцать девять знамен и флагов, Генриху очень хотелось сложить их к ногам Коризанды.

Когда принесли тело Жуайеза, он печально поглядел на него. Бедный красавчик — как изменился он после смерти!

— Похороните его достойно, — распорядился Генрих. — Не будем глумиться над мертвыми.


Друзья убеждали Генриха развивать успех, преследовать бегущую армию; но после одержанной победы он невольно думал, как обрадуется Коризанда вражеским знаменам и флагам.

Боевой пыл его улетучился. Генрих всегда считал, что лучше предаваться любви, чем войне.

— Возвращаемся в Наварру! — воскликнул он. И во главе армии-победительницы поехал к Коризанде.


Обинье сокрушался безрассудству своего повелителя. Поле боя не покидают ради любовницы. Генрих должен признать, что поступил неразумно, поскольку Гиз, не идущий с Жуайезом ни в какое сравнение, выиграл оттого, что он не развил успех и не закрепил победу.

Но Генрих был очень счастлив с Коризандой. И сомневался, что эта война могла иметь решающее значение. Он вспоминал те дни, когда мать его мужественно встала во главе войск. К чему привели те сражения и кровопролития? Когда придет время действовать, он будет готов; когда понадобится сражаться за корону Франции, он не уклонится от боя. Но король Франции пока жив и еще не старик.

Не вредно было в ходе этой войны отвести несколько дней на отдых, восстановить силы в обществе хорошеньких женщин вместе с друзьями. После этого они смогут сражаться еще лучше.

Конде Генриху пришлось уговаривать; Суассон не имел ничего против отдыха, ему так же хотелось оказаться в обществе принцессы Екатерины, как Генриху — Коризанды.

Бедняга Конде был лишен такого утешения. Шарлотта де Тремойль оказалась сущей потаскухой; поговаривали, что она влюбилась в одного из своих пажей, красавца гасконца, и забеременела от него.

Стараясь подбодрить кузена, Генрих настоял, чтобы они поиграли в теннис, а потом вместе поужинали. За ужином он видел Конде живым в последний раз.

Наутро в покои к нему пришел один из слуг принца, донельзя взволнованный, и сказал, что господин терпит сильные боли, зовет его величество; Генрих поспешил к ложу Конде, но тот был уже мертв.