— Так вы тогда и должны были поговорить со мной!

— Зачем? — сухо спросил Дегре. — Вспомните же! Вы собирались пожинать плоды сверхчеловеческих усилий. Вы ведь не жалели ни трудов, ни решительности, не брезговали самым низким шантажом, пожертвовали даже своей добродетелью. Вы бросили все на борьбу за удовлетворение своего честолюбия. И преуспели! Вас ожидал триумф. А если бы я рассказал тогда вам об этом, вы ведь все разрушили бы, все бросили… ради химеры…

Она твердила свое:

— Вы должны были поговорить со мной. Подумайте, какой страшный грех вы заставили меня совершить — выйти замуж за другого, когда мой муж был еще жив!

Дегре пожал плечами.

— Жив?.. Но весьма вероятно, что он и был тем утопленником из Гассикура. Погиб ли он на костре или в воде, что это меняло для вас?

— Нет, нет, это невозможно! — воскликнула она, вскакивая на ноги.

Дегре продолжал настойчиво и безжалостно:

— Что бы вы сделали, если бы я тогда поговорил с вами? Бросили бы на ветер все: свою судьбу и судьбу своих детей. Умчались бы, как безумная, в поисках тени, призрака, как хотите это сделать сейчас. Признайтесь же, — в его голосе послышалась угроза, — что у вас теперь это в голове: уехать искать мужа, исчезнувшего десять или одиннадцать лет тому назад!

Он поднялся и шагнул к ней.

— Куда? Как? И зачем?

При последнем слове она подскочила:

— Зачем? Полицейский смерил ее своим особым взглядом, проникавшим, казалось, до самой глубины души, — Он был властителем Тулузы… У Тулузы больше нет своего владыки. Он правил в своем дворце… Дворца больше нет. Он был самым богатым феодалом во всем французском королевстве. Его богатства — конфискованы… Он был всемирно известным ученым… Теперь его никто не знает, да и где бы он мог заниматься своей наукой?.. Что осталось из того, что вы любили в нем?..

— Дегре, вы не способны понять любовь, которую внушает такой человек.

— Ладно, я понимаю, что он умел окружать себя чарами, неотразимыми для женского сердца. Но раз все эти искусительные чары исчезли?..

— Дегре, не заставляйте меня думать, что у вас так мало опыта. Вы же ничего не понимаете в том, как любят женщины.

— Немного понимаю в том, как любите вы. Он положил ей руки на плечи, повернув так, чтобы она увидела себя в высоком овальном зеркале, окаймленном резной золоченой рамой.

— Десять прожитых лет оставили свой след на вас, на вашей коже, в ваших глазах, в вашей душе, на вашем теле. И какие это были годы! Скольким любовникам вы отдавались…

Щеки ее запылали, но она вырвалась, по-прежнему дерзко глядя на него.

— Да, я знаю. Но все это не имеет отношения к любви, которую я питаю к нему… которую буду питать вечно. Говоря между нами, господин Дегре, что бы вы подумали о женщине, получившей в дар от природы некоторые способности и не использовавшей их хотя бы частично, чтобы выпутаться из беды, когда осталась одна, всеми брошенная, в последней крайности и нужде? Вы бы назвали ее идиоткой и были бы правы. Пусть я кажусь вам циничной, но и сейчас я, не колеблясь, воспользовалась бы своей властью над мужчинами, чтобы добиться цели. А мужчины, все мужчины, которых я знала после него, что они представляли для меня? Ничто.

Она гневно взглянула на него.

— Ничто, понимаете? И теперь я испытываю ко всем им что-то вроде ненависти. Ко всем им.

Дегре задумчиво разглядывал свои ногти.

— Я не так уж убежден в вашем цинизме. — Он глубоко вздохнул. — Мне помнится один маленький поэт-замарашка… Ну, а к прекрасному маркизу Филиппу дю Плесси разве вы не испытывали никакой нежности, никакого живого чувства? Oнa просто встряхнула тяжелой копной своих волос.

— Ах, Дегре, вам не понять. Мне надо было ошибаться, учиться жить, делать попытки… Женщине так нужно любить и бкть любимой… Но память о нем не оставляет меня, это вечно колющая боль.

Она вытянула вперед руку и посмотрела на нее.

— Тогда, в Тулузском соборе, он надел мне на палец золотое кольцо. Это, пожалуй, единственное, что осталось между нами, но разве эта связь не сохраняет силу? Я его жена, и он мой супруг. Я всегда буду принадлежать ему, и он всегда будет принадлежать мне. Вот почему я отправлюсь искать его… Земля велика, но если есть на земле место, где он живет, я отыщу его, даже если быт пришлось всю жизнь потратить на поиски… Хоть сто лет!..

