Элизабет Лоуэлл - Неукрощенная

– Я бы хотела, чтобы этот талисман оказался у меня в руках прямо сейчас, – сказала Мэг наконец.

– Не стоит желать этого.

– Почему?

– Если он попадет к Доминику Ле Сабру или Дункану, по лугам Блэкторна польется кровь, а не талая вода.

У Мэг вырвался вздох печали.

– Боюсь, ты права. Мой бедный народ. Когда по земле идет война, дворяне могут победить или потерпеть поражение, а простой народ всегда в проигрыше.

– Да, – прошептала Старая Гвин. – Всегда.

– Почему люди не могут понять, что эту землю надо лечить, а не причинять ей боль? – спросила Мэг.

– Они ведь не Глендруиды и не могут понять пути воды и дерева, растущего на земле. Им известны только пути огня.

– План лорда Джона превратит замок Блэкторн в руины и разорит всю округу, – сказала Мэг. – Если мы этой весной засеем поля кровью, а не семенами, те, кто уцелеет, останутся в живых только для того, чтобы умереть с голоду будущей зимой.

– Да. Если король Генрих не убьет их до этого. Если Джон осуществит свой план, король и великие бароны камня на камне не оставят от Блэкторна.

Мэг закрыла глаза.

У нее оставалось так мало времени до завтрашнего утра, чтобы найти способ спасти землю и людей, которых она любила более всего в своей жизни..

– Что же ты предпримешь, Мэг?

Она уставилась на Старую Гвин, желая знать, не может ли та прочесть даже ее мысли.

– Ты предупредишь норманнского лорда? – поинтересовалась Гвин.

– Зачем? Будет лучше – и быстрее – отравить Дункана. Я не смогу увидеть его повешенным. Или еще хуже. Нет. Я не могу. – Мэг тяжело вздохнула и продолжила:

– В любом случае смерть Дункана ничего не меняет. Его люди из мести перережут норманнов, и Блэкторну все равно придет конец.

Старая Гвин кивнула:

– Ты истинная дочь своей матери, Маргарет. Сильная и добрая одновременно. Что же ты сделаешь? Убежишь в лес и спрячешься там?

– Как ты догадалась?

– Это то, что сделала твоя мать. Но это неосуществимо. Дункан так же умен и силен, как и ты…

– Что ты имеешь в виду? – полюбопытствовала Мэг.

– Он оставил в сторожке привратника одного из своих людей. Ты пленница, а замок – твоя тюрьма.

Доминик смотрел на своего брата, входившего в просторную комнату, где оруженосец обычно помогал лорду одеваться. На нем был только плащ для тепла, а лицо хранило следы недавней схватки с бритвой – Доминик дважды порезался. Его волосы были аккуратно подстрижены, чтобы не выбивались из-под шлема, и борода исчезла. От этого он выглядел еще более грозным. Борода хоть немного смягчала резкую линию подбородка.

– Все приготовления закончены? – спросил он, вытирая лицо.

– Часовня готова, – ответил Саймон, – ваши рыцари предстанут вместе с вами перед Богом и перед саксонским сбродом, вооруженные люди присматривают за женщинами и вассалами.

– А что моя невеста? – поинтересовался Доминик. – Кто-нибудь видел ее?

– Ни один смертный. Ее служанка бегает повсюду, как курица, крича на прачку, что одежда еще сырая, на швею за плохо пришитую кайму или на сапожника за то, что туфли слишком грубы для дворянских ног.

Доминик хмыкнул и начал растирать полотенцем свое могучее тело.

– Какие приготовления! Похоже на то, что мне не придется вытаскивать леди Маргарет из ее комнаты, – сказал он.

– Надеюсь, леди будет одета достаточно пышно.

– Какая разница. Я женюсь не на ее платье.

– Да, но невеста должна быть одета лучше всех на собственной свадьбе, разве не так?

Доминик приподнял бровь, в молчаливом недоумении глядя на брата.

– Мари собирается надеть платье из алого шелка, – продолжал Саймон лукаво, – а на голове будет золотой венец с чудными рубинами. И то и другое – твои подарки.

– Если леди Маргарет хочет носить такие же безделушки, ей следует быть более приветливой со своим будущим мужем, – вздохнув, произнес Доминик. Он с силой швырнул полотенце на стол. – Гораздо более приветливой.

Саймон рассмеялся.

– Может быть, тебе послать ее на выучку к Мари?

Доминик ничего не ответил на слова брата. Он обратился к Джеймсону.

– Нет, – сказал он оруженосцу, – мне нужен другой наряд. Дай то, что я надеваю перед битвой.

Оруженосец выглядел удивленным.