Тут голос ее прервался, потому что она представила себя состарившейся и отчаявшейся странницей на пыльной и жаркой дороге.

Дегре подошел и обнял ее.

— Ну-ну, моя маленькая, я говорил с вами довольно свирепо, но вы, можно сказать, отплатили мне той же монетой.

Он сжал ее так, что она вскрикнула, а затем опять уселся в сторонке и с озабоченным видом задымил трубкой. Через минуту он произнес:

— Ладно! Раз уж вы решились совершать глупости, испортить свою жизнь, лишиться состояния, а может быть, и самой жизни, и никому не остановить вас, так что же вы собираетесь делать?

— Я не знаю, — ответила Анжелика и задумчиво проговорила:

— Может быть, надо отыскать этого Калистера, бывшего лейтенанта мушкетеров? Только он, если помнит что-то, может избавить нас от сомнений относительно утопленника из Гассикура.

— Это уже сделано, — лаконично ответил Дегре. — Я нашел этого бывшего офицера. Он признался в конце концов, что утопленник пришелся очень кстати, чтобы можно было выпутаться из скверной ситуации и что у этого утопленника было очень мало общего с бежавшим узником.

— Да, конечно, — проговорила Анжелика, загораясь надеждой. — Значит, надежнее будет другой след — тот прокаженный нищий?..

— Кто знает?

— Надо поехать в Понтуаз и расспросить монахов этой маленькой обители, где он появлялся.

— Уже сделано.

— Как же?

— Если все рассказывать… Я воспользовался случаем — там, в тех местах, следовало произвести допрос, и заехал в этот монастырь, чтобы потрясти их колокола.

— О, Дегре, вы поразительный человек!

— Сидите на месте, — хмуро отозвался он. — Ничего особенного я там не узнал. Аббат рассказал мне почти то же, что мушкетерам, которые расспрашивали его. Но один старенький монах, занимающийся лечением братии, которого я нашел в саду, среди лекарственных растений, вспомнил важную подробность. Охваченный жалостью к несчастному, он хотел смазать бальзамом его язвы и вошел в сарай, где изнуренный бродяга то ли спал, то ли прощался с жизнью. «Это был не прокаженный, — сказал монах. — Я поднял тряпку, которой было закрыто его лицо. На нем не было язв, оно было все в глубоких шрамах».

— Значит, это был он! Не правда ли, это был он? Но почему он оказался в Понтуазе? Неужели он хотел вернуться в Париж? Какое безумие!

— Безумие, которое такой человек, как он, мог совершить ради такой женщины, как вы.

— Но у ворот города следы его теряются. — Анжелика в лихорадочной спешке бросилась перелистывать бумаги. — Говорят все же, что его видели в Париже.

— Это мне кажется невероятным! Он же не мог туда пробраться. Ведь после его бегства были отданы строжайшие приказы о наблюдении за всеми входами в город. Потом обнаружение утопленника в Гассикуре и отчет Арно де Каллистера положили конец тревогам. Дело закрыли. Для очистки совести я еще порылся в архивах. Ничего, сюда относящегося, нигде не обнаружилось.

Тяжелая тишина легла между ними.

— Это все, что вам известно, Дегре?

Полицейский прошелся несколько раз по комнате прежде чем ответить:

— Нет! — Он прикусил трубку и пробормотал сквозь зубы:

— Известно…

— Что же? Скажите!

— Ну, ладно. Вот что: года три назад или чуть больше пришел ко мне один человек, священник, с глазами цвета расплавленного свинца на лице цвета церковной свечки, один из тех, кто сам едва дышит, но стремится спасти весь мир. Он хотел знать, тот ли я Дегре, который в 1661 году был назначен адвокатом на процессе графа Пейрака. Он тщетно разыскивал меня среди моих коллег во Дворце правосудия и с большим трудом узнал под мрачным обликом полицейского. Удостоверившись, что я действительно бывший адвокат Дегре, он назвал свое имя. Это был отец Антуан из ордена, созданного Венсанном де Полем. Он был тюремным священником и в этом звании провожал графа де Пейрака на костер.

В памяти Анжелики всплыл силуэт маленького священника, сидевшего, словно окоченевший кузнечик, возле углей костра.

— После множества оговорок он спросил, не знаю ли я, что стало с женой графа де Пейрака. Я отвечал, что знаю, но хотел бы прежде узнать, кто интересуется ею, женщиной, чье имя все уже забыли. Он очень смутился и сказал, что часто думал об этой несчастной, всеми покинутой женщине, молился за нее и желал бы, чтобы судьба стала к ней милосерднее. Что-то в его объяснениях звучало фальшиво. Люди моей профессии умеют различать нюансы. Однако я рассказал ему все, что знал.

— Что вы ему сказали, Дегре?