– Перед битвой?

– Кольчугу, – приказал Доминик нетерпеливо.

Выражение его лица заставило оруженосца заметаться. Мальчик поспешно достал из сундука кожаную одежду и подал лорду. За ней последовали латы, металлические пластинки которых защищали голени Доминика от ударов во время боя.

Движением головы Доминик дал понять, что они не нужны. С чувством облегчения Джеймсон вернулся к сундуку за кольчугой. Несмотря на то что на ней спереди и сзади были разрезы, чтобы она не мешала во время верховой езды, все равно кольчуга была достаточно тяжелой.

– Бог мой! – пробормотал Саймон, увидев, как оруженосец Доминика несет гибкую металлическую рубашку. – Я и не знал, что жених должен идти к алтарю в кольчуге.

– Может быть, я ввожу новый обычай.

– Или хоронишь старый? – спросил Саймон вкрадчиво.

Улыбка Доминика сверкнула, словно меч, вынутый из ножен.

– Увидишь, что и ты последуешь моему примеру, брат.

– В спальню ты тоже отправишься в кольчуге?

– Когда приручаешь молодого сокола, осторожность не помешает.

Саймона такое сравнение очень развеселило.

– Леди Маргарет не похожа на желторотого птенца, впервые вылетевшего из гнезда, – возразил он. – Она только на пять лет моложе тебя.

Доминик легким движением накинул кольчугу, что ясно говорило о многих годах военной жизни. Тяжелый капюшон лег на его плечи сверкающими скользящими складками.

– Свен не слышал ничего, что намекало бы на то, что леди Маргарет так опасна, – проговорил Саймон. – Скорее наоборот, вассалы очень любят ее за доброту.

– Соколы всегда добры к своим.

– Ваш шлем, сэр, – учтиво произнес мальчик.

– Я думаю, он не нужен, – медленно ответил Доминик. – Капюшон кольчуги – достаточная защита.

– Джон будет присутствовать на церемонии? – спросил Саймон.

– Я что-то слышал о том, что в церкви собираются поставить ложе для него, – сказал Доминик равнодушно.

– Ваш меч, сэр. – Джеймсон едва удерживал меч двумя руками.

На лице оруженосца светилась надежда, что его господин откажется от оружия, как он отказался от лат и шлема. Но его ждало разочарование. Быстрым движением Доминик пристегнул меч. Его неумолимая тяжесть с левой стороны была так же привычна для Доминика, как тьма привычна ночи.

– Плащ, – приказал он.

Джеймсон без промедления возник перед Домиником с богато украшенным камчатым плащом. Драгоценные камни и жемчуг сверкали и переливались, ткань ложилась роскошными складками. Это был подарок султана рыцарю, который защитил его пятерых жен от поругания, удержав своих людей, собиравшихся развлечься после боя.

– Этот не годится, – отверг его Доминик. – Подай черный плащ. Он будет выглядеть более естественно поверх кольчуги и меча.

Вздохнув, Джеймсон поменял чудесную накидку на черный шерстяной тяжелый плащ. По каким-то причинам он был Доминику так же дорог, как и подарок султана. Он нежно погладил широкую кайму из соболя, пойманного в далеких землях.

Доминик ловко перекинул плащ через плечо. Шерсть и мех облегали его фигуру, скрывая все, кроме случайного проблеска кольчуги или меча. Джеймсон закрепил плащ простой железной застежкой, которую Доминик носил во время битвы.

Окинув брата оценивающим взглядом, Саймон покачал головой; на его лице была смесь веселья и сожаления. Даже обнаженный, Доминик выглядел грозно; одетый подобным образом, он казался прямым предупреждением своим подданным, что прибыл новый хозяин, которому придется безропотно подчиниться.

– Девица упадет в обморок от страха при виде тебя, – заметил Саймон.

– Это было бы освежающей переменой в наших отношениях, – пробормотал Доминик.

Но так тихо, чтобы его не услышали. Он ничего не говорил о своей стычке с леди из замка, одетой как простолюдинка. Легкость, с какой она перехитрила его, все еще болезненно ранила его гордость.

Звон колоколов из церкви разносился окрест, напоминая жителям замка Блэкторн о том, что пора собираться на свадебное торжество. Еще до того как отзвучал последний удар колокола, Доминик покинул свою комнату и оседлал боевого коня.

Невеста же не спешила к началу церемонии.

– Эдит, что, все ястребы уже слетелись на добычу?

Несмотря на жестокий смысл слов, голос Мэг был спокоен и мягок. Впервые она была рада болтовне и суете своей служанки: это отвлекало Мэг оттого, что ожидало ее впереди.