— Правду: что вы ухитрились выбраться из всех бед, вышли замуж за маркиза дю Плесси-Белльера и входите в число самых заметных и вызывающих зависть красавиц королевского двора. Как ни странно, эти новости его не обрадовали, а напротив, как будто неприятно поразили. Может быть, он испугался за вашу душу — что ее достигнет вечное проклятие, — потому что я намекнул, что вы скоро можете занять место госпожи де Монтеспан.

— О, Боже! Зачем вы это сказали ему?.. Вы просто чудовище, Дегре! — вскричала в отчаянии Анжелика.

— Но ведь дело именно так и обстояло. Ваш второй муж был тогда жив, а успех, которым вы пользовались при дворе, перевернул всю светскую хронику. Он еще спросил, что сталось с вашими сыновьями. Я сказал, что оба они здоровы и тоже чувствуют себя очень хорошо при дворе, в доме дофина. Потом, когда он собирался уходить, я спросил его, уже без обиняков: «Вы хорошо помните, наверно, эту казнь. Ведь не часто устраивают такие штуки?» Он испугался: «Что вы хотите сказать?» — «Что осужденный в последнюю минуту, так сказать, отвешивает прощальный поклон, а вы благословляете безвестный труп. Вас эта подмена, должно быть, сильно поразила?» — «Должен признаться, что в ту минуту я ее не заметил…» Я придвинулся к нему так близко, что чуть носом не задел, и спросил: «А когда же вы это заметили, святой отец?» Он стал белее своего воротника и, чтобы собраться с мыслями, пробормотал: «Я ничего не понимаю в ваших намеках». — «Да нет, понимаете. Вы знаете так же хорошо, как и я, что граф де Пейрак не погиб на костре. А больше никто теперь об этом не знает. Вам ведь не заплатили, чтобы вы хранили молчание. Вы в заговоре не участвовали. Однако вы знаете. Кто же сказал вам?..». Он продолжал делать вид, что ничего не знает, и так и ушел.

— И вы позволили ему уйти, Дегре?.. Вы не должны были отпускать его!.. Надо было заставить его говорить, пригрозить, вынудить его признаться, кто ему сказал и кто его прислал. Кто же?.. Кто?..

— И что бы от этого изменилось? Ведь вы же все равно были мадам дю Плесси-Белльер, не так ли?

Анжелика схватилась руками за голову. Дегре не рассказал бы ей об этом случае, если бы не считал его важным. Дегре предполагал то же, что и она. Что странное поведение тюремного священника, может быть, объяснялось поручением, полученным от первого мужа Анжелики. Откуда же он отправил своего гонца? Как он с ним встретился и сблизился?

— Надо отыскать этого священника. Это не должно быть трудно. Я помню, что он принадлежал к ордену…

Дегре улыбнулся.

— Из вас вышел бы хороший полицейский. Но я избавлю вас от лишних хлопот. Зовут этого священника отец Антуан. В Париже он уже давно не живет. Последние несколько лет он находится в Марселе, при каторжниках.

Анжелика просияла. Наконец она знала, куда ехать. Прежде всего она поедет в Марсель повидать этого отца Антуана. Найти его будет нетрудно. И разумеется, в конце концов, священник назовет ей имя таинственного лица, пославшего его к Дегре, чтобы осведомиться о судьбе мадам де Пейрак. Может быть, он даже знает, в каком месте находится этот неизвестный?.. Она замечталась, глаза ее светились, она закусила верхнюю губу.

Дегре иронически посматривал на нее.

— При условии, что вам будет разрешено выехать из Парижа, — завершил он тираду, которую легко можно было прочитать на ее оживленном лице.

— Дегре, неужели вы помешаете мне уехать?

— Милое дитя, мне приказано помешать вам. Разве вы не знаете, что, взявшись за дело, я держусь за него всеми зубами, как собака, хватающая преступника за одежду. Я готов предоставить вам все интересующие вас сведения, но не надейтесь, что я предоставлю вам ключ от дверей на волю.

Анжелика с отчаянной мольбой в глазах быстро повернулась к полицейскому.

— Дегре! Друг мой Дегре!

Полицейский чиновник не изменил каменного выражения своего лица.

— Я поручился за вас перед королем. Такие обязательства не берутся назад, поверьте мне.

— А вы говорите, что вы мне друг!

— В той мере, в какой я могу соблюдать приказы Его величества. Разочарование, обманутые надежды жгли Анжелику. Она ненавидела Дегре, как и прежде. Она знала, что в своей работе он упрям и скрупулезен и сумеет оградить ее непреодолимой стеной. Сыщик, ищейка, в конце концов он всегда ухитряется поймать того, за кем гонится. Тюремщик, он умеет держать в узах тех, кого поймал. От него не убежишь.