"Дункан, я не могу стать поводом для войны, не могу видеть разорения своих людей. Пойми это.

И прости меня".

– Вы слышите звон, – сказала Эдит, – уже пора. Торопитесь, госпожа.

Мэг взглянула на водяные часы своей матери. Плоская серебряная чаша на черной мраморной подставке передавалась от матери к дочери бесчисленное количество раз. Вместе с чашей передавались и знания о том, как использовать ее для определения точного времени при приготовлении лекарств.

Мэг казалось, что всего несколько минут назад она доверху наполнила чашу, вода подступала к самому краю и сверкала, как хрусталь. И вот вытекла почти наполовину.

– Еще не пора, – возразила Мэг. – Еще много воды, видишь?

– Опять вы со своими штуковинами. – Эдит покачала головой. – Гораздо проще определять время по звону колоколов.

Словно подтверждая слова служанки, колокола зазвонили снова. Мэг склонила голову и прикоснулась к серебряному кресту на груди.

– Миледи?

Эдит выжидающе смотрела на Мэг. В руках у служанки блестело необычное серебряное платье, которое Старая Гвин извлекла на свет в тот день, когда король решил, что леди Маргарет из Блэкторна выйдет замуж за Доминика Ле Сабра. Оно было далеко не новым. Леди Анна выходила замуж в этом платье, и мать леди Анны тоже. Но время не оставило на нем своих следов, и платье сверкало, будто было соткано из лунного света.

Мэг посмотрела на платье. Отдавая его, Старая Гвин сказала: «Может быть, ты дашь жизнь сыну».

Мэг вспоминала обо всех, носивших его, – бесконечной цепочке женщин, в которой она была только звеном, – и думала, надеялась ли каждая новобрачная, что даст жизнь сыну Глендруидов.

«Великий Боже, даруй нам мир».

– Леди Маргарет, мы должна поторопиться.

Мэг неохотно оторвалась от созерцания падающей воды.

– Священник всегда опаздывает, – произнесла она рассеянно. – Он одевается дольше, чем иная невеста.

– Уж дольше, чем вы, это точно! У вас не остается на это и пяти минут!

– Доминик Ле Сабр женится на замке Блэкторн, а не на мне. Поэтому он сказал бы «да», даже если бы я пришла, одевшись в дерюгу и посыпав голову пеплом.

– Все равно вы должны быть красивее, чем норманны.

Мысли Мэг текли, как вода, падавшая из блеска серебряной чаши в темноту нижнего сосуда с той же неотвратимостью, с которой замок Блэкторн шел по пути войны.

– Что? – переспросила она.

– Чем красотка Мари Иерусалимская, – пробормотала Эдит, – так прозвали ее слуги. Мужчина не может оторвать от нее глаз, будь то норманн или шотландец.

– Если мужчины подобны воронам, которые любят все, что блестит, пусть довольствуются красотками Мари.

– Они псы, а не вороны, – проговорила Эдит резко. – Белозубые улыбки, подмигивания, свежее дыхание, вовремя приподнятая юбка… они преследуют ее, как псы сучку во время течки. И Дункан впереди всей своры.

По этой гневной тираде Мэг поняла, какую власть над Эдит имеют обольстительные глаза Дункана.

– Это к лучшему, – сказала Мэг, коснувшись руки Эдит. – Твой отец был благородного происхождения. И муж тоже. Ты заслуживаешь большего, чем быть любовницей Дункана.

На лице Эдит появилась кислая гримаса, ясно дававшая понять, что она не согласна с Мэг. Быстрым сильным движением она встряхнула серебряные одежды.

– Если бы не амбиции Дункана, я могла бы стать его женой, – продолжила Эдит обиженно. – Но ему нужны только земли, а у меня нет ни богатства, ни поместья, чтобы отдать ему. Замуж я могу выйти только за бедняка. Тьфу! Лучше уж быть любовницей богатого человека!

– Лучше всего быть соколом, не зависящим ни от мужчин, ни от богатства, – прошептала Мэг.

– Вам легко говорить, – возразила Эдит. – Вон там, в церкви, вас ждет рыцарь, чей сундук с золотом втрое тяжелее вас вместе с платьем и накидкой. Еще до вечерних колоколов вы станете одной из самых богатых жен во всей Англии.

– Это первые добрые слова о Доминике Ле Сабре, которые я слышу от тебя.

– Если уж норманнская свинья, то по крайней мере богатая. Тогда будет чем заплатить священникам за ту ложь, которую они произнесут над его трупом!

Ненависть в голосе Эдит заставила Мэг вздрогнуть. Девушка знала ее причину: норманны убили мужа, отца и братьев Эдит и отняли ее имущество.